Проект «Культурная инициатива» (основатели: поэты Данил Файзов и Юрий Цветков) это 3040 литературных вечеров в месяц в Москве, это фестивальные программы в регионах и в Москве, это прогрессивная и даже революционная торговля, казалось бы, совершенно непродаваемыми книгами. Подхалимы говорят, что Цветков и Файзов по сути исчерпывают современный устный поэтический процесс в Москве. Недоброжелатели их в том же обвиняют. А еще Юрий и Данил в скором времени открывают первый в новой России книжный поэтический магазин (Покровский бульвар, 18).
Для начала: сколько у нас поэтов? Юрий Цветков: Как частное лицо я считаю, что не больше двадцати. Как представитель «Культурной инициативы» бесконечность. Откуда появляется это противоречие? Ведь никто не обязывал вас с Данилом становиться «Культурной инициативой». То есть вы реализуете ваши собственные культурные программы. Ю. Ц.: Здесь надо вернуться к истории возникновения «КИ». Мы отталкивались от литературной программы клуба «Проект О.Г.И.» («Объединенного Гуманитарного Издательства» Л. К.), а она была завязана на Михаиле Айзенберге, Тимуре Кибирове и пр. Тогда эти поэты выходили, если так можно сказать, из андеграунда в истеблишмент, но остались закрытой группой. Наши первые гости были Всеволод Емелин, Татьяна Бек, Сергей Чупринин, Эдуард Лимонов, Виталий Пуханов, Олеся Николаева. То есть мы очень раскачали исходное представление. Дмитрий Кузьмин говорит о нас так: «КИ» представляет литературу фронтально. Мы создаем пространство литературного бытования. У нас никогда не было монополии на проведение литературных вечеров. Когда мы начинали, помимо Кузьмина Глеб Шульпяков вел свою программу в «Букбери», Лена Пахомова в «Классиках XXI века», Николай Охотин в «Проекте О.Г.И.», Николай Байтов и Света Литвак в «Зверевском центре». Тут к разговору присоединяется Данил Файзов и отвечает на исходный вопрос: Людей, чьи стихи мне нравятся, примерно 100150. Этот ответ мне понятен. Человек, написавший несколько прекрасных стихотворений, возможно, еще не поэт, но уже включается в пространство бытования. Тогда второй вопрос. Допустим, у вас есть 300 экземпляров книги действительно замечательного поэта, который к тому же вам очень нравится. За сколько времени и как вы его продадите? Ю. Ц.: Это один в один ситуация с книгой Алексея Петровича Цветкова (однофамильцы. Л. К.). «Шекспир отдыхает». Мы распространили ее за два месяца. Правда, очень удачно это совпало с приездом Алексея Петровича в Москву. Было три его выступления. Д. Ф.: Еще надо учесть ситуацию провинции. Чем дальше от Москвы, тем лучше идет книга. И всегда надо включать новую для читателя книгу в известный ему контекст. Частично эту задачу выполняют книжные серии. Ю. Ц.: Поэтическая серия, например, курируемая Михаилом Айзенбергом в О.Г.И., это была гарантия качества. Мне там нравились примерно 40 книг из 50, так ведь не мне одному. И люди, интересующиеся поэзией, смело брали книгу неизвестного им поэта из этой серии и не ошибались. Вообще «Культурная инициатива» представляет, а не оценивает. Хотя, конечно, без предпочтений никуда время от времени мы «заболеваем» тем или иным поэтом, и его выступления становятся чаще. Например, сперва Андрей Родионов, Борис Херсонский, Юлий Гуголев, потом Федор Сваровский, потом Ирина Ермакова после «Улья», теперь, наверное, Дмитрий Веденяпин. Важный для меня вопрос. Не кажется ли вам, что малая проза как абсолютно некоммерческая и доступная устному формату литература могла бы подключиться к культурным механизмам поэзии? Д. Ф.: Дмитрий Данилов выступает на поэтических вечерах и участвует в поэтических фестивалях. То есть что касается такой граничащей с поэзией малой прозы, конечно, да. А вообще… Все-таки малая проза живет по другим законам не только внутренним, но и законам бытования. Ю. Ц.: Если бы Гоша Манаев не устроил цикла вечеров «Система координат» (очень информативный цикл историко-литературных лекций. Л. К.), у нас никогда бы не дошли до него руки. Нужен человек, который займется малой прозой. Но тут еще такое соображение: у поэтов есть что-то вроде кодекса поведения. У прозаиков его, как правило, нет… В силу каких-то условий здесь сформировался, а там нет. Д. Ф.: Поэтическое пространство едино. А прозаическое раздробленно… Это я хорошо понимаю. У меня была статья на эту тему в «Новом мире», там я насчитал, насколько помню, семь не соприкасающихся секторов в прозе. Околопоэтическая проза, специфическая сетевая, коммерческая, толстожурнальная, фантасты отдельно… Ю. Ц.: Не знаю, может быть, я скажу сейчас нечто спорное, но, по-моему, лучшие поэты понимают, что жизнь больше поэзии, и поэтому с ними можно иметь дело. А прозаики как-то остаются внутри литературы. Они считают, что проза больше жизни. Это можно легко объяснить. Буквально, физически, написание стихотворения у поэта занимает в сотни раз меньше времени, чем написание повести у прозаика. Поэтому для поэта «остальная» жизнь это почти вся жизнь, и чем интенсивнее и богаче он живет, тем интенсивнее и богаче его стихи. Ну, огрубленно говоря. А прозаик полдня пишет, потом выходит с больной головой погулять в парк. Конечно, для него подлинная жизнь может сместиться туда, где он пишет. Следующий вопрос: кто является слушателем, читателем поэзии помимо самих поэтов? Д. Ф.: Студенческая окологуманитарная молодежь. Ну, учительницы литературы, библиотекари. На вечере, например, Сергея Гандлевского будет много посетителей библиотек. Ю. Ц.: Стадионы 60-х поэзии не нужны. У меня есть собственное наблюдение: поэзией интересуется малая часть населения, но в эту часть обязательно входят люди, имеющие отношение к власти, к деньгам, имеющие влияние в обществе. Они обеспечивают некоторую подпитку всего этого поэтического сектора, но не надо, чтобы их было слишком много. Современную ситуацию я описываю так: поэтический бум, который не заметило большинство населения страны. И слава Богу. Спасибо.
|