Питерский трэш-поэт, художник, автор методики «Идеальная грамотность» Наташа Романова не привыкла скрывать неприглядную правду за вежливыми эвфемизмами – её меткие, обладающие потенциалом атомной бомбы стихи нацелены на самые болевые точки. О предназначении поэта и рациональном подходе к творчеству Наташа рассказала в интервью Eclectic.
Наташа, как вы считаете, можно ли дать характеристику интеллекта писателя? Поэты – это глубокие мыслители или эмоциональные, с тонкой душевной организацией, невротики?
Я считаю, автору незачем выражать эмоции в произведении. Литературный текст, построенный на эмоциях, незрел и непрофессионален. Невротики с «тонкой душевной организацией» неприятны не только в литературе, но и в жизни вообще. Неуравновешенный псих лишен возможности осмысленно работать и подчинять текст своей воле. Утверждать, что искусство не должно быть «от головы», – то же самое, что считать, будто искусство должны делать исключительно больные на голову дураки. А вот графомания – это как раз-таки признак психоэмоциональной ущербности, она сродни расторможенности речевых центров при расстройстве личности – это я как нейрофизиолог говорю.
В чем тогда главное предназначение поэта?
Задача настоящего искусства, не обязательно поэзии – создание новой реальности и изменение сознания читателя, слушателя, зрителя. Иначе получится кружок «Наше творчество» при ДК завода резиновых изделий или поэтический вечер для тех, кому за 70. Одни и те же люди на всех выставках, одни и те же лица на литературных мероприятиях; показывают друг другу свои картины, друг другу читают свои стихи – и так годами, десятилетиями.
Может ли поэт влиять на законы, по которым живет и развивается современная речь?
Язык и речь не нуждаются в поддержке поэтов. Наоборот, поэт должен чутко реагировать на все изменения, происходящие в языке. Литература и кино могут влиять на язык, но это будет опосредованное, вторичное влияние – благодаря самому языку. Русский перевод мультсериала South Park продолжает формировать речь подростков около 10 лет, но этот лексикон в него пришел из реальной жизни, этот неповторимый глоссарий никем не выдуман ради художественной цели. Некоторые «закрывают лицо руками», услышав слова, которые им не нравятся, и стыдливо затыкают уши, не желая слышать, как меняется язык, так как, по их мнению, он может меняться только к худшему, а люди до сих пор должны разговаривать, как в XVIII веке. Многие авторы так себя и ведут, но при этом хотят быть «современными» и потому иногда употребляют «молодежный сленг» времен их молодости 30–40‑летней выдержки. И это выглядит примерно так же, как изображение «молодежи» в тупых сериалах, где студентов играют 30‑летние дяди и тети, а диалоги для них пишут сорокалетние подшитые алкоголики.
Любое ханжество по отношению к языку оборачивается отвратительной гримасой, можно даже сказать – оскалом, за которым уже никакого языка не видно.
Некоторые ваши стихи похожи на признание в нелюбви к миру…
Любовь к миру, не говоря уже о любви к обстановке в стране, – серьезный диагноз. Если это состояние вызвано воздействием психоактивных веществ – оно преходяще, если же оно носит затяжной характер – дело намного хуже: на смену нездоровой эйфории неизбежно приходит тяжелое состояние, а тут уже и до агрессии рукой подать.
Опишите свое отношение к слову: что поэтам можно, а чего нельзя?
Поэту нельзя быть отсталым, самодовольным, глупым, относящимся к своей персоне с повышенной серьезностью и выражающим в творчестве позиции среднестатистического большинства.
Когда вы пишете стихи, вы видите адресата? Это конкретный человек или, может быть, группа людей?
Конечно, вижу. Мои читатели – это честная в своих воззрениях и наклонностях молодежь от 20 до 30 лет, которая толпами ходит на мои выступления не только в Санкт-Петербурге, но и в других российских городах. Как правило, это люди, ищущие себя и свое место в жизни, молодые музыканты, художники и просто думающая и читающая публика, с которыми мы говорим на одном языке. Я пишу о сложных вещах, которые близки и понятны именно этой аудитории.
О монстрах, которых порождает окружающая жизнь, о техногенных мутантах, о наркотиках, о внутреннем бунте угнетенного маленького человека, оборачивающегося чудовищем, големом, способным уничтожить породившую его цивилизацию.
Ваша экстравагантная внешность – это проявление характера, вызов? Вообще, важен ли для поэта его внешний вид?
Слово «экстравагантный», на мой взгляд, означает — вульгарный, вычурный, неестественный. Экстравагантных дам полно на любом светском мероприятии. Многие из них лишены индивидуальности. Я никогда не стремилась к экстравагантности, всегда хотела быть органичной – чтобы внешний вид соответствовал внутреннему содержанию. Я следую своему стилю, который позволяет чувствовать себя уверенно и спокойно в любом месте. Мне нравятся люди, умеющие представить себя как арт-объект, и люди, которым безразлично, как они выглядят. Лично я принадлежу к первым, имея при этом самое прямое отношение и ко вторым.
Какова роль семьи в вашем творчестве?
Моя семья – это художник Григорий Ющенко, мой муж, и Котов Кот Котович, мой кот. Две мои последние книги, «Zaeblo» и «Индюк», вышли с иллюстрациями Григория, и новая книга тоже выйдет в его оформлении. У нас с мужем крепкое творческое содружество и наряду с личными много совместных проектов. Суперпопулярный музыкальный проект «Альбина Сексова» – наших рук дело. Сейчас мы продюсируем дарк-фолковую группу «Беглый Чечен», число фанатов которой неуклонно растет. В ноябре везем ее сразу на два выступления в Москве.
Каким был для вас уходящий год?
В этом году я получила международную поэтическую премию им. Г. Григорьева – очень важное событие для меня, потому что это независимая премия, а я не являюсь видным литературным функционером, так что мне дали ее именно за стихи, а не для повышения престижа мероприятия или установки подковерных литературных связей. Важно и то, что моя новая книга готова и в ближайшее время выйдет в издательстве «Лимбус-пресс».
Как вы можете оценить свое отношение к миру, к окружающим людям?
К миру я, как уже было сказано, отношусь без идиотского восторга и ажитации, а к окружающим меня людям – с большой любовью и нежностью, потому что имею, в отличие от многих, возможность жить, общаться, работать и иметь дело исключительно с теми, с кем у меня есть взаимопонимание и взаимное уважение.
Любите ли вы Петербург? Из связанных с этим городом воспоминаний — какое самое приятное и самое неприятное?
Поздний октябрьский вечер. Мы с подругой идем из университета по пустынной Дворцовой площади с лекции профессора Максимова о поэзии Блока. Настроение соответствующее. Вдалеке появляется романтическая фигура высокого незнакомца в длинном черном плаще и шляпе. От его вида исходят достоинство и гордое одиночество, будто бы перед нами материализовался сам дух поэзии Александра Блока, а то и сам Александр Блок. Завороженные этим мистическим видением, мы затаили дыхание. Незнакомец, поравнявшись с нами и продолжая идти так же медленно и торжественно, вдруг распахнул полы своего романтического плаща, и мы увидели огромный член, торчащий из его расстегнутых брюк. Не меняя отстраненного выражения лица, он так же гордо прошествовал мимо и удалился в направлении Дворцового моста. Этот случай является грубой, но убедительной аллегорией петербургских мифов и миражей. Восторженное и пафосное отношение к Петербургу как к культурной столице или как к городу Пушкина и Достоевского и должно было обернуться как раз тем, что предстало перед нашим зачарованным поэзией взором в тот осенний вечер.
|
