Досье

Речь о дискретности, о белом письме, о слепых пятнах текста, о синкопах синтаксиса, о семантических задержках дыхания, о пранаяме слова, о нитевидном времени, этимологически восходящем к веретену». Пожалуй, в новой книге Сергея Соловьева можно найти все его опорные точки, или, по крайней мере, большую их часть: театр «Ноль дистанция», газета «Ковчег», и то, из чего вырос «Аморт», одна из лучших книг Соловьева. / далее

Сергей Соловьев — один из тех людей, которых можно назвать странниками. Наверное, одно из его главных свойств характера — невозможность долгого существования в одном месте. Родился он в Киеве. Там же, на Украине, реставрировал храмы. Может быть, именно так и оттуда появились мягкость и почти тактильная чувствительность языка. / далее

«Идти дальше» в своем переживании мы можем только через язык - в широком смысле этого слова. То есть построив ту или иную конструкцию для переживания» (Мераб Мамардашвили). Возможно, у ряда современных авторов - Аркадия Драгомощенко, Андрея Левкина, Игоря Клеха, Шамшада Абдуллаева, Сергея Соловьева - именно эта задача выходит на первый план. / далее

Можно уверенно сказать, что литература существует только на фоне не-литературы — именно в силу своего отличия от нее. Термин паралитература обычно употребляется для обозначения массового чтива. Но изделие, которое мы сегодня попытаемся осмыслить, именно что из потока, параллельного искусству слова, в том смысле, что Сергею Соловьеву слов не хватает, ему не достает смысловых гнезд литературного языка — он эти гнезда перестраивает. / далее

Книга - максимальная общность (Библия!), максимальная стертость (некоторая книга, любая). Заявленные темы - человек и время, о которых бессмысленно говорить напрямую, само существование которых - проблема. / далее

Новый роман Сергея Соловьева сразу же начинается с расстояния, вжатого в ноль, все умещается внутри зрачков зажмуренных глаз. Русский художник и австрийская аристократка отправляются в Индию, чтобы найти себя или потерять друг друга. Все происходит там, откуда «с тем же именем не возвращаются». Двое идут к себе, разматывая притяжение близости, и уходят друг от друга, уходят от третьего. / далее

Текст Соловьева кажется дневником, описанием поездок и встреч. Да, претензии любого автора на всезнание рухнули, выдуманный персонаж сомнителен, сюжет невозможен — где начало и где конец событий? У автора остается первое лицо единственного числа. Но это не non-fiction, а тонкое балансирование между случившимся и возможным. / далее

Речь в прозе Сергея Соловьева держится на неожиданных открытиях-связях (змея — младенец: «ни зренья, ни слуха, ни обонянья, вся — термотактильность, вся — жгут церебральный, антенка в извиве, тепло и тактильность, улыбка, дитя»), на превращениях смыслов и звуков. / далее