Досье

Гоголь по сравнению с Лермонтовым показался невероятно простым. У Гоголя язык вне пола, у Лермонтова — мужской язык. Что мне было с этим делать — я же женщина. Потом стала привыкать, вижу: и язык живой, и мужские характеры, которых я так пугалась, изумительные. Бабы у него плохие. А знаете почему? Ему женщины неинтересны. / далее

Такой областью, которую Н.Садур очень чувствует, являются действия таинственных и загадочных сил и существ, которые не обязательно злы, но ведь и не добры. Они производят трогательное, вот как! впечатление оттого, что малы размерами, часто пушисты и всегда беспомощны в чужом мире, в который занесены и где не вполне знают, как себя вести (поэтому мы так любим домашних животных). А также оттого, что не оставляют людей в покое, а значит, и в одиночестве. Они прямо кишат, снуют и шевелятся вокруг нас и иногда подают голос. Ко всему этому Н.Садур очень чувствительна. / далее

Пьесы Садур – это кошмары, посещающие людей наяву, бредовое настоящее, в котором мы все живем. Театрализация это только усиливает, взгляд читателя из зрительного зала, из темноты на освещенный кусок безумной игры в жизнь заставляет предположить, что и сам смотрящий является актером, играющим роль зрителя, – и так до бесконечности – выходя из одного сна в очередной сон – сможешь ли проснуться раньше собственной смерти? / далее

Нина Садур оперирует какими-то очень существенными, узловыми архетипическими понятиями, явлениями и образами. Молоко, старуха, птица, материнство, любовь, тесно переплетенная со смертью, древние дети, изменение личины (посредством пластической операции), милосердные хищники, мудрое безумие... / далее

И мы, вместо БАМа, мчались с Иваном Афанасьевичем Овчинниковым по сибирским ночным сугробам, нахально остановив милицейскую машину, чтоб доехать до сахарного нашего ненаглядного Дениса, жившего тогда в деревянном домике у съёмной бабки. Бабка, при виде нас, румяных от мороза и «яблока-вина», тогда жалостно завыла над Денисом: «Они бандиты. Затянули тебя. Особенно эта, девка в зелёном пальто. Покайся, Сашка. Тебе меньше срок дадут…» Но Денис не отрёкся от нас. / далее