Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

напечатать
  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  
«Я ведь взаправдашняя...»

14.02.2008
        Стениловская Ю. Краденые сны. — Мурманск: б.и., 2004. — 60 с.
        Юлия Стениловская родилась в 1978 году, пишет стихи, прозу и эссе, книга «Краденые сны» — первый сборник ее стихотворений. Поэтический мир Стениловской, в полном соответствии с названием сборника, напоминает сон: здесь равнозначно реальны как фантастические, так и бытовые объекты, одинаково живыми оказываются мифический герой, игрушка и человек, в одном пространстве сосуществуют и взаимодействуют разнопорядковые явления.

        ...истина рядом, выйдем отрядом
        по тропам в Китай
        через Алтай,
        где волхв А.П. Наумкин
        по лучу Махасатьяна
        принимает от учителя человечества
        Иисуса Христа — Майтрейи
        учение эволюции человека и вселенной...

                        («Трансцендентный блюз»)

        Чужие тексты в мире Стениловской так же реальны, как и человеческие поступки. Цикл «Игрушки» является перепевом известных детских стихотворений, герои которых оказываются перенесены из условного в реальный жизненный контекст, обрастают физиологическими метафорами или интимно звучащими каламбурами:

        Танечка, Танечка-танечка таня не плачет,
        Мячик не тонет — улыбка, резина, пустоты...

                        («Таня»)

        на полу пыльной, темной комнаты
        мишка-мишка без ника, без лапы, без лат «ты»...

                        («Мишка»)

        Явления религии и культуры в текстах Стениловской не являются чем-то нереальным, отчужденным, а прямо характеризуют внутреннюю жизнь лирического героя. Стихотворение о рождении ребенка, например, заканчивается вольным цитированием-перепевом буддийского коана:

        ...я его обняла виновато,
        попросила прощения,
        но в нездешних туманностях глаз
        увидала — вселенную.
        Интересно, вспомнит ли он когда-нибудь
        Свое лицо до моего рождения

                        (Текст коана — «Каким было твое первоначальное лицо до твоего рождения?»)

        В этом же мире равноправно существуют и мифические герои — Пенелопа, Одиссей, Ахиллес — но искаженные и включенные в новые мифы. Сдвиги мифологических сюжетов отражают конфликты внутри «я» лирического героя — например, противоборство мужского и женского начал и одновременно гендерный психологический сдвиг — Пенелопа в стихотворении «Сон Пенелопы» проживает во сне историю Одиссея.

        И снова не так всё. Какой-то тягучий кошмар.
        Какие-то боги, герои, девицы, мужчины,
        Какие-то войны нелепые, просто базар.
        И небо, чужое и злое — с овчину.
        <...>
        ...нужно-то было сидеть лишь и ткать,
        а я возомнила себя Одиссеем, дура!

        С другой стороны, смещение традиционных сюжетов — проявление конфликта «я» с внешним миром. Происходит не новая мифологизация, а демифологизация действительности. Никакие ценности, согласно Стениловской, невозможно возвести на пьедестал — в частности, из-за предельной изменчивости, непостоянства мира. Стениловская часто указывает на принципиально дуалистическую природу вещей: «изнанкой», продолжением геройства всегда оказывается слабость. Однозначная, односторонняя оценка явлений неверна. В стихотворении, написанном от лица Ахилла, говорится: «Я вернусь. На щите. Не героем».
        Карнавал мифологических масок — всего лишь форма внутренней жизни лирического героя. «Неомифологические» тексты соседствуют в книге Стениловской с текстами, где автор стремится к воссозданию непосредственных личных интонаций, — герой и «я» автора словно бы сливаются. Таков цикл «Попытки искренности».

