Если есть два толстых романа, оба эпистолярно-дневниковые и оба написаны женщинами, то можно предположить, что они очень похожи. Но в случае с романами Лены Элтанг «Побег куманики» и Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» сходство это весьма коварно. На самом деле трудно представить себе две книги, более отличные друг от друга. Кажется, положи их рядом, и они, как магнитики, поползут в разные стороны. Обе книги попали в длинный список премии «Национальный бестселлер», финал которой состоится в начале июня, и обе наверняка попадут в шорт-лист. Сложно предугадать, кто получит главный приз премия славится своей непредсказуемостью, но уже само присутствие двух этих романов в шорт-листе придает «Нацбесту» напряженную интригу. Потому что два эти романа суть два образа литературы, два полюса возможностей беллетристики, воздух и камень мировой прозы. У главного героя романа Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» есть реальный прототип. Этот польско-немецкий еврей действительно во время войны работал в гестапо и спас жизни нескольких сотен людей. Разоблаченный, он избежал расправы и прятался в кармелитском монастыре. После войны принял католичество и судился с Израилем за право считаться евреем. Но роман Улицкой не жизнеописание, не биография и не исследование. «Даниэль Штайн» это историческое полотно о судьбе евреев в двадцатом веке, и, как и подобает быть такому полотну, оно грандиозно. Улицкой хватает дыхания на добрую сотню героев, среди которых нет ни одного появившегося случайно или исчезнувшего в никуда. Хор этих голосов рассказывает о жизни евреев в довоенной Европе, об их уничтожении в гестаповской мясорубке, об основании Израиля и его становлении. Но не следует думать, что «Даниэль Штайн» это роман о еврейских проблемах. Проблемы, о которых размышляют герои Улицкой, европейские и, в меру глобализации, мировые. Профессия главного героя, принципиально вынесенная в заглавие, есть метафора его героической миссии устроить диалог разноязыких конфессий. Церковь, которую он строит, должна собрать под своей крышей иудея, православного, католика, протестанта и даже мусульманина. В романе такая церковь есть, и не дело литературной критики отвечать на вопрос о том, возможна ли такая церковь в действительности. У «Побега куманики» отношения с действительностью складываются куда более сложные. В названии этого романа, как и в случае с «Даниэлем Штайном», тоже имя главного героя: Мозес, куманика по-испански. Но его события и герои романа Лены Элтанг не просто нереальны в том смысле, в котором отсылают к реальности герои и события Улицкой, они нереальны даже в условной реальности текста. В этом романе все ставится под сомнение: и история, и люди, и те, кто ставит историю под сомнение. Даже главный герой бесследно исчезает в конце романа, так что становится похоже, будто никакого героя не было, а был только миг его побега, который длился не дольше, чем миг растаявшей на языке снежинки. «Побег куманики» притворяется детективом: у английского ученого в руках случайно оказывается средневековая рукопись, в которой монах-бенедиктинец рассказывает рыцарю-госпитальеру, где он спрятал элементы prima materia таинственной алхимической субстанции. Экспедиция на Мальте находит тайник с предметами, и люди, забравшие их себе, один за другим загадочно умирают. Но, впрочем, вся эта история не фантазия ли юноши, придумавшего заодно, что в поиске своей любви он приплыл на Мальту и остался там подрабатывать сутенером? Этот фантастически начитанный юноша-полиглот, которого держат в барселонской клинике с диагнозом «онейроидное помрачение сознания» не выдумка ли он каталонского профессора, которая пишет письма брату больного юноши, но его тоже, кажется, не существует? Проблема этого романа проблема алхимическая: что есть действительность, и решение этой проблемы, как и подобает тайному знанию, скрыто где-то в лабиринте цитат (нетривиальных), размышлений (запутанных) и лингвокульбитов (умопомрачительных). Единственной несомненной данностью в мире тотального сомнения остается язык, который, вероятно, и есть истинное место действия этого романа, то есть его действия на читателя. Действие заключается в том, чтобы сначала выбить из-под него стул привычных языковых моделей, а потом точным неуловимым для глаз уколом впрыснуть в слова яд нового удивительного смысла. Лена Элтанг поэт, а ее герой сноб, и их роман есть, несомненно, поэтический снобизм. Людмила Улицкая гуманист, ее герой проповедник, и роман их проповедь гуманизма. И то и другое может стать как поводом для восторгов, так и причиной тошноты. Но едва ли найдется человек, которому понравятся обе эти книги, или ему придется лечиться от раздвоения личности. Вот почему выбор между этими романами так знаменателен это выбор между двумя литературами. И не в том, конечно, дело, какой из романов выберет некомпетентное нацбестовское жюри (а оно там принципиально некомпетентное), а в том, какой из текстов выиграет «по гамбургскому счету». Привыкший следить за выходными данными читатель ухмыльнется, победа очевидная 50:1 в пользу Улицкой (150 тысяч тираж «Даниэля Штайна», 3 тысячи «Побега куманики»). Да, тиражи создают мираж шедевра в пустыне книжного магазина, но ведь мираж может рассеяться, а тираж не продаться, так что борьба должна проходить на другом, потаенном, поле, о котором ничего нет в выходных данных, поле, где читатель один на один встретится сначала с одним романом, а потом с другим. Итак, между чем и чем придется выбирать? Между мастерским психологизмом Людмилы Улицкой и сложной языковой игрой Лены Элтанг. Между житием святого Даниэля Штайна и историей болезни гения Мозеса-Мореса. Между церковью всех хороших людей и лабиринтом цитат из всей мировой литературы. Между несомненностью нравственного императива и тотальной иронией открестившегося от реальности и заодно от самого себя разума. Выбор огромный, не то что в супермаркете. И то, что такой выбор у нас есть, хорошо. Потому что самое главное случится не тогда, когда будут розданы литературные медальки, а когда сам вопрос встанет перед человеком и спровоцирует его на размышление. Так литература, вопреки всему, совершает свою секретную миссию учит нас думать.
|