Питерский писатель Валерий Попов из поколения шестидесятников. Он автор книг «Жизнь удалась», «Чернильный ангел», «Грибники ходят с ножами», лауреат литературных премий, возглавлял питерский Пен-клуб. В первом номере «Нового мира» за этот год вышла его повесть «Очаровательное захолустье», готовятся к изданию сразу три книги. Подоспел и еще один повод для разговора сообщение, что писателям отдадут дворец Белосельских-Белозерских, и это объединит два нынешних враждующих союза Российский и Петербургский.
«Мутная поляна» Валерий, на ваш взгляд, нужно писателям объединяться? По экономическим, хозяйственным, организационным критериям надо. Чтобы не распылять блага. А они еще остались? Да, например ветхие дачи Литфонда в Комарово. Я живу в «будке» Ахматовой, так она называла домик, где теснилась. Сейчас нас там десять человек, и счастливы. Насчет дворца Белосельских-Белозерских хорошо бы его получить, потому что у писателей не осталось в городе насиженных теплых мест. Только нужно обязательно, чтоб там был ресторан. И хорошо бы без материальной ответственности и не платить за электричество, потому что очень дорого. Если слухи о дворце подтвердятся, то воспрянут писатели. И напишут еще по книжке. Пока все попытки объединиться остались безуспешными. Да, вот недавно были чтения памяти Виктора Голявкина, развернулась крупная битва между двумя союзами. Делили Голявкина, но он шарик такой не разделишь и ни в какую лунку не закатишь. Обращается ли власть к писателям за чем-либо? Дает премию администрации. Мы представляем список кандидатов, но они часто перечеркивают, меня вот почему-то вычеркнули. Я заметил: когда дают премии от начальства, со мной всегда так, а вот когда тайным голосованием премии «Золотой Остап», «Пальмира» получаю. Выскажу, может быть, крамольную мысль: в советское время писатели, их союз играли большую роль в жизни города, чем теперь. Советское время было благоприятно для литературной жизни. У меня есть байки такие, называются «Мутная поляна», в отличие от «Ясной» про нашу литературную жизнь. К примеру такая бывший руководитель союза, которого мы свергли, сказал: «Вы так гулять, как мы, не будете! Вот я вспоминаю Дни Ленинграда в Казахстане: просыпаюсь в юрте, пиджак с орденами на месте, а брюк нет. Бегаю, ищу, а там уже бибикает первый секретарь обкома. Все перерыл нет брюк, открываю холодильник лежат, аккуратно сложенные. А секретарь все ждет. Вот как нас уважали». Жизнь была полна легендами. Были свои герои, пьяницы, правдолюбцы все так и ждали, вот сейчас он врежет! Такое амплуа тоже ценилось, даже начальством.
Меньше свободы стало? Есть ли приток молодых в питерскую литературу? Сейчас молодежь идет своим путем, по-моему, она пытается создать свою республику, где нет стариков. Существует издательство «Амфора», там очень умелые имиджмейкеры Крусанов, Назаров. Они безапелляционно пишут, мол не о чем говорить, есть мы, и все! У них много сторонников, которые считают, что новое наконец-то победило. Хотя мне это кажется компьютерной литературой или какой-то подвальной: все сидят, курят марихуану, все глубоко несчастны, все запрограммировано. Такого вот озорства, удали, которые ждать бы от молодежи, сквозняка и свежего ветра, которые были в 60-е, я не ощущаю. Может, свободы меньше стало? Все сидят в своих ячейках. Бывают у вас встречи с читателями? Нет. Только в Нью-Йорке, вот там я встретил читателей в полном составе. Все интеллигентные люди, все друзья молодости там сидят в Русском центре. У меня отношения с читателями везде одинаковые, что в Нью-Йорке, что в Выборге обычно человек двадцать это люди, которые пришли просто так, культурно пообщаться. Человек пять меня читали, человека два фанатики, знают наизусть. В нью-йоркском зале обратил внимание на двух молодых людей, таких красавцев, гладких, явно преуспевающих. Ну, думаю, эти забрели просто так, сейчас уйдут. Высидели до конца, потом подходят: «Когда мы уезжали из Харькова, взяли только ваши книги».
