чем дитя чешетсячем дитя чешется
ангельским крылышком
порцеллановым слева
правое недовязано
в салки глазами играет
догонишь
вряд ли
бесполётные ангелы
легки на подъём
тяжелы на помине
лица их выбелены
так к себе ближе
от тепла они застывают
становятся безутешны
а плакать им
не положено
ч/б
игра нитрата серебра
то суми-э, то светотени
то геометрия воды,
то центробежность поз и юбок,
то мудрые пельмени шляп
лже-я
кем я себя ощущаю? никем.
междометием в любой ипостаси.
была тем, тем, тем, этим,
ни одно место моим не было.
искала дальше. поняла,
что себя ищу, удвоила рвение.
не нашла. меня нет. я — лже-я.
самозванка, лжедмитрица,
дёргающаяся мёртвая плоть.
вышней сердцевины
мне не досталось.
воздух приятия
купила букет выкинула ботву
что пошло так
что не так
зубчато и бахромчато
выбирайте радость
советовал шестикрыл
приоткрывая врата
принимайте воздух приятия
утром в обед и вечером
по две чайные ложки
а если чаще
делите на понюшки
старайтесь не разбазаривать
стучусь стучусь
в лобные доли
не замечая открытых дверей
the nature of love
мать устранилась. в пустом вольере
ни сестёр, ни братьев. в углу метла. одна.
воду-еду приносят смотрители.
заботятся о стерильности, до утра исчезают. время идёт. выживших нет. к счастью иль нет,
сил моих много. гибка метла и крепка,
я её обнимаю, грею. хуже было б с ведром, пустозвонким
героем, с цинковой ручкой. спасибо, бог уберёг. полушарий извилины я орошаю сама,
то милы, то нещадны мои монологи, но это
не повод для ссоры. у метлы моей стиль и манеры,
она не навязчива. изменяю ей редко, с будильником.
душка-душенька
не продавай душу за то
не продавай душу за это
тому не продавай и этому ни в коем случае
да кому она нужна кроме тебя господи
и тебе нужна ли
ходит слоняется неприкаянная
между сумой, тюрьмой и райскими кущами
между харибдой и медными трубами
между дворцами и подворотнями
а как выберет закуток ду́шка
как устроится на передышку
загорается индикатор
дёрни кольцо и прыгай
на шуточки времени
не осталось
done
убогo, как сериал, как фигурное катание,
как обсуждение громких событий,
как негодование, справедливое и другое.
выключить звук, а лучше вывернуть пробки,
уехать на край света и тени,
спрятаться у бога за пазухой,
где милые ебливые мальчики
раздаривают карие очи.
в настоящем
слепая девушка и поводырь-собака.
унюхала чужую пайку, там блаженство:
в обёртке булка с шоколадной пастой,
а девушка зовёт — пора работать. прекрасен шрам твой, господи, височный,
скажи, что делать мне с лакуной кастеллана?
голландцы рядом, яхта «интермеццо»,
швейцарцы пьют швейцарский чёрный кофе. один бегун несёт красиво тело,
один бегун с притопом и прихлопом,
одна дорожка ровная стальная —
одна в мосток рулоном развернулась. совместной перспективы нам не светит.
достаточно того, что в настоящем
мы разместились рядом невзначай
и жизни ждём.
возможно
моя смерть игривое дитя.
я думаю, это девочка.
то она едет со мной вдоль мозеля
в обличье мотоциклиста,
стройная, громкая, в чёрном
комбинезоне и отчаянно-цветном шлеме;
то дразнит меня, изумрудная муха,
траекторией чертит карты,
они открыты, хочешь — смотри;
то укладывается полем маковым,
красный сигнал «я здесь»
не заметить нельзя. маленькая моя, не волнуйся,
я не теряю тебя из виду. сегодня
ты была дорожным рабочим, стояла за
планкой трассы, было жарко, тебе шёл
молодой мускулистый торс. как-то раз
ты была паутиной, свисала с ворот,
держась одним пальцем, реяла
в воздухе, целовала мою щеку.
ранним утром под весом росы
провисала, как только влагу
лучи промокнули — ты улетела. а недавно было смешно, ты укрылась
за урчанием яичницы. и тут я тебя
обнаружила, мы улыбнулись друг другу.
одна только шутка твоя мне совсем
не по нраву — когда ты лохматой дворнягой —
в чёрных спутанных космах
бело-серые пряди — труси́шь за мной. наша игра продолжается. я знаю,
ты знаешь, мы не торопимся.
вечером мы приезжаем домой,
ты садишься поблизости справа, мы
пьём чай. слушаем певчих птиц.
|
