Евгений Сабуров. Пороховой заговор. - М., серия книг журнала «Золотой век», 1995.
Евгения Сабурова хорошо знают как экономиста, бывшего вице-премьером первого российского правительства, директором «Центра информационных технологий», главой правительства Крыма. Меньше известен он как поэт, хотя в разных изданиях время от времени появлялись его подборки: в рижском «Роднике», «Театре», «Сельской молодежи», «Золотом веке», «Независимой газете»... Но наиболее полное представление о нем, как оригинальном стихотворце, дает сборник «Пороховой заговор», включивший в себя тексты конца 70-х и 80-х годов. Жаль, что в него совсем не вошли ранние стихи. Любопытнобыло бы прочесть и написанное в 90-е годы, когда поэт больше занимался делами государственными. Как-то - это было в Крыму, Сабуров давал мне интервью в машине, везущей его на очередную встречу с хозяйственниками - я поинтересовался: а сейчас удается писать? «Пишу, - легко отозвался он, - хотя новые обязанности этому не способствуют. Поэзия все же не проза, для нее не требуется много времени. К тому же стиль мышления поэта во многом схож со стилем мышления чиновника: он чрезвычайно конкретный. Я согласен с Мандельштамом, который говорил, что поэзия - это игра детей с отцом. Это действительно игра. И в управлении тоже есть элемент игры, деловой игры, когда каким-то образом расставляются люди, задействуются их способности, когда все это направляется к какой-то цели, которая, если внимательно посмотреть, вовсе не цель. Потому что управление - это обеспечение жизни. А обеспечение жизни - это не цель, до которой можно дойти, сесть и успокоиться». Я вспомнил этот разговор, когда листал «Пороховой заговор», где чуть ли не физиологические описания переплелись с тонкой шуткой и эпатажем. Сладкая, несколько убаюкивающая речь порой резко обрывается, строка дает сбой, становится энергичней, короче. Или немного растягивается, и в ней внезапно возникают какие-то «заработные платы», которые растут «пропорционально трудовому вкладу». Словом, конкретизм чистой воды. Не случайно (скажем, про «между прочим») лидер конкретной школы Всеволод Некрасов посвятил нашему поэту стихотворение, которое одновременно можно рассматривать и как критическую заметку:
Жизнь и соображения Сабурова Жени (Что за бурная сабурная жизнь За сабурные и засабурные соображения!)
В поэтическом опыте Сабурова - фиксация правды о падшем человеке. Он пишет о том центре в душе, где торжествуют темные, звериные страсти, где человек легко ассоциируется с животным и отношения самца и самки (что не всегда однозначно плохо) начинают подчинять себе все остальное. Но есть в душе и другой центр - Сабуров помнит об этом - где человек видится как образ и подобие Божие, где жизнь преображена небесным светом, и мир и мера - неотъемлемые свойства земного скитальца. Стихи «качаются» между полюсами, и хотя у первого перевес, итог схватки не очевиден. Потому что Сабуров умеет благодарить, радоваться естественным занятиям. Потому что даже в эпицентре самости и похоти играет музыка ритма, разрушающая эту самость и похоть, придающая ей другое значение:
И кинула: Звони! - Зачем? мне только бы успеть на пересадку, я призрачен и без остатку весь умещусь на собственном плече. Напевный холод одиночества опять к себе меня влечет. Монахов вечное отрочество как незаслуженный почет. Густея болью и тревогой, дорога зыбкою рекой протянута от нас до Бога и кинула: - Звони! - На кой? Я так спешил на пересадку, прыжком срезая переход, роняя драгоценный лед, голубоватую оглядку. Как поэт, Сабуров чрезвычайно пластичен и динамичен. Он умеет одновременно и рассказывать, и показывать, и двигаться в пространстве, строить воздушные замки и вдруг несколькими словами все заземлять. Стих его, правда, при этом не всегда ровен, страдает языковой небрежностью, но даже в проваленных вещах встречаются словесные обороты, оправдывающие читательские усилия. Его чувства требуют конкретных - в рамках падшего мира - действий. Но они не утаскивают читателя в низины плоти, ибо они безнадежно романтичны:
Чтобы шедеврами похвастаться пред женщиной, талантов мало, воли мало - необходимо, чтобы женщина была. И вот ты ждешь прихода на вокзал тех поездов, которых запоздало мильон, не меньше, чем мильон - им нет числа. Нам недостаточен, чтобы убить в себе раба, ни трезвый ум, ни сердца пыл, ни даже чтоб ее любил и шла в душе твоей борьба - необходимо, чтобы раб хоть был. А вот взлетает пустота, чтобы шедеврами похвастаться взлетает, а вот запела немота, саму себя перебивает. И свертывается мораль, развертываясь в дальний поезд. И дальний поезд едет в даль, ни капельки не беспокоясь.
Сабуров окончил мехмат МГУ, где вместе с ним «проходили курс бесполезных наук» поэты Леонид Иоффе и Анатолий Маковский (пропавший без вести в Киеве в 1995-м, о стихах последнего см. НЛО N4, 1993). С ними, а также с Михаилом Айзенбергом он, в основном, и общался. С кем из литераторов дружит сейчас - не знаю. Мне кажется, для поэтического портрета это неважно: трудно творчески уцелеть, находясь на руководящей работе. Сабуров, правда, придерживается иного мнения. В упоминавшемся крымском интервью он рассуждает примерно так: «Поэты нередко состояли на государственной службе, и служили неплохо. Посол России в Иране Грибоедов был совсем неплохим послом. Державин был вовсе неплохим губернатором. Клодель во Франции был очень неплохим министром. Так что поэт на государственной службе - это нормально!»
|