Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Ирина Полянская
О прозе Ирины Полянской
Послесловие к книге «Предлагаемые обстоятельства» (М.: Молодая гвардия, 1988)

22.07.2009
Досье: Ирина Полянская
        Мы так часто жалуемся нынче на беллетристичность современной прозы, на ее серость, на стертость и безликость стиля, однообразие тем, сюжетов, конфликтов, но если бы попробовать охарактеризовать одной фразой главную черту той прозы, которую мы упрекаем в серости, то я бы воспользовалась фразой Ирины Полянской: «Их русский язык прост, как формула, а не музыка и природа».
        Язык самой Ирины Полянской непрост. Она любуется словом и открывающимися ей возможностями словесной игры, она упивается музыкой фразы, точностью сравнения, неожиданностью метафоры, ее словесные фейерверки, возможно, кому-то покажутся избыточными. Но чтобы «впасть в неслыханную простоту», надо пройти искус сложности, и если язык Ирины Полянской непрост, «как музыка и природа», то еще дальше он от скучной простоты формулы. Не хочу с преувеличенным восторгом утверждать, что та «воздушная дверь», которая открывает вход в святая святых литературы, уже полностью распахнулась перед ней, но что писательница на верном пути, что она ищет и способна найти заветное слово — это несомненно.
        Ирина Полянская молода, хотя по отношению к ней не хочется применять навязшее в зубах словосочетание «молодой писатель», взывающее к снисхождению. Словесная ткань ее рассказов столь мастерски создана и столь своеобразна, что ни в каком снисхождении к молодости и неопытности не нуждается.
        Хотя не возьмусь утверждать, что подобная писательская манера универсальна.
        Проза Ирины Полянской антибеллетристична. Сюжеты ее рассказов до чрезвычайности просты.
        Есть писатели, чутко реагирующие на прихотливые изгибы действительности, стремящиеся в поисках «жизненного материала к путешествиям в глухие места или, напротив, к месту бурных событий, репортерски подсматривающие непривычные пласты жизни, не затасканные в литературе, чтобы потом описать их.
        Ирина Полянская пишет о самом обыденном. О том, что разлито в повседневности. О том, что содержится в жизненном опыте каждого человека,— надо только, чтоб опыт этот был литературно осмыслен.
        Есть в сборнике рассказы, возвращающие нам как литературный факт явление, в сущности, всем знакомое. Жизнестойкая и по-своему обаятельная Томка Афиногенова, «существо хаотичное, с негодованием выплюнутое из чинного старого городка» и «присосавшееся к столице», «богемствующее до самой старости и смерти» с ее такой банальной и вечно новой историей любви к столичному лоботрясу из породы довольно невинных, в сущности, паразитов («Средь шумного зала Казанского вокзала»). Одинокая странная Агнесса, с ее стремительной готовностью откликнуться на всякое приветливое слово, с ее нелепыми платьями — «вызовом судьбе» и столь же нелепой лишь бы казаться «как все»—ложью про свекровь и мужа («Черное и голубое»). Взбалмошная, капризная Гледис, будущая актриса, которой, впрочем, именно актрисой и не суждено стать — только актерствовать всю жизнь, так что даже любящему ее человеку не извлечь «чуткое и мятущееся существо» из хаоса чужих мыслей... из густоты табачного дыма, из сомнительных дружб с ее однокурсниками, из обрывков бог знает кем написанных текстов, накладных кос и париков, румян, гуммоза в балетных па» («Между Бродвеем и Пятой авеню»)...
        «Здесь можно встретить невероятные типы, хоть сейчас тащи их в рассказ, что мы, собственно, и сделаем, направив подзорную трубу на одно удивительное существо»,— начинает Ирина Полянская повествование, следующее за блистательным описанием Москвы в совершенно неожиданном ракурсе.
        «Подзорная труба» писателя может быть направлена во внешний мир — так является галерея персонажей ряда рассказов Ирины Полянской. И эта же «подзорная труба» может быть обращена внутрь. Так рождается ее поэтическая проза, где вместо слова «героиня» хочется воспользоваться термином лирический герой — так полна иллюзия самовыражения, самообнажения автора, которое достижимо лишь в поэзии.
        Рассказы «Музыка», «Жизнь дерева», «Куда ушел трамвай» — на мой взгляд, именно образцы такой прозы. Но наибольшей удачей писательницы, безусловно, является повесть в рассказах «Предлагаемые обстоятельства».
        Если попробовать, игнорируя временную последовательность повествования, пропущенного через призму припоминающего сознания, выстроить некую сюжетную схему повести, то она окажется до невероятности проста и узнаваема. Существует семья: отец, человек широких умственных интересов, крупный ученый, мать — чуткое, тонкое существо. Влюбленная в литературу, непрактичная и бесконечно обаятельная Марина — так зовут мать — уж, конечно, куда привлекательнее, тоньше, умнее, значительнее аспирантки Наташи, с лицом, «стершимся от слишком частого употребления природой»,— и все же Александр Николаевич уходит к Наташе, покидая двух дочерей.
        Словом, крушение семьи, отчаяние матери, которая судорожно цепляется за работу, за дочерей, но уже ничего не может поправить в своей рушащейся жизни, тоска дочерей. Конечно, это многократно бывало в литературе — уходы отцов, отчаяние брошенных жен, детские слезы дочерей и сыновей. Совладать с избитым сюжетом непросто. Но, оказывается, возможно.
