Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Ирина Машинская  .  предыдущая публикация  
Значение речи
Ирина Машинская: «Дело не в классицизме размера, а в заряде, который стоит за стихотворением»

20.06.2008
Интервью:
Глеб Шульпяков
НГ ExLibris, 8 мая 2001 г.
Досье: Ирина Машинская
        Ирина Машинская - поэт, переводчик, житель Нью-Йорка и редкий гость в наших краях. Недавно в издательстве «Классики XXI века» вышла первая книга ее стихов в России. Это - избранное из трех сборников, которые были опубликованы в Америке («Потому что мы здесь», 1995, «После эпиграфа», 1996, «Простые времена», 2000). Прежде у нас выходили только переводы поэта - см. книжечку Крэга Чури, изданную в 1999 году в питерском издательстве «Петрополь». Нынче же мы имеем возможность познакомиться с лучшими стихотворениями поэта, отобранными для дебюта в России - а также и с самим автором.

Глеб Шульпяков: Что вы ждете от этой публикации?
Ирина Машинская: Не уверена, что знаю точно, но одно могу утверждать с уверенностью - очень часто люди идут к моим стихам долго, связь с моими стихами у них устанавливается иногда лет через пять после прочтения, так что вдруг старые тексты начинают звучать для них, как новые. Я думаю, таково свойство моих стихов - не уверена, что это хорошее свойство, но это факт. Поэтому я не жду немедленного отклика и большого количества читателей.
Г.Ш.: Что для вас устное выступление?
И.М.: Вы знаете, я склоняюсь к мысли, что книга больше живет в устной форме, а не на бумаге. Исполнение книги уникально - как джазовая импровизация. Раньше я считала, что стихи - это графическое произведение, определенным образом размещенное на странице, чтобы читатель мог возвращаться. Ну это как большое музыкальное сочинение, которое невозможно прослушать только один раз, чтобы целиком воспринять. Теперь же я очень много внимания уделяю именно исполнительской части.
Г.Ш.: Ваша история?
И.М.: Писать я стала давно, лет с пяти, но первое стихотворение, которое заслуживало бы интереса, вышло у меня лет в двадцать. Моя эмиграция не была связана с литературой - разве что косвенно. Эмиграция, как и самоубийство, никогда не имеет одной причины. Уехала я после путча и очень жалела, что еду, поскольку казалось, что теперь самое время оставаться. Но было поздно, а через несколько недель я уже поняла, что здесь мало что изменилось. Контакт с Москвой по-прежнему был слабым.
Г.Ш.:Что значит - по-прежнему?
И.М.: Надо сказать, что из столицы я эмигрировала еще раньше, в 86-м году. Я тогда ждала ребенка, мы переселились под Звенигород и больше сюда не возвращались.
Г.Ш.: Бахыт Кенжеев говорил, что в нынешней ситуации абсолютно неважно, где стоит твой письменный стол - в Торонто, Звенигороде, Австралии или в Москве. Как вам такое мнение?
И.М.: Я думаю, что это его фигура речи - местоположение стола, для меня по крайней мере, очень важно. Начать с того, что я приезжаю и узнаю совершенно новые для себя слова. «Проплатить», например. Или такое исконное русское слово как «домофон», да? Поэтому чувствуешь себя оторванной от языка, а это... в общем, понятно. Я думаю, что мой дом, конечно же, там - в Москве бы жить я не смогла.
Г.Ш.:Почему?
И.М.: Здесь для меня все слишком суетливо, а я человек частный и не люблю, когда так много тусовки.
Г.Ш.: Ну можно же игнорировать все эти сходки?
И.М.: Это витает в воздухе, поэтому - не обойдешь. Сама жизнь, начиная с улиц Москвы, она тусовочна. И это - не для меня. Потом, здесь человек сильно связан с общественной жизнью. Он должен прислушиваться к радио, смотреть телевизор и читать газеты.
Г.Ш.:Можно выбросить телевизор и не читать газеты.
И.М.: Это будет насильственный ход, жест. Это будет неестественно. А там - там человек предоставлен самому себе и может просто забыть о средствах массовой информации. И это мне, как частному человеку, очень близко.
Г.Ш.: Расскажите о литературной жизни русской Америки. Что там сейчас творится? Издательства, законодатели вкуса и так далее.
И.М.: Ну, «Ардис» давно закрылся, «Эрмитаж» издает прозу и русские антологии для американских студентов, где проставлены ударения. Процветает ли «Эрмитаж»? Вряд ли. Раньше эти книги шли в Россию и были нарасхват, а теперь тут и так все есть, так что... Есть еще «Слово», дружеский конкурент, но у «Слова» есть площадка, так что оно конкурирует скорее с «Русским самоваром», где также читают стихи.
Г.Ш.: Я был как-то на чтении в «Самоваре» и мне показалось, что вся литературная компания, что там собралась, напоминает большую семью, которая собралась послушать, что там «старшенький» (или «младшенький») написал. Так ли это?
И.М.: Я думаю, что это впечатление сложилось у вас вот почему. Дело в том, что там люди друг с другом мягче, приветливее, что ли, - это запад так действует. У людей есть изначальная доброжелательность. Люди - как ни странно - относятся друг к другу с большей теплотой, чем здесь. И потом - там людям любопытны другие люди, а здесь каждый занят самим собой и только. А сами американцы - вы таких благодарных слушателей вообще не найдете: они часами могут слушать стихи, причем не самые интересные, и это будет абсолютно искренне.
Г.Ш.: Поэты, которые задают тон в русском Нью-Йорке?
И.М.: Я не знаю, что значит «задавать тон», просто есть поэты, которых я ценю. Это Володя Гандельсман, Саша Алейник, Вадим Месяц, например.
Г.Ш.: Как живут нынче русские в Америке?
И.М.: Там есть два пути - либо ты опускаешься на дно, живешь на разные пособия и занимаешься тем, что тебе любо, либо ты работаешь и обеспечиваешь себя сам. Других вариантов нет. Первый вариант не для меня, так что я работаю школьным учителем.
Г.Ш.: Любимое место в Нью-Йорке?
И.М.: Это Манхэттен - Гринич Виллидж, а также подворотни верхнего Ист-Сайда. Народу там, конечно, полно, но мне показалось, что в Москве - все равно больше. А может быть, это избыток энергии - здесь все чудовищно энергичные, поэтому и кажется, что людей много.
Г.Ш.: Вы можете написать верлибр?
И.М.: Я все могу написать. А то, что называют верлибром, очень часто возникает просто из неумения создать структуру. Мне необходима форма, она должна быть, любая - рыхлая, строгая, неряшливая - главное, оправданная. Я не люблю хаос, энтропию. Это даже не вопрос «нравится - не нравится», а - скучно. Для того, чтобы стихотворение меня «взяло», нужна энергия, которая связана с мерой гармонии. Гармония может быть разной, и верлибр может зарядить страшной энергией, а по накатанным рельсам пятистопного ямба - ничего не может выйти. Та же энтропия. Дело не в классицизме размера, а в заряде, который стоит за стихотворением. Этот заряд нужен, чтобы стихотворение «прошло» сквозь читателя. Мне - как простому, например, читателю, - нужно от стихотворения именно это.


  следующая публикация  .  Ирина Машинская  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service