Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Сергей Носов
Петербургский вариант
Роман Сергея Носова в журнале «Октябрь»

30.08.2007
Досье: Сергей Носов
        Вот уже скоро 10 лет как продолжаются споры вокруг русского постмодернизма. Первоначальные вопли восторга и бури возмущения сменились интонациями более спокойными, а сегодня и вовсе все застыло в точке полузасыпания, и лишь слышатся вялые голоса: пациент скорее мертв, чем жив, пациент скорее жив, чем мертв, постмодернистская ситуация, то да се. Одни уверены в торжестве постмодернизма, другие ему уже и эпитафию написали, и кол осиновый воображаемый вогнали в сердце проклятого упыря. А между тем продолжают появляться сочинения, принадлежность которых к злокозненному направлению сомнений не вызывает. Таков роман Сергея Носова «Член общества, или Голодное время» («Октябрь», №5).
        Место действия – Петербург, самый литературный город родного отечества. Время действия – осень 91-го года, начало переломной эпохи, последние месяцы очередей и талонов. Герой романа – Олег Николаевич Жильцов, молодой еще человек, чьи злоключения начались после того, как окончил он курсы сверхбыстрого чтения и в качестве дипломной работы прочел за три дня полное собрание сочинений Достоевского. Прочел и отравился. «Несколько дней я не мог смотреть на печатные знаки. А когда посмотрел, то не смог внятно воспринимать напечатанное. Я запил. Водка подействовала благотворно; я исцелялся. Через месяц-другой я снова научился читать по-человечески правда, влечения к чтению напрочь лишился». Вдобавок совершил Жильцов и акт символического отречения, продал 30-томник Федора Михайловича якобы для того только, чтобы выплатить накопившиеся долги. Но это мало помогло.
        Русская литература – штука опасная. Из пространства обыденной жизни Жильцов попал в обманчивый мир слов и цитат. А тут и любимый город стал опять Петербургом. Одно к одному. Жена Олега Николаевича бросила – и переселился он «из бывшего ленинградского сталинского дома возле парка Победы в бывший доходный петербургский дом в трех шагах от Сенной», из большой квартиры в каморку под самой крышей. И одновременно начали сниться ему странные рельефные сны, и, может быть, все, что случилось в дальнейшем, – лишь сон, длинный и кошмарный.
        Самым важным событием в новой жизни Жильцова стало знакомство с Долматом Фомичом Луночаровым, членом Общества друзей книги. Изысканно-вежливый, утонченно-интеллигентный Долмат Фомич воспылал неожиданной симпатией к Олегу и (безо всяких просьб со стороны самого Жильцова) помог вступить в общество и получить необременительную, хорошо оплачиваемую работу: он должен был вести кулинарный отдел в планируемой газете общества – отыскивать рецепты блюд, упоминаемых в классических текстах. Вскоре выяснилось, что вторая страсть библиофилов – именно кулинария и вообще общество их есть на самом деле Общество кулинаров. Кулинары-книжники окружили Олега заботой, снабдили пропуском в привилегированный буфет Дома писателей и были очень рады, когда он понял, что за Обществом кулинаров скрывается хорошо законспирированное Общество вегетарианцев. Метафора «чтение-еда» разворачивается до логического предела, и в конце концов начинающий вегетарианец догадался, что попал в Общество антропофагов. Догадался и ужаснулся, но было поздно. Завершается роман описанием таинственного ритуала: раз в год, в день смерти Моцарта, ночью, члены общества спускаются в подземную пещеру и созерцают гигантский сталактит. «Объясняю, – тихо произнес профессор Скворлыгин. – Когда из воды удаляется углекислый газ, углекислый кальций, насыщающий воду, непременно выпадает в осадок. Гляди: утолщение. Ниже – это за годы Советской власти. А вот там, – он вытянул руку вперед и наверх, – там эпоха Екатерины».
        Роман Сергея Носова представляется нагромождением нелепиц, если не учитывать сверхлитературный его характер. Все персонажи, все сюжетные ходы так или иначе соотносятся с «петербургской» литературой – от Пушкина и Гоголя до Андрея Битова. Переклички с «Преступлением и наказанием» просто навязчивы, библиофилы с их квазидуховностью напоминают о чудаках-коллекционерах из книг Вагинова, возлюбленная Олега Жильцова Юлия вполне годится на роль современной Настасьи Филипповны... Плюс Некрасов, Андрей Белый и все-все-все.
        Петербургские романы также отличает особая мистическая атмосфера – есть она и у Носова. «У нас богатые спонсоры», – повторяют члены общества. Какие спонсоры имеются в виду? Не те ли самые, с хвостами и рожками? Литература, помноженная на литературу. Литературщина. Литературища.
        Конечно, перед нами пародия, конечно, мотивы снижены, образы травестийны. Зачем – очевидно. «Ничего у нас не получится, пока мы по капле не выдавим из себя Достоевского!» – пьяно выкрикнул некто в ресторане Дома писателей, где обедал на дармовщинку Жильцов. Как и этот упившийся мастер слова, Носов поставил перед собой задачу – «выдавить Достоевского», избавиться от отечественной словесности, изжить ее, преодолеть, победить. Надо ли – это уже другой вопрос, для постмодерниста не существующий. Последние две фразы в романе: «Я посмотрел на кристалл. Я понял все». «Все» – слово пустое, нарочито многозначное и пустое. Апофеоз бессмысленности – пялиться на огромную сосульку. Текст достигает вершины и срывается в пустоту. Как будто обманули маленького мальчика: он развернул яркий фантик, но конфеты там не оказалось.
        В заключение любопытно сравнить роман Сергея Носова с сочинениями Владимира Сорокина. Сорокин, используя ту или иную литературную модель в качестве материала для своих экзерсисов, остается вне ее, он всегда в стороне, в позе холодного наблюдателя. Носов находится внутри петербургской традиции. Это его традиция, он ею пропитан, как Петербург – болотными испарениями. Да, он издевается, ерничает, юродствует, но и прописывает городские пейзажи, и передает приметы времени, и замечает колоритные городские сценки. И некоторые эпизоды в его пастише отмечены легким, еле уловимым очарованием. У писаний Сорокина много достоинств, но очарование не из их числа.


  следующая публикация  .  Сергей Носов

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service