Сергей Спирихин пронёсся беззаконной кометой над петербургской арт-сценой, озарив ее на одно ослепительное и оттого ставшее прекрасным мгновение феерическим горением. Пиротехник, подводник, пчеловод, дадаист, автор незабвенной «Конины», создатель философии материалистического сёизма («Есть то и есть сё, сё — посюстороннее бытие, то — потустороннее»), вдохновенный игрок в чёт-нечет смысла и бессмыслицы, основатель легендарной «среднерусской возвышенной тупости», он вернул ей (сцене, а не тупости, хотя и тупости тоже) героику спонтанного жеста, бесстрашного и бесшабашного прожигания жизни. Каюсь, я не сразу осознал масштаб этого беспримерного духа. Мы были просто друзьями, вместе импровизировали, играли в настольный хоккей в четыре руки, ходили на канал Грибоедова встречать рассвет, читали вслух Введенского и Басё. Хорошо помню первый наш совместный перформанс: в начале девяностых, после изрядного коллоквиума в день дураков, мы отправились на ледяной пруд играть дынной коркой в футбол. Ночью. В районе станции метро Ветеранов. Было скользко, я был олимпийской чемпионкой Раисой Сметаниной, но Спирихин, с женой Ингой на воротах, ушел с поля непобежденным, более того, с трофейными, оторванными от моего зимнего пальто рукавами. Только тогда, проснувшимся шестым чувством, я ощутил, что на моих глазах рождается новое — синтетическое — искусство. И вот этот дух, такой бесприютный, такой блуждающий в своем безоговорочном самовозгорании, навострил лыжи в сторону зеленых холмов Австрии. Там сёмга, сенокос, сентябрь, Селена, серенада, осень, сельдерей, секрет, Сена, секунда, секира, эссе, сенсуализм, семантика, семиотика, Сенат, Сервантес, ксерокс, седина, облысение. Всё то же, Серёжа, что и здесь, если выйти затемно на канал. Странно, канал — вот он, тут, и дынная корка тут, и рукава, шитые белыми исколотыми пальцами Инги, а ты — там. Это грустно, не с кем выйти на лёд. А то приезжай, проспект Ветеранов — он же твоего имени, живи не хочу. А нет так пиши. Пиши зеленые холмы Австрии, сенокос, сентябрь, посюстороннее и поту-, а мы тебя будем читать. Вслух, как когда-то Басё.
|