Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2021, №41 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Переводы
Шелуха и дни

Адонис (أدونيس)
Перевод с арабского Кирилл Корчагин

Зеркало времени

Я зову тебя, мои дни без надзора,
и это пустынное пространство —
пиршество сна, праздник тоски
по плодовым деревьям;
я зову тебя, чтобы его ты привёл.
Высокое облако скорби —
если тебе отдохнуть, склониться,
как ветка на незаметном ветру,
и этот кувшин — элегия
или цветок,
а этот чай — фонтан.
Я зову тебя, чтобы услышал ты: вот эхо,
приносящее нам опьяняющую траву...
И время ушло на Запад, и тоска оделась
в нашу одежду,
сделалась ладаном, который
скручивает наши ресницы,
исходит из древнего
купола,
покинувшего бытие.


Голодный

Он рисует голод в тетради
при помощи трав и дорог,
укрывает листву
платком из сновидений —
мелькнуло для нас
солнце любви, и ресницы его колыхались,
и вот перед нами сумерки.


Бейрут

1

Он живёт в Бейруте,
ему кажется, что земля — алфавит,
и пять университетов,
и скалы — яблоки, песни,
однако он умирает —
умирает, бормоча,
что живёт в черепной коробке
в иное время иным человеком.

2

В комнате
был стол,
там спорили гости,
мясо букв было
горами, а напиток
был зельем, и его обходили по кругу,
а на золотистом балконе на своде стола —
лицо, погибающее вместе с иными погибшими
лицами — лицевая обложка.

3

Аиша ушла, и каждая ночь —
кровать, и каждая верблюдица — светильник
ослепшего тела или ослепшего времени.
Аиша пропала — погублена краска желания;
с нею танцевал эмир в шляпе нищего
или нищий в шляпе эмира,
и, пока слова не задремали, он был для неё богачом;
он руку согнул, чтобы локтем укрыть
её пупок, и заснул.


Зеркало раздора

(За ним — никого,
он отказывается
от материнской груди,
и зовут его спор.
А они режут крыс,
режут, пока он не видит,
умащают кровью раздор,
забивают козу, умащая кровью раздор,
ему нравится кровь,
она его кормит грудью, она его мать.

А дальше было вот что:
...он поднялся на кафедру с луком
в руке, покрытый вуалью,
и сказал — маской и стрелами — не голосом, не словами:
«Я — сын ясности, прошедший огонь...»
Я — вопрос и светоч,
я — всадник,
и горе тому, кто станет моей добычей...)

И затряслось всё вокруг,
закачалась страна, как дерево,
и упал минарет, как плод,
и обрушилось время.


Поверхность гальки

То, что зовётся историей и началом, —
безжизненный скользкий тупик,
словно поверхность гальки.
То, что печётся о нас, —
паучье ложе,
а вода в Оронте и Ефрате —
чернила, пустыня шагов — слово
или листок. Не надо бояться: спущены
паруса корабля, и обнажённая
ночь — без сновидений и без просвета.
Ведь нет ни цветка маргаритки,
ни букета от братьев,
ни вдохновения, ни пророчества,
ни звезды, бодрствующей у моста,
читающей воду реки...

Ты не вопрошающий,
не читающий, —
а ты, галька, наместница,
превращающая тризну по жертве
в хлеб: ты не цветущая сабеянка
в эпоху любви торжествующей.

...ты упряма, но не упрямей козы, и если ты будешь
плодиться и мужа подыщешь, то выйдешь в шёлковом платье к людям
и с человеческим ликом.
А я — эпоха и путь,
я сотрясаю море, и смерть моя — корабль, и всё, что останется после меня, —
            взрыв прогремевший и алфавит...


Зеркало для больного отца

Я помню, что я посетил бесчестие
твоих глаз, выслушал ошибки твои,
я знаю, как могила удалялась,
подражая твоим шагам,
и около неё оставался только
твой голос: словно удар, дремлет
он в теле дней или в теле слов
на стихотворной кровати —

и не было ни того, ни этого,
никакого бесчестия.


Шелуха и дни

Шелуха. Вдали от города, песок вокруг моей головы. Мои
руки, моя талия — два копья, а земля — это жерло;
шелушит тебя солнце, и сметает лицо твоё ураган,
и молния — это любовь. Это труп мира, передвижная могила,
и руки — пригоршня земли, у неё ни рукавов, ни сновидений:
её омывают глаза, у неё ни странички истории, ни словесных дорог;
она — мой дом, мой мост зелёный, возвышающийся между днями.


Сон

Тебя нет, ты прячешься? Я знаю, ты странствуешь
искрой, жемчужиной, блуждающей волной,
уходящей и возвращающейся, уходя, —
я видел свет твой в полях,
глаза твои — крылья, а лицо восходило
как горизонт, собирающий солнца и омывающий мрачную землю.
Тебя нет, ты прячешься? Я видел лицо твоё в полях,
оно стремится водой по корням к чужим городам,
по траве, по уходящей реке.


Зеркало глаза и времени

Я спел, я сказал своим дням, что поднял кровь свою
городами, родящими ритм, я сказал им:
я удлинил его ветвью, стремительной, несущей меня
в соках своих и освещающей саван и смерть.
Я спел, я сказал своим дням: я раскрыл кровь свою
(и повелитель сущности мира: если раскрою его,
сказано будет: ты из тех, кто поклоняется идолам).
Я спел, я сказал... я отделил сон от ресниц,
сшивших его, и время смешал с глазами.


Город

Я спал одновременно с городом
среди первоветвей, у истока ран,
и она лежала рядом со мной.
Я тревожусь о корабле в пучине: семя
шатает его, вырывая корень за корнем...
Она проснулась на кровати, ставшей рекой
для возлюбленного,
а семя —
это история о влюблённых,
мы покажем ей наши с тобой города.


Пророчество

Для родины, выкопанной в нашей жизни как могила,
для родины, одурманенной и убитой,
над нашим тысячелетним покоем, над нашей параличной историей
восходит солнце свободы,
оно поразит старца песка и саранчи
и время, растущее среди выжженных
потрескавшихся
равнин, —
солнце, влюблённое в убийство и уничтожение,
восходящее за этим мостом.


Зеркало кружения

После кружащегося огня,
после нектара раны и сновидений в кровати жатвы
явно желание высоты, и меня обвивала грусть
и её огонь: это мы уезжаем
из стран сочащихся мхов
в протяжённость прозрачных созданий;
и стал я запахом звёздным,
я отражаюсь, расплавляю эпоху
зеркальных восторгов,
и у лица моего — прорицатель
для реки гладкой, как сердце, чтобы войти,
чтобы расстояния и окру́ги очаровать.


  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service