Для того чтобы это понять, достаточно посмотреть на два огромных пухлых тома, общая сумма страниц которых тысячи полторы, если не больше. Первая мысль, которая возникает у читателя, — «люблю толстые фолианты, но до такой ли степени?»
Но начинаешь читать — и понеслось. Описывается самое интересное: художественная среда Москвы, перестройка, 1985 год, знакомые все лица. Фамилии изменены, лица узнаваемы. Гриша Гузкин — это Гриша Брускин? А кто этот профессор Соломон Рихтер, автор книги о Пикассо с предисловием Эренбурга? Надо заглянуть в Google. Чернобородый лидер нового искусства Леонид Голенищев — Леонид Бажанов? Мыслитель Пайпс-Чимни, автор исследования о России «Крест и топор», вылитый Биллингвуд, директор библиотеки конгресса.
Почему художники больше не рисуют?
Десятка страниц не прочитал, а уже весь горишь, смеешься, читательское сердце бьется узнаванием. Семен Струев, лидер второго авангарда, — неужели Илья Кабаков? Вот он подводит Дюрренматта к своей картине, вернее, к чистому холсту, на котором написано: «Где Катя? Ее нет. Где Максим? Его нет. Где Лена? Ее нет. Может быть, и не было никого?» А Дюрренматт говорит: «Это лучший групповой портрет, который я видел, — невидимое присутствие».
В приглашении клуба «Билингва» на презентацию романа напечатано: «Это роман о Вас, уважаемый (ая)» — и вписано большими буквами «Игорь Шевелев». Отнесся скептически, а вишь ты.
А гости на выставку все прибывают, послы, известный экономист Владислав Тушинский, автор статьи «Как нам изменить Россию в 500 дней», ну, это понятно. Надо, наверное, всех выписать столбиком в виде «ключа к роману». А вот инструктор ЦК по идеологии Иван Михайлович Луговой по прозвищу Однорукий двурушник… Да только что читал о нем в журнале, как же его звать-то?
Э какая интересная жизнь намечается на ближайшее время чтения.
Ближе к одиннадцатой странице, узнав буддолога Бештау-Пятигорского (смешно), шумного фотографа Льва Горелова-Мелихова, другого, третьего, понимаешь: «вся Москва» будет читать это, обиженная, когда найдет о себе, и смертельно оскорбленная — когда не найдет.
Вот она, фиксация времени: сегодня Горбачев позвонил в Горький Сахарову и тут же предложил Тушинскому сотрудничество по изменению России.
Такие дальние и близкие 90-е…
Как вспоминается прошлое двадцатилетней давности?
Сатирически или с ностальгией.
Тут и спор о России. Автор, сын и брат известных философов, мыслителей, не может не перебрать со знанием дела все наличные умственные стратегии, приведшие, как оказалось, к плачевному результату. Надежды на возрождение привели к кризису — идей, искусства, интеллигенции. Да и сама горделивая фигура художника-творца растворилась без следа в новых «стратегиях» перформансов и инсталляций.
Главный художник нового авангарда, за которым угадывается Илья Кабаков, попадает в кабинет партийного босса, переспав с его супругой, и видит карту родины, поделенную кремлевскими мечтателями между собой, — со столбиками огромных сумм, которые деление принесет каждому из них.
«Учебник рисования» — не просто скандальный роман с легко узнаваемыми персонажами, любовными историями, размышлениями о России и мире, стыке времен и неотвратимости судьбы.
Это еще — прочтите название — учебник рисования, роман о романе, школа мастерства: подготовка холста, правильная поза художника, умение смешивать краски, сочетание света и тени, работа с натурой.
В романе Максима Кантора, как в жизни, есть все — сатира и публицистика, летопись и трактат, нетленка и бытовуха. Тут и актуальный художник Сыч, скандальный перформанс которого с хорьком перешел в стабильные семейные отношения.
И редактор «Европейского вестника» Витя Чириков, продолжатель Карамзина, — как выпрашивал он бабки у инструкторов ЦК, так и выпрашивает до сих пор, только вывески поменялись. И создатель газеты «Бизнесмен» Василий Баринов, который напрасно пытается облапошить все более матерых своих покровителей. Ну а то, что министр культуры Аркаша Ситный и его помощник Шура Потрошилов распродают культуру по частям и оптом, навязывая музеям «черные квадраты», это мы, кажется, и в газете «Завтра» читывали.
Огромный объем произведения требует все новых средств для поддержания занимательности. Ведь чтобы такое даже пролистнуть, надо иметь спортивный разряд. Примерно к трехсотой странице задумываешься о дальнейшей судьбе — своей, читательской, книги.
Для европейского читателя и этот объем уже давно перебор. И тут оказывается весьма кстати рассуждение «учителя рисования» о формате произведения. Как художник Максим Кантор тоже отличался размерами холстов, но там хотя бы дверь зала диктует ограничения. А как автор учебника он выступает за великие произведения, не ухватываемые единым взглядом и даже пониманием, — таков исторический масштаб описываемых событий. К тому же если давно за границей, то и лимит времени неограничен.
О деньгах в книге много, но гораздо меньше, чем об идеях. К шестисотой странице понимаешь, что текст бесконечен. В последнее время такие фолианты выпускают бывшие олигархи и ушедшие на покой банкиры. Все сильнее хочется посмотреть на человека, который сможет все это прочитать до конца. Испытываешь эффект, как если бы этими же книгами — да по голове! Поскольку книга печатается в авторской редакции, то подозреваешь, что и редактор не обязан был все это прочитать.
И вот, наконец, видишь рецензию, автор которой прочитал книгу за неделю. Книга его перепахала, как «Что делать?» вождя мировой революции, он понял, как устроен мир и что время великих русских романов — после «Мастера и Маргариты» и «Доктора Живаго» — отнюдь не прошло.
Уф, ну все.
Автор книги «Учебник рисования» сетует, что живопись исчезла на его и наших глазах. Теперь, кажется, я задумаюсь, не прошло ли время отказаться и от чтения.
|
