|
|
|
Города России
Страны мира
|
|
|
|
|
| Тарас Трофимов |
|
Разговоры с тем, с кем не с кем
О стихах Тараса Трофимова
|
|
Трофимов Тарас. Продавец почек. — М.: АРГО-Риск, 2007. — 56 с. — Серия «Поколение». Вып. 18.
Персона, представленная в первом сборнике екатеринбургского поэта (родившегося в 1982 году), вполне узнаваема: во враждебном городе пятиэтажек и электричек («Дурная новость — мой город дрянь…») живет вполне себе «маргинальный бог», или, как сказал бы лирический герой этой книги, бог degraded 1, навечно окопавшийся в квартире, в юности резавший вены со скуки, — в общем, «надежда русского дурдома».
Мне внове — богом.
Зябко на душе.
Однако, бог.
И надо что-то сделать…
Он сторонится городского ландшафта, несмотря на включенность в него, смущается его обитателей, ведет беседы с прикормленным соседями жирафом и Микки-Маусом и глубоко отчужден от индивидуальных оболочек, с которыми, кажется, должен был бы чувствовать более интимное сродство («…сапоги, как вы меня выносите!»), а также (время от времени) — и от собственного тела. Отчуждение это иронически остранено воспоминаниями о «Мойдодыре» Чуковского:
Александр лег на койке
Вынул уши и лицо.
<…>
Тут колено убежало,
Поползло в его спине,
Глаз открылся в глубине
Отчуждение распространяется даже на собственное письмо: «Тетрадь, как ты это выносишь? / Скажи мне, зеленая, как ты все это выносишь?» Словом, узнаваемый изгой из спального района.
Однако эта персона с — тоже, казалось бы, ожидаемым — «сниженным» набором голосов, восходящим к революционным частушкам, обэриутам, Олегу Григорьеву, «Василию Теркину», разрабатывает вполне независимую стратегию взаимодействия с поэтической традицией. Впрочем, и сама традиция Трофимова неочевидна и более неожиданна по составу, чем кажется на первый взгляд: в первом же стихотворении сборника отзывается реминисценция из стихотворения Рильке «Der Lesende» в переводе Пастернака.
А мальчик по ночам читал,
Раскрыв страницы до размеров ночи.
Под утро удивлялся, что устал.
Наиболее интересные опыты взаимодействия Трофимова с поэтической традицией можно продемонстрировать на примерах, относящихся к тому типу письма, который в работах Александра Жолковского называется инфинитивным. Напомню, что к инфинитивному письму относятся тексты с инфинитивными конструкциями, образующими самостоятельные предложения, и однородными инфинитивными сериями 2. Примером такого рода стихов у Тараса Трофимова может служить и стихотворение, не вошедшее в сборник, опубликованное в журнале «Урал» (2006. № 9):
Веpить
Глаза откpывать
Удивляться
Ахать смеяться
Шуметь ликовать
Похоpонить
Закутаться
Уехать 3
Оно абсолютно инфинитивно, почти абсолютно глагольно и полностью вписывается в обозначенную Жолковским тематику инфинитивного письма — «медитация о виртуальном ино-бытии», — но с изрядной поправкой. Перемещение в инобытие здесь не столько медитативно (ментально), сколько сюжетно — перед нами история с двойным передвижением в инопространства. Один герой умирает, другой после этого уезжает. Отсутствие или сниженность медитативности обеспечивается особой инстанцией представленного в стихотворении субъекта: о таком в нарратологии сказали бы, что это повествователь, знающий меньше, чем персонаж (ребенок, безумец, чужак, незаинтересованный посторонний). Интрига, однако, в том, что персонаж и повествователь совпадают: об этом позволяет гипотетически судить движение от первого, «ментального» глагола к последнему, глаголу движения, от приватного пространства — к публичному и ничейному. То есть инфинитивная конструкция в сочетании с отчуждением субъекта речи от автогероя в данном случае способствует сокрытию «чувствилища» (Анненский), сокрытию интимной истории с одновременным указанием на нее.
С аналогичным случаем в сборнике мы сталкиваемся на примере стихотворения «Загадка города-расчески…»:
Загадка города-расчески
Рев окна
По морде мне по морде
Спотыкаясь
Живу в пальто
Дремлю в неонах крыш
Мне шепчется
Как крыльями руками
Махать пугать курить бежать дышать
Расшаркиваясь мякоть губ расшарь
Довольно светски по дурной привычке
Ах извините я влюблен в фонарь
Но у меня свиданье с электричкой
Здесь сюжетная инфинитивная серия, к которой, благодаря рифмующему слову («дышать»), примыкает «расшарь», тоже принимающее отблеск инфинитивности, оборачивается вполне буквальной «ездой в незнаемое» — на электричке, — а субъект речи все время колеблется между прямым высказыванием и «реферированием» происшествий. Сюжетное инфинитивное письмо становится знаком речевого отчуждения — указания на зону чувствительности/уязвимости, в данном случае — уязвимости, понимаемой совершенно буквально: «по морде мне по морде».