        А я похожа на всех — и мне все равно —
        писать со всеми одинаково или не одинаково,
        потому что я просто разговариваю,
        если они просто пишут, то это их проблемы... —
пишет, то есть говорит, Юлия Стениловская в стихотворении «Попытка искренности. Дубль два».
        Однако в модальности «прямого говорения», если именовать так максимально прямое (насколько это возможно в поэзии) проговаривание личного опыта, написаны не только «Попытки искренности», но и вообще все тексты Стениловской — и фантасмагорические тоже. Мир воспринимается как «неподлинный»: с одной стороны — внешняя действительность, в которой существует современный человек, мир масс-медиа, мир искусственного спроса, с другой — мир внутренний. Невозможно собрать воедино свой опыт, жизнь протекает одновременно в нескольких параллельных мирах, и все они в равной степени могут быть поняты как личные. Человек может взаимодействовать с этим миром как угодно, наделяя предметы неожиданными функциями и свойствами, или остраняя их, или лишь отталкиваясь от действительности, используя ее как основу или рамку для сюрреалистических картин. Этому соответствует и лексика книги: в стихотворениях Стениловской совмещаются физиологическая метафорика, неологизмы и «высокие», традиционные поэтизмы.
        Ухода от действительности все-таки не происходит: «мир стал хаосом, но книга осталась образом мира...» (Ж. Делёз). В текстах Стениловской реализуется описанная Делёзом и Гваттари «ризоматическая» модель восприятия, основными свойствами которой являются: гетерогенность, игровое соединение различных семиотических кодов, не нарушающее их внутренней целостности; множественность, фрагментарность, незавершенность ризомы — она вся здесь-и-теперь, у нее нет начала или конца, она всегда в становлении.
        Однако одно из свойств ризомы по Делёзу и Гваттари у Стениловской явно не соблюдается: они писали, что в ризоме невозможно выделить постоянную смысловую доминанту, а у Стениловской — можно. Может быть, это прозвучит банально, но доминантой стихов Стениловской является человек, к которому можно и нужно испытать сочувствие — пусть даже неисцелимое.

        Мне снилось, мама, будто я убит...
        еще я помню запах, сладкий запах крови
        и запах потревоженной травы.
        Хороший сон...
        ...когда в госпитале перечитывал
        неделю спустя, с оторванными ногами.
        Смерть пахнет горелыми кишками,
        падаешь не на смерть, а на живот,
        как оказалось....

        Существование в таком мире лирическому герою Стениловской представляется безнадежным. Мотив безнадежности — один из ключевых в лучших текстах книги. Так, в стихотворении «Сон Зенона» автор пишет:

        Но можно позабыть о стрелах, черепахах,
        Огне, агонии, агоне, страхе
        Не оказаться первым. Можно плюнуть
        И прыгать на одной ноге, в безумной
        Скaчке пропуская щели
        Пространства — времени, не ставя цели
        Я просыпаюсь с ощущеньем краха.
        Вдали
        Маячит
        Черепаха.

        Это — безнадежность движения к недостижимой цели.
        Непостоянство, зыбкость существования отражается в плавающей гендерной оптике: так, часть текстов написана от мужского лица, часть — от женского. Тексты, написанные от женского лица, олицетворяют Eros: любовь/нежность. В лексике же этих стихотворений — обилие существительных с уменьшительными окончаниями, обращений, создающих атмосферу интимности.

        ...мишка-мишка, давай забудем про них, убежим гулять —
        однолапственно, однолюбственно — ать, ать, ать...
        Обещаю — я больше не буду под дождем промокать.
        Обещаю — я ведь взаправдашняя, мне можно верить.

        Тексты, которые написаны от мужского лица, олицетворяют Thanatos: безнадежность и смерть.
        В борьбе мужского и женского, в фантастической реальности своих «Краденых снов» и в конфликте с реальностью внешней существует «взаправдашний» лирический герой Юлии Стениловской, в «простом разговоре» так же легко строящий свой дисгармоничный мир, как и разрушающий его. Именно потому, что интимно-личное, доверительно-человеческое, несмотря на свою изменчивость, является в этом мире наиболее значимым.


  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service