Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Дина Рубина  .  предыдущая публикация  
Небесный анекдот

06.05.2008
Аркадий Хаенко
Досье: Дина Рубина
        Сначала займусь неумеренным, хотя и не злонамеренным цитированием.

        «Первым у приезжей знаменитости брал интервью журналист газеты «Регион» известный местный культуролог Лева Бронштейн — безумно образованный молодой интеллектуал, знающий неимоверное количество иностранных слов. Он выстраивал их в предложение затейливой цепочкой, словно крестиком узоры на пяльцах вышивал.
        Смысл фразы читатель терял уже где-то на третьем деепричастном обороте. Читая Бронштейна, человек пугался, расстраивался; был трагический случай, когда к концу пятого абзаца одной его статьи читатель забыл буквы русского алфавита.
        Статьи Левы Бронштейна от начала до конца читали, кроме него, еще два человека: его подвижницажена и профессор культурологии кафедры славистики Йельского университета Дитрих фон дер Люссе, — тот был искренне уверен, что Лева пишет свои статьи на одном из восьми известных профессору иностранных языков.
        Русская израильская интеллигенция страшно» почитала культуролога Бронштейна, его имя вызывало священный трепет и, хотя дальше заголовка, как правило, никто продвинуться не мог, считалось некрасивым на это намекать. По сути дела Лева был божьим человеком, кое-кто даже полагал, что в свое время он будет взят живым на небеса».

        Ну что? Разве кто-нибудь из добросовестных читателей местной прессы (не говоря уже о сотрудниках многочисленных русскоязычных печатных изданий) не различил в этом изящном и ядовитом шарже черты постоянного автора популярной газеты?
        А вот еще одна цитата из того же источника. «Сотрудники радиостанции «Русский голос» происходили из разных мест, разных республик бывшего Советского Союза. В той жизни занимались, как правило, совершенно другим делом, так что это был русский голос с довольно-таки сильным акцентом.
        Среди акцентов преобладали украинский и азербайджанский. Первый придавал передачам «Русского голоса» неповторимую домашность, второй добавлял к этой домашности и оттенок кавказского гостеприимства.
        ...Нетрудно предположить, что особой популярностью пользовалась передача «Скажем прямо!» Вел ее Вергилий бар-Иона, в прошлой жизни — Гена Коваль, уроженец города Газли, страстный филолог с азербайджанским акцентом, приверженец русской классической поэзии.
        Комментировал он и последние политические события, неизбежно начиная и заканчивая комментарий цитатами из классиков.
        — Белеет парус адинокий, как метко выразился аднажды выдающийся поэт, в тумане моря голубом... — начинал свой комментарий новостей Вергилий, — адиноким выглядел вчера министр инастранных дел Израиля в тумане заседания Савета Безапасности Арганизации Абъединенных Наций...»
        Здесь уже, я думаю, улыбка радостного узнавания расплывется по всему телу даже у того нового репатрианта, который не сподобился в бывшем отечестве овладеть навыками чтения. Уж радиостанцию РЭКА «наши» слушают все поголовно, и персонаж, подвергнутый меткому пародированию, будет опознан всенепременно...
        Так что же за текст перенесен мною сюда, на газетную полосу? Каковы его происхождение и жанровая принадлежность?
        Честно говоря, если бы подобную загадку предложил мне кто-либо из коллег конкурирующих изданий, я бы непременно попал впросак. Внимательно изучив оба отрывка, я бы скорей всего выдвинул две версии. Либо означенные тексты представляют собой составную часть талантливо написанного фельетона, в очередной раз глумящегося над потугами автономного культурного существования русскоязычной общины Израиля; либо это грубо вырванные из общего повествовательного потока отрывки прозы, родственной блестящей сатирической беллетристике Сергея Довлатова последнего, американского периода его недолгой жизни.
        Таким вот образом я позорно осрамился бы и обмишурился. Ибо цитировалась вовсе не изящная сатирическая импровизация на эмигрантскую тему и ни в коем случае не умирающий еще в процессе чтения фельетон, а большой многоплановый роман известной и любимой мною писательницы, который (интересно, первый ли я высказываю эту мысль?) вполне имеет шанс в этом году претендовать на российский вариант премии Букера.
