Сочинение Екатерины Таратуты состоит из фрагментов бесед путешественницы и её любопытного слушателя о неведомых странах. И слушателя, и рассказчика влечёт друг к другу некий жар, «как в масло в лампе стекает туда, где оно сгорит»: этот жар – любопытство к миру и страсть сочинять и рассказывать истории.
В манере вопрошать и давать ответы ощущаются две стратегии письма, которые можно связать с именами знаменитых литературных предшественников. Первая – центробежное движение рассказа – ассоциируется с Борхесом: автору как будто тесно среди существующего, и он направляется к вымышленному, попутно расширяя словарь и переходя время от времени на своего рода иностранный язык. Этой тяге к фантастическому противостоит центростремительное движение рассказа, вызывающее воспоминания о герметичных текстах Мориса Бланшо. Как и для Бланшо, речь для рассказчика никогда не полна, поэтому последний замыкает вопросы на себя, отказывается говорить слишком много, твердит постоянно – «не знаю».
Ближе к концу рассказчик утверждает: география – это лженаука. Говоря так, он хочет умалить не столько географию, сколько саму науку. Наука притязает на знание мира, но о мире ничего нельзя рассказать тому, кто сам не путешествовал. Рассказчик не обманывает ни слушателя, ни нас, читателей, удовлетворяя непреодолимое любопытству к миру лженаукой, наукой о ложном. В сущности, не всё ли равно – молчать о тех странах, где мы не были и никогда не будем, или рассказывать о них небылицы. И те страны, в которых побывали я и ты, – одни ли они и те же? Вымысел и незнание оказываются одинаково хорошими способами поведать о мире новое. Приметы «реалистической» географии возникают на страницах книги исключительно как насмешки: Одесса, Австралия – нет, всё это вряд ли существует. Зато, без всяких сомнений, есть сирены, гепарды с голубыми глазами и «остров Сатанезес, весь чёрный». В сочинении Екатерины Таратуты заключено не многознание путешественника, но, скорее, мудрость непутешествующего.
|
