Понимаю всю немодность темы — кто теперь пишет о любовной лирике? да и кто пишет эту самую любовную лирику? — но все равно приступаю. Главное, это не отказывать себе в удовольствии писать то, что хочешь. Так же, как поступал герой этих моих кратких заметок. Слава брутального поэта сопутствовала Игорю Холину (1920—1999) при жизни всегда. Его жесткий «барачный» реализм был популярен у поклонников неподцензурной поэзии и в 60-е, и в 90-е годы. Один из самых свободных поэтов второй половины ХХ века, он писал то, что хотел, и так, как хотел, не беря в расчет цензурные препоны и не зная самоцензуры. Он был настолько свободней своего читателя, что это не однажды создавало пропасть между ними. Так, на фоне знаменитого щипачевского откровения, что «Любовь не вздохи на скамейке», и подпольно гулявших по рукам текстов поэтов Серебряного века холинские строки:
Здесь зарыто Марусино тело. Замуж не выходила, Говорят, не хотела. Сделала 22 аборта. К концу жизни была похожа на черта,
— прочитанные в самиздате, в свое время производили культурный шок, как теперь принято говорить. Неудивительно, что даже в конце 90-х, уже после смерти поэта, когда издавалась его первая большая книга стихов, работники типографии отказывались печатать ее из-за того, что «неприличная», — случай, по-моему, уникальный в истории нового книгопечатания. Вообще словосочетание «любовная лирика», на первый взгляд, странно звучит применительно к поэзии Холина. Может быть, потому что его самого трудно назвать лириком? Хотя в стихах он часто пишет о себе, открыто указывает свою фамилию, имя, даже телефон, внешние приметы (можно сравнить с Маяковским), будто заполняет анкету, превращая себя в персонаж: «Вы не знаете Холина И не советую знать» — целый цикл так и называется «Холин», — и все равно про него не скажешь, что он поэт-лирик. Его стихи не воспринимаются как лирические. «Лирика без лирики» — так определил их он сам. И дело здесь не в концептуальной игре, в которой он был одним из первых, не в пресловутой «смерти автора», а, скорее всего, в том, что лад его поэзии, если воспользоваться музыкальным термином, менее всего соответствовал аполлоническим звукам лиры.
Уголки Твоих губ Уголки твоих глаз Это Свет Пробегающий Мимо нас
— даже в этом простом и вроде бы только любовном стихотворении больше от Гермеса Трисмегиста, чем от Аполлона Мусагета. Есть эмоция, есть чувство, есть прямое высказывание — а не лирика. В общепринятом смысле. При этом надо учесть, что у Холина значительное число стихов — о любви. Он размышляет о любви в бытовом плане:
Подумать, неприступная. А мысль в мозгу преступная: Поймать в углу, Сказать люблю И крикнуть ей: «Убью!»
Это самый известный слой его поэзии, который в большой степени собственно и доставил ему славу. Когда говорят о Холине, то преимущественно имеют в виду его стихи барачной тематики. Для многих его творчество ею и ограничивается. А в барачных стихах — о любви без любви, перефразируя его же слова. Однако, поэта не менее интересует планетарный аспект любви, и не только на Марсе (цикл «Космических стихов»), но и на Земле:
Следы любви Повсюду на Земле Кусты Трава Пух тополей Пчела Что вьет Узор замысловатый Вокруг цветка И реактивный самолет И авторучка И клок бумаги И предок мой Что высечен из камня В виде фаллоса Поэт выступает аналитиком этого чувства, задаваясь вопросом, для чего оно дается человеку, и что это вообще такое: Деятели искусства Вам нужны бабы Для обострения чувства Да Иначе вы холодны Как жабы
«Бабы» или «любовь» — это в данном случае синонимы, смысл не меняется — прикладное значение пола, хлыст для искусства. Но тогда в этом чувстве нет ничего не только священного, мистического, как для поэтов Серебряного века, но и вообще иррационального, с ним легко и справиться, и управиться, вот только определить степень, измерить силу:
Сила любви Разве можно Определить Что это такое И чем измерить Но я уверен Люди научатся Делать это Изобретут прибор И посему Я не вижу Ничего абстрактного В абстрактном понятии Сила любви
Но позитивизм в целом не был свойствен мировоззрению Холина, что вполне отразилось в его «Космических стихах». А вот стремление абстрактное понятие превратить в конкретное для него характерно. Конкретное — вообще материал его поэзии, она строится из любой конкретики, из той, что вокруг, — именно не растет из нее, как из сора растут стихи у Ахматовой и большинства поэтов начала ХХ века, а строятся, делаются. Вся реальность — материал для поэзии, и оппозиция «чистое-нечистое» для Холина не существует. Важно, что это материал конкретный, живой, что он есть — тогда и поэзия есть. В этой связи интересно вспомнить, как он сам обозначил свою линию в русской поэзии:
Мои учителя Не Брюсов Не Белый Не Блок. Мои учителя Тредиаковский Державин Хлебников...