На льдинах Насколько трудно сейчас напечатать книгу? С издательствами, на мой взгляд, в Питере очень плохо. Есть два лагеря, две льдины, между которыми все большая пропасть: интеллектуальная литература и рыночная. Уж интеллектуальная проза такая, что не дай бог, чтобы там было что-то интересное, они даже не рассказы, а «тексты» печатают. А рыночная такая, что не дай бог, чтобы что-то серьезное. Хотя там тоже есть кумиры, вот Вересов появился, мастер романа. Если есть болотце, тепло и вода, то жизнь заведется обязательно. В Москве издательства более разнообразные. Там вы и печатаетесь? Да, в издательстве «Вагриус», а попал в него, перепрыгнув от социализма к капитализму. Был такой момент, когда мне книжку вернули из нового, коммерческого издательства со словами мало секса. Я обиделся. Всегда было много, а тут мало стало, докатился. Иду по Невскому, встречаю Александра Кабакова, рассказываю, он говорит: «Ну давай я в Москве закину в одно издательство, там вроде умные ребята, понимают в сексе и вообще во всем». Дал их телефон, но я никак не мог дозвониться. А у меня такое восприятие: раз не берут трубку или занято, значит ненавидят. Потом я в Москву приехал на 80-летие мамы. Напился, помню тяжелое утро, на доме напротив красный флаг почему-то висит. Ну, думаю, все пропало. Звоню в издательство, и вдруг свежий голос с радостью: «Это вы! Мы вашу книгу разделили по частям и все читаем. Приезжайте в Москву». «А я уже здесь». «Да?.. Я через полчаса уезжаю в Париж, буду только через месяц». «А где вы находитесь?» Оказалось, это в соседнем доме. Когда я вбежал, он удивился: «Вы же только что в трубке были». Жизнь всегда дарит подарки. И расстановка читательских сил сейчас сместилась оказалось, что более-менее серьезная литература гораздо лучше идет, чем облегченная. Феномен нашего читателя, который оказался не так глуп.
Писатели в инкубаторе Можно ли прожить на гонорары? Литература не даст пропасть. У меня как-то был случай: сидел без копейки, вдруг звонок в дверь, человек бросает на пол мешок картошки, зло так говорит: «Я тебя еле разыскал!» и убегает. Кто такой, до сих пор не знаю. В одном рассказе у меня написано, как слон в хоботе протянул писателю сто долларов. Среди писателей голодных смертей не припомню. Причем активно работающих не так много, это и в советское время было так, хотя в профессиональном союзе не одна сотня. Жизнь питерского писателя отличается от жизни московского? В Москве появились писатели, которые существуют очень хорошо, потому что они в инкубаторах вырастают, сразу как-то замыкаются друг на друга и начинают премии друг другу давать. Им жизнь изучать не надо, потому что если уедешь куда-нибудь в деревню на неделю, от компьютера и телефона, тут же все потеряешь. Есть, к примеру, инкубатор писателей-фантастов, тут и питерские участвуют. Мне их жалко, потому что писателю нужно куда-то проваливаться время от времени. Мне повезло, что стал в общем вагоне ездить. От бедности? Да, и хорошо, что стал беднее, что нет такой защитной скорлупы, значит, правильно Бог ведет. В купе обычно едут солидные люди, побеседовали и спать. А в общем вагоне такая бурлит заваруха! Помню, сели два курсанта в пятнистой форме, ну, думаю, сейчас будет дебош всю ночь, драка, шум. Но вместо этого пошел у них какой-то интеллигентнейший иронический разговор. Я не мог заснуть, все прислушивался, а под мат, наверное, заснул бы. Вы черпаете в таких поездках сюжеты? У меня есть рассказ «Как я был богом», это родилось из конкретного случая. Однажды позвонили из «Плейбоя»: «Мы вас очень любим, напишите нам рассказ». «Но у вас же специфический журнал». «Нет, секс нам надоел, как фрезеровщику стружка. Что-нибудь другое». А мне как раз нужно было в поездку. И случилось у меня недоразумение с билетом, проводником, омоновцами и красивой девушкой. Я оказался пострадавшим, зато из всего этого рассказ для «Плейбоя» сочинил, невиданный гонорар получил 600 долларов. Проигрыш обернулся выигрышем, вот это суть литературы. И все-таки, поэт в России больше чем поэт? Больше. У меня был случай, когда еще в старом Доме писателей пришел я с товарищем московским в ресторан, а он закрыт на спецмероприятие. К нам повадились ходить выпивать из Большого дома, банкеты все заказывали. Мне администраторша машет, мол, уходи. Я вспылил, разбил стекло в двери, окровавленной рукой ухватил какого-то чекиста. Приехала милиция, меня отвезли в отделение. Так что и я боролся с режимом. А приходится бороться с ленью, заставлять себя писать? Не заставляю, писать это главное удовольствие дня, ты правишь миром, героями, что же может быть приятнее? Жизнь держит меня в хорошей форме, не очень топчет, не очень возносит. А если щелкает, значит любит. Я вот в Лавку писателя вбегаю, а там, где мои книжки должны быть, пусто: «Уже продали?» «Еще не завезли». А в других действительно продали. У продавцов я подслушал такое определение успеха у читателя: «Попов пошел, но не побежал». Это мне нравится.
|