|
Памяти Е. М. Галкиной-Федорук
Первоначально моим намерением было рассмотреть отдельные аспекты взаимодействия Бога и человека , которые мы можем наблюдать в "Псалмах" и в более ранних стихах, например "Бог", "Бунт", Г. Сапгира, и по возможности провести параллели с аналогичными разработками в поэзии и прозе И. Холина. Но, вспомнив последний разговор, который состоялся у меня с Сапгиром по телефону 29cентября 1999года, я передумала. Речь шла о его выступлении в пятницу 1 октября - невозможно было даже вообразить, что оно окажется последним в его жизни ! - в Георгиевском клубе и о многом другом, и уже в конце нашего разговора я сказала: "Вы представить себе не можете то, что я Вам сейчас скажу. Типография отказалась печатать книгу Холина. Причем не начальство отказалось, а наборщики, те, кто непосредственно работают на машинах. Они заявили, что не будут печатать такую непристойную книгу с матерными словами. Пришлось искать другую типографию и отдавать туда". "Мы победили!-- закричал Сапгир. - Это здорово!" И засмеялся, и смеялся долго каким-то детским счастливым смехом, а потом еще раз повторил: "Мы победили!" " Я не уверена в этом", - ответила я тогда. И не уверена в этом сейчас. Но оставим до другого раза рассмотрение особых, порой трагикомических, взаимоотношений неподцензурного поэта и подцензурного читателя, обратимся непосредственно к заявленной теме, которую я выбрала именно под воздействием этого последнего разговора с Сапгиром.
Прежде всего хочу обратить внимание на тот факт, что отношение к обсценной лексике менялось у Сапгира на протяжении десятилетий. Смею утверждать, что Сапгир в стихах 60-х годов практически не использовал общеходовую обсценную лексику ни в номинативной функции, ни для эпатажа, ни для концептуальной игры. И это при том, что тематически во многих случаях такое применение могло бы быть стилистически оправдано, так же как использование вульгаризмов всякого рода. В самой ранней книге "Голоса", абсолютно непечатной и в те, и в будущие годы по своей направленности ( сейчас не говорю о стихе ), нет ни одного случая употребления матерной лексики. Самый "тяжелый" случай словоупотребления в стихотворении "Петр и Клеопатра":
Говорит
Адвокат:
"Обратите внимание
На форму черепа -
Репа.
Подзащитный от рождения
Был невинен, как жопа".
Крики:
- Мы не дураки ! -
Дамы в обмороке.
Даже там, где поэт, кажется, сам себя провоцирует, в последний момент он делает "нырок" в сторону, и все оборачивается тонкой словесной игрой, как в стихотворении "Клевета":
На двери
Три
Буквы -
На прощание
Аналогичных примеров достаточно и в стихотворениях Холина конца 60-х, например, возьмем "Надпись для книги":
Такие вещи
В книгу писать нельзя
Вы сами говорили
Что все можно
Не все, а почти все
А если я напишу
нецензурное слово
Какое
Пишущая машинка
Идиот
Дурак.
Балда
Оба приведенных выше текста достаточно провокативны для употребления обсценной лексики, но авторы не поддаются на провокацию текста и не идут по этому пути. Максимум, на что соглашается Сапгир, это дать визуальную фигуру умолчания, например, в "Псалме 150":
2.Хвалите Его в компаниях пьяных
.....................................(выругаться матерно) –
или контаминировать смысловые значения, как в стихотворении "Разговоры на улице", в котором приводятся разнообразные речевые синтагмы обиходного разговора:
Оттого что повар и
Перепродает товары
Еще увижу с ним - убью
Мать
Твою
Уважаю но отказываюсь понимать
Здесь элемент обсценного оборота "мать твою" так тесно взаимодействует с предыдущим и последующим оборотами, что тем самым приобретает конкретное значение объекта действия - убью мать твою или уважаю, но отказываюсь понимать, - но и в том и в другом случае выпадает из обсценного контекста.
В "Сонетах на рубашках" (1975 - 1985гг) есть все что угодно - " Пьян вдрабадан! В дым! В сиську и сосиску!...Нафиздипупился. Дошел до точки" ("Пьяный сонет"), "В муть в душу разведенные мосты" ( "Питер" ) и тому подобное, но при этом только один- единственный раз мы найдем прямое обсценное слово - в сонете "Урал зимой пятидесятого":
Всему научат в лагере: училище
- А эта блядь откуда еще вылезла ?