Трое не-учителей — поэты-символисты, при всей разнице их талантов имеющие много общего. И хотя, наверное, впрямую доказать трудно, но интуитивно понятно, почему они все трое — не учителя для Холина. Среди учителей — никого из поэтов Золотого века: Тредиаковский и Державин — из допушкинской поры и авангардист председатель Земного Шара Велимир Хлебников. От каждого к творчеству Холина ведут свои нити, совершенно очевидные — в случае с Хлебниковым, достаточно глубокие — с Державиным, который был ему чрезвычайно близок (сборник стихов Державина Холин подарил Сапгиру с памятной надписью). С Тредиаковским, смею предположить, ниточка тянется именно от самых знаменитых его стихов, оригинальных и переводных, из книги «Езда в Остров Любви». Энергия ритма: «Плюнь на суку, Морску скуку»; точность описания: «С одной страны гром, С другой страны гром, Смутно в воздуґхе! Ужасно в ухе!»; откровенность, а не фривольность: «Вся кипящая похоть в лице его зрилась; Как угль горящий все оно краснело. Руки ей давил, щупал и все тело. А неверна о всем том весьма веселилась», — все это, безусловно, импонировало молодому поэту, он видел в этом родственный себе подход к поэзии, созвучную интонацию. Если рассматривать с этой точки зрения поэму «Почтовый ящик», то влияние учителей в ней достаточно заметно. Разумеется, речь идет не о подражании и не о формальном сходстве — речь идет о родстве. Около 200 строк, свободно разбитых на смысловые куски разного объема, которые даже не назовешь строфами, без рифмы, с нерегулярной рифмой, с сугубой глагольной рифмой, с повторами, с прямой и косвенной речью, без кавычек, с диалогами, как реплики в пьесе, без единого «как» при сравнении, с одним ритмическим рисунком и сотней интонаций, — поэма написана на одном дыхании. Сюжет ее предельно прост — ожидание письма от любимой, нормальные муки любви с сомнениями, обидами, упреками и надеждой. И здесь уже никак не скажешь, что это лирика без лирики и любовь без любви, в чем читатели могут убедиться сами. Поэма «Почтовый ящик» раскрывает новую грань холинского таланта. Действительно, самая точная рифма к его фамилии это — «волен». Холин волен быть поэтом размышляющим, анализирующим, скептическим и — страдающим, сомневающимся, нежным; поэтом социальным, поэтом-философом — и поэтом глубоко камерным.
Я торжествую в стихах Я протестую в стихах Терплю и плачу в стихах Ловлю удачу в стихах Скорблю и млею в стихах Я все умею в стихах,
— сказал он о себе, и это правда. Холин никогда не ставил даты под своими произведениями, поэтому точно определить время создания поэмы сложно. Предположительно первый вариант был закончен в начале 70-х годов. В конце жизни поэт вернулся ко всему написанному и дал новую редакцию всех текстов, уже в виде компьютерных файлов, а не на бумаге. Поэма публикуется в последней авторской редакции.
|