Кононов Николай. Нежный театр. Шоковый роман. — М.: Вагриус, 2004. — 384 с.
...Но что за возраст? Что за утро, что за снег... В каком элизиуме полчаса последних? Какие золотые разговоры...
Н. Кононов. Пароль
На обложке «Нежного театра» Николая Кононова — жанровый подзаголовок «шоковый роман». Дано ли это авторское определение в смысле перцептивном или моральном? После Батая, канонизации де Сада или сорокинских кунштюков кого, собственно, должен шокировать этот спрятанный, но все же ощутимый отроческий трепет прозы Кононова? Скоротечная, физиологическая и все же бесплотная близость подростка-повествователя с живущим в разлуке отцом; речное и оборотническое посвящение городского мальчика в мужчину, необъяснимая попытка самоубийства или насильственная смерть случайного возлюбленного — все эти «чудовищные» сюжетные перипетии даются почти все время в двух планах: объективном, физиологически-цепком, сниженном и бытовом (включая и саму речь персонажей), но также и субъективном, напряженном, гибельном — и именно этот второй ракурс представляется подлинным и в то же время — каким-то пульсирующим, мерцающим. Невыносимо отчетливые и намертво зацементированные в памяти мельчайшие атомы переживания тем не менее кажутся зыбкими, сновидческими декорациями самого неожиданного, наверно, романа воспитания в отечественной прозе последних лет. В разговоре о прозе Кононова, начиная с «Похорон кузнечика», редкий рецензент или критик не помянул (по праву!) Пруста; однако эта почти солипсистская повествовательная перспектива не менее связана и с литературной генеалогией, восходящей к Музилю (вплоть до особого аналитического имморализма и странных пар, вроде Тёрлесса и Базини или Ульриха и Агаты).
От модных упражнений на грани концептуализма и массовой словесности роман Кононова выгодно отличает отсутствие мистериальности, мрачной торжественности и настойчивой, завистливой тяги к вульгарному. И уж подавно — никакого кэмпа. Для понимания «Нежного театра» — в смысле прояснения автобиографических деталей и связей Кононова-поэта и прозаика — весьма важны изданные несколько лет назад беседы Кононова с М. Золотоносовым («З/К, или Вивисекция»), а также его последний стихотворный сборник «Пароль». Подчеркнутая и «естественная» субъективность повествования, обыденный, дерганый ритм семейных историй, горячечный и какой-то остраненный эротизм, а также память о присутствии последнего часа («чуять дыханье их ржавое, слышать их шаг семимильный») — все это провоцирует на бесконечные разговоры о «прозе поэта», но все же роман написан в несколько иной тональности, чем новые поэтические публикации автора. Бартовское «удовольствие от текста» дано читателю «шокового романа» (не рассказчику) скорее в качестве своего рода «минус-приема»: роман задевает, потому что серьезен и вполне устойчив к той внешней скептической читательской иронии, которая совершенно разрушает трансгрессивные тексты новейшей «не-только-литературы», призванные шокировать перманентным подрывом запретов. Телесное связано у Кононова не только со смертью, желанием и выразительностью, но также и с рефлексией, повышенным градусом внутреннего переживания — и тут не могло не сказаться влияние столь важного для автора опыта художественной прозы Лидии Гинзбург (в особенности — не слишком часто перечитываемого теперь «Заблуждения воли»). При всей иносказательной условности автобиографического повествования и соблазна прямой проекции рассказчика на фигуру реального автора, «Нежный театр» лишен — на мой заведомо субъективный взгляд — какого-то пластмассового, игрушечного привкуса, часто свойственного современной словесности. Если переводить впечатления в область киноэстетики, то по «Нежному театру», пожалуй, мог бы снять фильм Олег Ковалов или даже Фолькер Шлендорф (едва ли Фассбиндер и уж точно не Франсуа Озон). К списку литературных предшественников уже узнаваемого авторского стиля можно было бы добавить и Кортасара — в особенности его роман «Выигрыши» и поздние рассказы (не кивок ли в сторону Кортасара — название предыдущего сборника Кононова «Магический бестиарий»?). Кажется, что с Кононовым у нас может появиться и гендерная проза, написанная автором-мужчиной и притом лишенная вроде бы обязательных для письма такого рода казарменных, мачистских или, напротив, манерно-кисейных обертонов. Уже «Магический бестиарий» представил читателю разного писателя Кононова — и в «Нежном театре» главное не шок, а зияющие отточия и кружащиеся, запинающиеся примечания на тех страницах, которые автору нужно было написать. Если даже не говорить о катарсисе и моральном задании, то в новой книге этого автора нам представлен так и такой — чужой, художественный — опыт личностного становления, который не может не резонировать и с нашим собственным.
|