        Старшая дочь Александра Николаевича, Геля, по капле собирая истину, которая все ускользает, складывает фрагменты портрета матери в единое целое — вот она любит другого человека, вот жертвует им ради мужа, объявившегося после нескольких лет безвестности — оказывается, был в плену, потом — терпел лишения в лагере, сейчас — зовет к себе, разделить тяготы его жизни; вот мать в кругу семьи, вот она усталая и надломленная после ухода мужа, тенью бродящая по опустевшим враз комнатам. Строки писем отца и матери, в которые считывается дочь, обычный архив семьи, трактуется как сага о нас.
        В современных бытовых драмах, с разводами и адюльтерами, очень редко предлагается подобный масштаб измерений. Кажется, наоборот: нет в сегодняшних романах нарочито уроненной перчатки и не те страсти, не то отчаяние — все мельче, тусклее, скучнее.
        Удивительно в повести Ирины Полянской то, что горькое ощущение непоправимости утраты, необратимости времени, трагедии, разрушившей человеческие жизни, возникает без всякого эмоционального нажима. Повесть не имеет ничего общего с теми ставшими ныне многочисленными образцами женской прозы, которые возникли на скрещении запоздалого сентиментализма с романтизмом и украшены обилием восклицательных знаков и словами «боль», «тоска», «страдание», «любовь».
        Прихотливо построенное повествование, где случайно, казалось бы, возникшая ассоциация высвобождает цепь других, своего рода «в поисках утраченного времени», повесть Ирины Полянской обладает цельностью и завершенностью — свидетельство того чувства формы, которое так редко встречается ныне в современной прозе, и, возможно, столь же врожденный дар, как абсолютный слух у музыканта. В цепи этих ассоциаций, мимоходом очерченные, дополненные потом все новыми и новыми штрихами, возникают характеры, завязываются клубки отношений, распутать которые, конечно, не под силу повествователю — остается лишь разгадывать отца и мать, склонившись над их письмами, искать правду, зная, что это, в сущности, невозможно, что «ее нельзя выкристаллизовать из массы обстоятельств и причин», и все же снова и снова приниматься разгадывать (что? жизнь?), пока ужасная непоправимость самого бега времени и невозможность повернуть его вспять не овладеет сознанием повествователя, «Наша кукушка, вырывавшаяся каждый час из часов, подбросила нас в чужое гнездо, и это нас здорово изменило... «Кукушка не виновата,— скажешь ты,— пет, не виновата». Тогда кто?
        Отец не виноват... мама и подавно ни в чем не повинна, кукушка тоже, ее обязал ростовский часовой завод провозглашать каждый час прожитого времени, и он же не научил разворачивать время вспять,— так кто же, наконец, кто?» — эта тема, тема времени, которое тащит людей неведомо куда, хотя они и не чувствуют его хватки, возникает едва ли не в самом начало повести, вырастая в конце в попытку бунта против железной необходимости времени, в желание уничтожить причины, следствием которых явилось настоящее и будущее, в фантастическое намерение, строго соблюдая очередность в датах, отсылать их (письма) до востребования по одному — прочь, в прошлое, до самого темного дна, до самого зерна нашего существования, начать отсылать с последних жестоких телеграмм и кончить первой запиской отца: «Марина! Приходи после лекции на Старое шоссе!»—и при этом мечтать, что прежняя мама, бойкая красавица, получив ее, фыркнет, разорвет в клочья, уйдет на свидание к другому и не даст мне жизни».
        Этот бунт против времени, носящий метафизический характер, может быть подтвержден лишь чувством, горьким, щемящим чувством трагичности таких с виду обыкновенных и часто повторяющихся событий, как утрата любви, распад семьи, необратимость происходящих с человеком перемен. Пронзительная искренность лирической исповеди, достигнутая мастерством повествователя,— вот причина того, почему этот достаточно непритязательный и далеко не оригинальный сюжет так держит внимание читателя.
        Поистине достойна восхищения попытка молодой писательницы вступить в сражение с беллетризмом на его собственной излюбленной территории, на территории банальнейшего сюжета нашего времени, затасканного в бытовой прозе и преодоленного изнутри, одной лишь силой слова.
        Подытоживая все сказанное, замечу, что тем, кто любит в литературе лихо закрученный сюжет, интригу, кто ценит занимательность, кто любит читать на ходу, скользя по поверхности страницы, цепляясь за события — «так что там дальше случилось?» — проза Полянской вряд ли придется по вкусу. Она требует медленного и вдумчивого чтения.
        Но тем, кому дорого слово, обращенное к уму и душе, тем, кто любит, точность слова, ценит музыку прозы, кого способно увлечь повествование, неторопливо разворачивающееся, но зато открывающее глубины непознанного в человеке,— тем эта книга сулит встречу с яркой писательской индивидуальностью, с именем, которое, я уверена, останется в литературе.


  следующая публикация  .  Ирина Полянская

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service