Добро перевесит?
Андрей Геласимов. Фокс Малдер похож на свинью; Жажда

Артем Каратеев
Знамя
2003, №3
Досье: Андрей Геласимов
        Андрей Геласимов. Фокс Малдер похож на свинью: Повесть, рассказы. — М.: ОГИ, 2001. — 128 с.; Жажда. — «Октябрь», 2002, #5.
        Повесть «Фокс Малдер похож на свинью» и четыре рассказа, составившие книгу, вышедшую в прозаической серии «ОГИ», и опубликованную в журнале «Октябрь» повесть «Жажда» связывает внесюжетное единство, которое выражается не только в индивидуальном авторском стиле повествования, но и в поднимаемых исконно бытийных вопросах.
        Особое внимание хочется сразу обратить на рассказы Андрея Геласимова — они того вполне заслуживают. Общая черта — отсутствие экспозиции, сразу наступающее погружение; четкая, мастерски сотканная поверхность, где все на своих местах. Характерные черты прозы Геласимова — динамизм и экспрессия, краткость фразы, обилие диалогов — в большей мере проявляются именно в рассказах.
        Излюбленная манера повествования (это относится не только к рассказам) — от первого лица, будь то мужчина или женщина. Но новизна «взгляда на мир чужими глазами» имеет оборотную сторону: необходимый отказ от излишнего самоуглубления героев. В этом смысле герои Геласимова вполне адекватны — наивно ожидать скрупулезного самоанализа от пенсионерки, в молодости занимавшейся парашютным спортом и тянувшей без мужа двоих детей, — вот самоанализа и нет («Чужая бабушка»). И столь же глупо ждать «высокого штиля» от нежновозрастного подростка — вот его и тоже нет («Нежный возраст»). Острота и своеобразие впечатлений, оттенки внутренней жизни даны через диалог и — что особенно удается Геласимову — через ремарку, неакцентированное замечание вскользь. Вот, к примеру, описание квартиры находящейся в депрессии, на грани суицида, учительницы («Фокс Малдер...»): «Елена Николаевна осторожно переступила порог и потянула меня за собой. Внутри было темно. В единственной комнате и на кухне окна были закрыты шторами. Как в склепе. Свет почти не просачивался. Наверное, хозяева увлекались фотографией». Выделено мной.
        В написанном от лица молодой матери-одиночки рассказе «Жанна» автор передает состояние матери, всецело поглощенной ребенком и его фактически неизлечимой болезнью. Здесь есть и материнский эгоизм — вот мы вдвоем, а что вокруг — не важно. Приглушенность, приторможенность эмоций; смотришь, как сквозь надетый на голову целлофановый пакет: все расплывается и дышать трудно.
        «Фокс Малдер похож на свинью» — повесть-воспоминание из школьной жизни времен «застоя». Все необходимое для такого рода повествования налицо: старая несгибаемая учительская гвардия, молодые выпускницы пединститута, военрук, надежный друг-одноклассник, первые сигареты и первая любовь. Однако при всей очевидной возможности выстроить из этого материала добротную сюжетную вещь, Андрей Геласимов создает именно воспоминание, построенное с соблюдением всех необходимых для этого атрибутов. Каждая маленькая главка, хоть и сцеплена с остальными и заключает в себе часть общего целого, закруглена и почти замкнута — словно рассказ-воспоминание растянулся на несколько вечеров, и точно припомнить, на чем остановились в прошлый раз, никак невозможно.
        Остранения, то есть повествования от лица выпускника средней школы, по большому счету, не получается — мешают постоянные замечания и размышления с высоты сегодняшнего дня. В то же время, автор не избежал общего места повестей «из школьной жизни» — нарочитого упрощения языка. В результате возраст героя зависает между шестнадцатилетним юношей и мужчиной, обремененным как минимум филологическим образованием. Для лица такого неопределенного возраста очень характерно мышление вторичными образами и понятиями; так, например, жизненные положения и периоды жизни героя часто передаются через литературные определения: «Начался период любовной лирики Пушкина» или «Байронизм и разочарование в жизни».
        Повесть-воспоминание имеет и соответствующее, навеянное случайной ассоциацией название.
        «Жажда» — вещь иного порядка, лишенная игрового элемента и совсем не веселая. Строгая, без излишеств, без многозначительных метафор, повесть рассказывает о человеке без лица — горевшем в Чечне солдате. Это повествование о тех, кто вместе с лицом потерял нечто большее — веру в жизнь; кто вернулся, но не может жить как все, потому что каждую ночь, раз за разом, заново сгорает в подбитом бэтээре.