Та же картина в книге "Московские мифы" ( 1970 -1974гг.), в которой еще меньше игры с обсценным словом и так же лишь единичное его употребление, в номинативной функции - в стихотворении "Третий Рим":
На Выставку приезжий из Рязани
Глядит осоловелыми глазами
Широкотазы полновесногруды
Чиновничьи экстазы и причуды
Колонны завитки порталы шпили -
Быка с мудями тоже вылепили!
Даже если сделать скидку на повсеместное табуирование ненормативной лексики в печатных изданиях, то все равно, судя по черновой машинописи 60-х и 70-х годов, случаи применения подобной лексики у Сапгира единичны. "Это неинтересно, - говорил он мне во время нашей работы над книгой Холина .- Ну, назовешь, ну и что, это ничего не дает. Интересно обыграть". Что он и делал и в ранних, и в поздних, и в самых последних стихах виртуозно. Для него задача использования прямого матерного слова возникла, как мне кажется, только в конце 90-х годов, при работе над большой прозой.
Что касается Холина, то здесь картина, безусловно, другая и наличествуют другие тенденции. Для него характерно употребление обсценной лексики и в ранних вещах. Например, поэма 1965 года "Умер Земной шар", в которой находим случаи и визуализации матерной лексики и использование ее в качестве концепта. В главе 18 поэмы, носящей название "Дневник ", слово "хуй" написано 39 раз, именно написано, а не применено, то есть графически выстроено на листе в колонну, прямо-таки парад трех букв:
Хуй
Хуй хуй хуй хуй
Хуй
Хуй
Хуй хуй
и т.д.
Конечно, это сделано с целью эпатировать читателя и тем более слушателя (а в 60 -е годы все стихи прежде всего исполнялись в узком кругу достаточно избранных слушателей ), но, по видимому, это все же единственный пример такого рода в творчестве Холина. Позже в 90-е годы когда подобные "новации" размножились, приняв у разных авторов форму словесного герпеса, тупиковость ( в том числе и от корня "туп") этого пути проявилась в полной мере. Наверное Холин это угадал раньше.
При соответствующей тематике стиха Холин использовал обсценную лексику для передачи народной речи, например, в стихотворении "Наставления старшины". Позже точно также он будет применять ее в соответствующих прозаических текстах, таких как "Солдатские байки" и другие.
Любопытно, что в прозаическом цикле "Житейские штучки"( точная датировка не установлена, где-то середина-конец 90-х годов), представляющем собой краткие суждения, наблюдения, афоризмы, написанные в свободной форме, "для себя", обсценной лексики почти нет, за исключением двух случаев, оба совершенно игрового характера. " Жопина папа" - вариант детской речи, " от 3 до 5". И "Хуй малый" - аналогия с ботаническими терминами типа "подорожник большой", "подорожник малый", идущими от латыни, напрашивается сама собой.
Возможно под влиянием Сапгира, которого он, кстати, уже очень рано, в стихах 60-х годов называл "великий Сапгир", Холин в стихах того же времени так же демонстрирует различные элементы стиховой игры с обсценной лексикой. Одно из наиболее известных стихотворений этого типа "Дан твою рап" -- классический пример соединения в пределах одного текста зауми, усеченных лексических фрагментов и полной словоформы (притяжательного местоимения "твою").
Однако в последней редакции конца 90-х годов во многих случаях Холин заменил игровые формы на открытый обсценный слог. При подготовке книги к изданию ( уже после смерти автора ) это вызвало удивление и резкое неприятие Сапгира, который счел позднюю редакцию изуродованной. Тексты Холина были у него что называется на слуху в течение нескольких десятилетий, и он не мог примириться с тем, что тот их "испортил". ( Изменения коснулись не только обсценной лексики, но и графики стиха : почти повсеместно был введен принцип "одна строка = одно слово", что безусловно повлияло на интонирование стиха.)
Параллельный разбор стихов и прозы Холина требует отдельного рассмотрения, сказать пока об этом что-то сложно, предварительно можно только отметить определенное единство словоупотребления, в том числе и ненормативной лексики.
В заключение могу еще добавить, что сам Игорь Сергеевич, когда мы готовили с ним журнальную подборку для НЛО, сказал мне, имея в виду ненормативную лексику: "Я за это не держусь. Можете снимать". Он прекрасно понимал, что матерные слова в художественном тексте шокируют читателя и вне всякого сомнения препятствуют изданию его произведений. Как автор больше всего он переживал за свою неизданную прозу. За два дня до его смерти я навестила его в больнице, и он повторил мне несколько раз: "Стихи, бог с ними... Издайте мою прозу...".
Свое обещание я выполнила, как могла. Что касается обсценной лексики, то практически везде она осталась на своем месте, потому что убрать ее, не нарушив при этом авторского замысла, на мой взгляд, невозможно. И рад бы в рай, да грехи не пускают...
|