В контексте работы Трофимова с поэтической традицией важны два случая отсылок к Пушкину. Первый:
Не спешить не пить
просто выйти из дома
положить на рельсы пятак
и не ждать результата
увидеть памятник
из племени бестелесных
еще знаю кладбище
где похоронены супруги Ящер
можно даже потерять спички
пойти искать встретить знакомых
загадочно ухмыляться
заставить их попрощаться
не спешить не пить просто выйти из дома
Последняя строка полностью повторяет первые две, однако запись в одну строку придает этой фразе дополнительное значение — последовательности (а не, например, альтернативности) событий. Стихотворение в целом начинает прочитываться как текст без начала и без конца, где зоной неопределенности (то ли последние, то ли первые строки) является единственный неинфинитивный и перволичный фрагмент: «еще знаю кладбище...» В любом случае сюжет, либо осложненный модальностью, если началом считать «можно даже...», либо не осложненный ею, развивается опять-таки как прямой переход в инобытие (кладбище или не-дом — в зависимости от избранного порядка), где инобытие оказывается цитатой: «памятник из племени бестелесных» — это, как легко видеть, «памятник нерукотворный». Если повысить уровень абстракции, стихотворение автометапоэтично: сюжетное инфинитивное письмо легитимизирует субъекта речи, отчуждающего-указующего-на-свое-место-в (поэтическом) мире. Медитативность в таком случае остается действительной категорией инфинитивного письма, но принадлежит метауровню текста.
Второй пример — стихотворение «Забытый под столом…», которое я позволю себе привести целиком:
Забытый под столом — вино и бабы
Вот так бывает потерять стереть
Досрочно срочно многократно впредь
Больного мозга одолев ухабы
Ощерюсь на тугую синеву
И ту сквозь челюсть двери
На мгновенье
— Ах, кто же это?
— Это наш Евгений.
Живу.
Хотя в этом примере не совсем определена граница предложения, содержащего инфинитивы, а для самостоятельной серии их должно быть, согласно Жолковскому, не менее трех, — мы здесь встречаемся со всем набором уже замеченных черт: субъект речи со всей определенностью проявляется лишь однажды, но появляется несомненно; инфинитивы хрестоматийно приводят к сюжетно обусловленному «измененному состоянию сознания», в котором субъект речи («живу»), благодаря ближайшему соседству с именем собственным словно принимает его, будучи опознанным в качестве цитаты. Видимо, не следует специально оговаривать, что «Евгений» с притяжательными односложными местоимениями первого лица «наш» и «мой» имеет отношение к «Медному всаднику» и «Евгению Онегину», а метапоэтический инфинитивный сюжет работает.
Говоря об особенностях инфинитивного письма другого екатеринбургского поэта — Бориса Рыжего, А.К. Жолковский 4 вписывает его стихи в романтико-ироническую традицию, в тот подтип «метапоэтической рефлексии, когда автор заявляет о неготовности творить — сочинять стихи на случай, прославлять монарха, родину, идею, любимую». Явное отличие произведений Трофимова от стихов Рыжего заключается в том, что метапоэтическая рефлексия в них принадлежит не сюжету, а другому уровню текста — его дискурсивному (иногда цитатному — интертекстуальному) слою: «автор» не «заявляет». Трофимов создает такой порядок стихотворного языка, который позволяет радикально «уклониться» от поэтических деклараций и отстраниться от субъекта (пусть и неопределенного, «человека вообще») высказывания, одновременно выстраивая большие и малые олимпы в suburbia.
|
[1] Одно из стихотворений этого сборника называется «Теркин Degrade».
[2] См. подробнее: Жолковский А. Инфинитивное письмо: тропы и сюжеты (Материалы к теме) // Эткиндовские чтения: Сб. статей по материалам Чтений памяти Е.Г. Эткинда (27—29 июня 2000 года) / Под ред. П.Л. Вахтиной, А.А. Долинина, Б.А. Каца и др. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2003. С. 250— 271 (http://www.usc.edu/dept/las/sll/rus/ess/tropl.htm).
[3] Цит. по интернет-версии: http://magazines.russ.ru/ural/ 2006/9/tt28.html.
[4] Жолковский А. Об инфинитивных «Стихах уклониста Б. Рыжего» // Звезда. 2005. № 12 (http://magazines.russ. ru/zvezda/2005/12/zh13.html).
|
|
|
 |
 |
Герои публикации:
Персоналии:
06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
28.12.2019
Дмитрий Кузьмин
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов
|
|
|
|