        Личностью главного героя сцеплены три сюжетные линии. Допризывное детство, уход из семьи отца, сложные отношения с отчимом; война, ставшие привычными боль и смерть; день сегодняшний, когда дружба оставшихся в живых не выдерживает испытания деньгами.
        «Жажда» — это о тех, кто не смирился с жизненным злом, не подчинился его законам, но избрал традиционный способ протеста — уход от реальности путем употребления крепких спиртных напитков. Водку в повести пьют в раблезианских количествах, так что даже в холодильник она не помещается. А сам процесс приобретает такую обыденность и ритуальную неизбежность, что вопросы почему? и зачем? просто излишни.
        Почти всех персонажей — главного героя, его отца, друзей, фигурирующего в воспоминаниях директора техникума — мучает жажда, вызванная жизнью. У всех свои причины для жажды. Но все сводятся к одной — к общей неустроенности существования. Впрочем, повесть Андрея Геласимова не только о жажде, но и о том, как, и можно ли, выползти из ее спиртовых объятий. Неудивительно, что поиск решения этой задачи идет, по русской традиции, через духовное возвышение героев, что недвусмысленно заявлено помещенной в текст цитатой из Библии: «Народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтоб Я исцелил их».
        Иногда катарсис получается, как в греческой трагедии — гора трупов и скорбное чувство неразрешимой запутанности жизни (рассказы «Ты можешь», «Нежный возраст»). Впрочем, видимо, для автора сломанные судьбы уравновешиваются первым шагом ребенка-инвалида («Жанна»). Или не уравновешиваются — в том и пафос: поставить вопрос.
        Этический вопрос Ивана Карамазова — оправданно ли существование мира, пока в нем есть хоть одна детская слеза — трансформируется в другой: оправдывает ли улыбка ребенка все слезы мира?
        Идея этических весов прослеживается во всех произведениях Андрея Геласимова. И если главная задача художника — запечатлеть в своем творении некий вечный символ, то у Геласимова она решена, и этот символ — весы. Вот, к примеру, рассказ «Нежный возраст»: перед нами отрезок жизни героя, заключенный в цинично-сухие рамки подросткового дневника. Основные сюжетные итоги: развод родителей, смерть соседки, арест друга, три сожженных автомобиля, увечья средней тяжести у ряда третьестепенных персонажей. Морально-нравственный итог менее однозначен: автор записок явно претерпевает внутреннюю ломку, в конце в нем говорят иные чувства и иные мысли. Станет ли он Человеком? Может быть, да. Вопрос в другом: сто’ит ли вся череда жестокостей и несправедливостей, составляющих сюжетную канву, маленького сдвига в душе мальчика?
        Подспудно задача равновесия добра и зла присутствует и в «Фоксе Малдере». Рассказанная история-воспоминание вытекает из рассуждения о предначертанности судьбы. «Ты появляешься на свет, кричишь, писаешь под себя, а потом приходишь в школу к учителям, которые были для тебя предназначены. Кем? <...> Точно так же, как и ты был для них предназначен». Может, собственно, и запечатлелись все рассказываемые события в памяти героя потому, что один из их главных участников, лучший друг, потом погиб? (Ведь вот странная штука — человеческая память: хорошо помнит лишь то, что выстрадано и вымучено.)
        «Каждый человек в твоей жизни имеет значение», — звучат в начале повести слова главного героя, а в конце мы узнаем, что Антон Стрельников, лейтенант воздушно-десантных войск, убит в Афганистане. И этот краткий эпилог, ничего не добавляющий к сюжету, ставит странный и почти противоестественный вопрос: так неужели все значение Антона и было в том, чтобы осталась в памяти школьная история?
        Что-то похожее и в рассказе «Ты можешь», только с несколько иной стороны: не слишком ли большую цену мы платим, чтобы понять и запечатлеть в душе такие простые истины — что такое жизнь и что такое друг?
        И хотя «Жажда» заканчивается благополучно, хэппи-энд не стирает сильного впечатления: основной вопрос — что перевешивает, добро или зло? — остается нерешенным. Зло остается злом. Другое дело, что его становится меньше в жизни героев — друзья мирятся, помощь находит тех, кому она нужна, и так далее... Жизнь, в конечном счете, улучшают у Геласимова сами же герои, не сваливается добро на них, как манна небесная. Кто-то берет в дом чужого ребенка, кто-то выручает из беды, кто-то открывает в себе талант... Теория малых дел на практике. Так ли плохо? «Весь мир до основанья, а затем...» — уже было. Только зло искоренить не получилось. Так может, и нужно не кричать о любви к человечеству, а помочь ближнему? Может, тогда и перевесит?
        Проза Андрея Геласимова ставит этот вопрос.






Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service