        Итак, хватит играть в угадайку. Речь ведется о новой книге Дины Рубиной «Вот идет Машиах!..», только что вышедшей в издательстве «Иврус».
        Между прочим, я сейчас перечитал предыдущие два абзаца и поймал себя на противоречии. Ведь если бы в приведенных отрывках было усмотрено нечто довлатовское, то вышло бы если не попадание в десятку, то вполне удовлетворительный результат стрельбы с завязанными глазами. В новой прозе Рубиной действительно присутствует некая атмосфера всеобщего полусумасшествия, которая столь характерна для текстов Довлатова. И здесь ни в коем случае не намекается на намеренное или подсознательное заимствование. Сама пузырящаяся, лихорадочная, трагикомичная и порой иррациональная эмигрантская житуха настолько сходна во всех странах нового русского рассеянья, что иной раз неизбежны параллели даже в прозе авторов, обладающих абсолютно оригинальными стилевыми достоинствами.
        Однако (чтобы не вводить в заблуждение человека, еще не прочитавшего роман «Вот идет Машиах!..») нужно сразу подчеркнуть, что новая книга Рубиной категорически не похожа на какую-либо вещь из творческого наследия автора «Иностранки» и «Филиала». Скажу более, «Вот идет Машиах!..», быть может, более всех предыдущих текстов писательницы сдобрен возвышенной поэтической патетикой и пронизан национальными (а именно — еврейскими!) токами. Что, согласитесь, совершенно не свойственно филигранному, печально-смешному, но обманчиво циничному и декларативно космополитичному перу Довлатова.
        Откуда же тогда те самые насквозь фельетонные отрывки, процитированные вначале? Быть может, я старательно выискал их в объемистом контексте и провокационно вынес на всеобщее обозрение. дабы сбить читателя с толку?
        Отнюдь! Даю честное слово, что процентов восемьдесят общетекстового пространства романа заполнено калейдоскопически сменяющимися забавными микросюжетами из жизни русскоязычной творческой интеллигенции Израиля. Больше того, некоторые персонажи столь узнаваемы и едко пародийны, что безо всякого сомнения навлекут на голову задиристого автора громы и молнии со стороны реальных и широко известных в узких кругах прототипов. Не думаю, что очень обрадуются люди, внезапно опознавшие собственные черты в героях типа Залмана Штыкерголда, главного редактора газеты «Новости страны», или ничтожного Фредди Затирухина. Вряд ли будет скакать от счастья истово верующий поэт-ватик, которого только свежий репатриант из Эфиопии не различит в Грише Сапожникове, постоянно хранящем палатку возле резиденции премьера и время от времени вселяющегося туда под плакатом «Я не ем уже тринадцать суток». Причем, успокаивая читателей, Рубина поясняет: «Как и многим алкоголикам, Грише есть было не обязательно. Он сидел в палатке с откинутым верхом, приветливо шутил и наливал каждому, кто заглянет».
        Хорош также и «похожий на старую, опытную и циничную рысь» шеф газеты «Регион» Сергей Молотобойцев, замечательно ответивший на вопрос о прохождении брит-милы: «Я не обрезан. Я обкусан». И совсем уже в моем вкусе «две радиожурналистки с голосами кассирш винницкого гастронома», попеременно ведущие передачи «Старожилы не упомнят» и «Поэзия еврейского сердца»...
        Стоп, скажет недоумевающий читатель, а где же обещанные возвышенность, патетика и прочие поэтические прелести? И я его с удовольствием успокою. Так как весь смешной и трогательный, подлый и благородный, отважный и трусливый одновременно интеллигентский мирок русскоязычного Израиля пронзен в романе Рубиной несколькими сюжетными линиями, придающими общему клубящемуся пространству повествования форму развернутой молитвы. Но не той молитвы, которую верующий еврей совершает утром перед домашней трапезой, общаясь с абсолютом в интимном одностороннем диалоге. А той, которая происходит в синагоге и кажется непосвященному наблюдателю нестройным набором поклонов, восклицаний и разноголосого рокота.
        Вот редакция пятничного приложения «Полдень», где трудятся два бывших музыканта: женщина с мужским именем Зяма и бородатый толстяк Витя, волею эмигрантских судеб ставшие газетчиками. Внешне их интересы и разговоры могут быть банальными до пошлости, но подспудно они, как и почти все действующие лица романа, озабочены тем, что автор обозначил, как «поголовное, повсеместное профессиональное ожидание Мессии». Вокруг этого еврейского «пунктика» вращается большинство их споров. Мессиями представляются массы «чайников», обивающих редакционные пороги, и даже дед Зямы в ее предсмертном (или посмертном) бреду вдруг предстает этим всеми ожидаемым пришельцем. Машнахом воображает себя радиожурналист Сема Бампер, черты этого сакрального существа усматривают приятели «известной писательницы N» в доброй фее иерусалимских интеллектуалов Ангеле-Рае. В принципе (по логике романа), им может оказаться кто угодно, даже Танька Голая, нищий в автобусе или арабский козел, вломившийся в квартиру к Рабиновичу в ночь перед Йом-Кипуром. Впрочем, козел, наверное, на эту роль претендовать не может. Короче, не знаю — дремуч в религиозных вопросах...
        Главных героинь в романе две. Кажется, две. Потому что я, в отличие от среднестатистического читателя, все-таки шапочно знаком с некоторыми прототипами и смутно ощущаю тайное шевеление подтекста.
        Дело в том, что, раскручивая сюжет, так или иначе касающийся ее собственной биографии, автор не пожелала вводить в ткань романа классическую «лирическую героиню», за деяния и высказывания которой в конечном счете всегда приходится расплачиваться лично. В связи с этим было проделано своеобразное клонирование, в результате коего руководить литературно-публицистическим приложением в газете «Новости страны» стала некая с лебединой шеей Зяма, живущая в маленьком поселении на территориях, а вести рафинированные беседы, воспитывать сына-солдата, возлежать голой под вентилятором и прикидывать, кого из окружающих прикончить в своем ненаписанном романе, принялась «известная писательница N».
        Я смутно (очень смутно!) догадываюсь о мотивах подобного раздвоения. Быть может, судьба гордой и красивой поселенки — отзвук подавленных мечтаний автора. А возможно, романистке просто захотелось понаблюдать, как смогут существовать автономно друг от дружки две половинки одной души? Словом, налицо материя смутная и трудно поддающаяся грубому анализу. Особенно со стороны книгу. Но, скорей всего, разгадка тайны раздвоения персонажей скрыта в подсказке, сделанной автором на последней странице. Пусть читатель вглядится в цитируемый священный текст и следующие за ним заключительные строки. «Подмена и искупление мое», — пишет Рубина. Вот вам и ключ. Читайте роман и обретайте истину.
        По крайней мере, я думаю, что совсем не случайно по ходу повествования ведутся разговоры о замене «известной писательницей N» на посту редактора «какой-то музыкантши», не случайно муж Зямы говорит, что та «стоит не свою вахту», не случайно жизнь женщины с лебединой шеей оборвал не арабский нож, а пуля из автомата сына «известной писательницы»...
        Увы, смутным и довольно путаным получился мой отклик на выход очередной книги отличного прозаика Дины Рубиной. Но мне кажется, что время серьезных рецензий на ее роман еще не наступило. Его должны прочитать тысячи людей и здесь, и в покинутом нами отечестве. Прочитать внимательно, дабы не пропустить того, что сознательно припрятано там.
        Мне же, в чисто образном плане, роман «Вот идет Машиах!..» представляется глиняным кувшином, заключающим в себе ароматную тяжесть молодого вина. Вино — это смешные и трогательные персонажи репатриантов. Это все мы, «бродящие» под местным неутомимым светилом.
        Молодому вину необходимо время для созревания. Его следует процеживать и беречь от уксусной экспансии. Но, что бы ни происходило с этим «содержанием», его свято оберегает обожженная в расчете на тысячелетия надежная глиняная «форма».
        Не исключено, однако, что кое-кто из читателей усмотрит в романе Дины Рубиной лишь один большой и местами глумливый анекдот. Но даже и они (я уверен!) в определенный момент со смятением обнаружат, что парят с книгой в руках над своими Бат-Ямами, Нетаниями и Новокузнецками. А удивляться нечего. Анекдот-то небесный...


  следующая публикация  .  Дина Рубина  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service