Евгений

1.

Это воспоминание неизвестно как попало ко мне.
Возможно, я, возвращаясь с пар, заметил что-то в окне:
привык я бродить один, как солдат вселенной,
заглянул в чужое окно

А может, просто увидел
в постперестроечном тошном кино.

2.

Пенза в районе Шуиста в девяносто седьмом году.
Похоже, меня, находящегося в сцене, зовут Женя.
Не знаю, каков я лицом, поскольку
не вижу себя в отраженьях.
И это немного страшно,
но буду смотреть и запоминать,
и пока не пойму, не уйду.

3.

Итак, я Евгений, лет восемнадцати-двадцати,
в гостях на позднем осеннем празднике у, видимо, тётки
которая вроде торгует на рынке
нет
она путевая обходчица

На столе что-то праздничное неразличимое,
немного кузнецкой (нет, городищенской) водки
ничего из этого мне, Женя́ю, не хочется.

Где и кто его-моя мама — непонятно вообще,
если Женя её не обдумает в эти десять минут,
то и я не узнаю.
А он, то есть я, говорит и думаю не так уж много вещей:
отчётливо чувствуется, мне-ему
и неловко,
и надоело тут,
хотя вроде тётка забавная и не злая.

И прочие гостьи её, очевидно,
коллеги по путевому обходчеству
и забавные и не злые,
но достаточно mature,
чтобы Юджин звал их по имени-отчеству.

4.

В телевизоре поле чудес или песня года
боюсь что меня из Жендоса выдернет,
если я посмотрю порезче
может белый попугай
может передача городок

из места встречи
коаксиального кабеля
и антенного входа
безысходная оглушающая тоска хлещет,
серый шипящий, со снегом,
аналоговый поток.

5.

По нынешним нашим понятиям, там темновато:
лампы накаливания (пять сорокаватток),
смурной коричнево-гобеленовый интерьер.

Я, насколько могу ощутить,
в одежде несложной, но праздничной,
что там: рубашка холодная шёлковая с мелким рисунком
штаны из пластмассы с отвратительно узким ремнём например

6.

Воспоминание обрывается так же, как начинается,
этим оно и ценно.
я не узна́ю, что дальше со мной,
то есть с Женей,
есть ли у меня друзья
(такие же, видимо, гопники)
за пределами сцены,
есть ли вообще у меня что-то,
кроме нескольких сказанных слов
и неловких движений.

Всё это как в картине Саши Селезнёва,
только без Крашиной,
и чувствуется, что Крашиной нет нигде,
а не только тут.
Зато эти женщины за столом,
ну, тёткины гостьи —
кре́пки, я́рки, бесстрашны,
Они НЕСОМНЕННО здесь навсегда,
они никуда не уйдут.

Рулон

В помоечном гэдээровском кресле кто с утра сидит у подъезда
на тихий остаток жизни кому тут щедро начислено
треники с самыми мощными в районе пузыриками на коленях
олимпийка в пятнах июньского солнца в тополином бреду

столы во дворах на каждом отмечено золотое ему место
покинул кресло вышел во двор скликает обитателей мысленно
и лебеди из покрышек и медведи вискозные и стальные олени
к нему собираются, все к нему придут

вся жизнь в этих дворах, на кого их оставишь?
молодые не вытянут, не захотят
но слышим, от стыка домов зовёт Прекрасно-Далёко:
а выйдет ли Коля
и там не то чтобы свет, а сгущение пуха, щекотно и ярко,
так, что ресницы зудят.
Он выйдет, конечно, вот изопьёт принесённого неживыми зверьми алкоголя,

вот съест за столом доминошным добытого неживыми зверями сырка,
и вместе с Прекрасно-Далёко поскачут к проспекту, два ранца, в руке рука.

Сейчас, вот сейчас пойдёт Николай.
Только свернёт поплотнее в рулон
свой двор, трансформаторное строение, садик и школу, вообще весь район.
Оставить же не на кого, и лебеди соглашаются, упруго кивают:
молодые не тащат
медведи рычат одобрительно, олени копытами бьют

глаза из рулона таращат.

#flatlay #stillife

Что если в инстаграме
флетлейеры и стиллайферки
не искренне увлечены
гнутыми ржавыми ножницами
веточками рябины
кучками камешков перьев
и прочей всячины

Что если это просто обман,
чтобы набрать классы
А я-то себе придумал, что
стеклярусные акварельные
инстадевы
со мной одного карасса

(И о не встреченных в жизни них
потешно переживал)

Что если одиночные пуговицы,
фотоснимки ничейных дедов,
истёртые кружева —
Не начало масштабного арт-объекта,
а расходный для снимочков материал,
Доставляемый с тайных блохмаркетов
За биткоины,
весом, камазом, внавал
(кажется, видел баннеры
этих торговых площадок,
но потерял).

Жаль, если так!
У меня была, не очень отчётлива,
но сильна
Надежда на коллаборацию
светлых всех человечков,
На то, что они соберут
из фольги и лент
из шёлка и льна
из машинок Зингер
из ароматических свечек

межзвёздный, скажем, корабль,
назовут его «Гантенбайн»,
или «Коэльо», или «Хайям»,
И в этот корабль
мы всем гранфаллоном войдём
и улетим отсюда
совсем

Диджитал

Приближал
сияющий диджитал
двадцать лет.
Устал приближать.

Зато вот обжал
Сегодня впервые
джек RJ45.

Правильно этот разъём
называется пи-восемь-си-восемь:
Прошлое структурировать
не бросим.

Памяти нити витые тяну
к Чаадаева, Кижеватова, Собинова.
(За что так со мной,
ведь я никогда не хотел
ничего плохого
или особенного.)

Не хотел ничего плохого, а стал
концентратор вины,
Маршрутизатор пакетов горечи
переменной длины.

Через провалы в памяти,
ямы, траншеи, скважины
горечь и недоумение
продавливаются
по проводам.

Думал, что нечто важно,
это было неважным.
А из того, что в руках,
ничего не хотел,
Но теперь —
никому
не отдам.

Коралл-серебро, коралл.
Смарагд-серебро, сапфир.
Сапфир-серебро, смарагд.
Платина-яшма, яшма.

Так и не выяснил, кстати,
И толком никто не сказал,
Как правильно быть молодым.
Хорошо, что уже не важно.

* * *

Что-то излагать на бесшумном языке полю и ветру
Что-то на языке ветра и поля говорить незаметно
жан-поль ветр, например, шептать в пустоту,
ты могуч и гоняешь,
А у меня только непроработанный
синтаксис нового языка и одна лишь

Интонация извинения и просьбы о помощи,
я пока остальные не делал, это же пет-проект
Но держу эти таски в своём планировщике,
вот примерный план, необходимое самое,
на четыреста спринтов, на восемь ближайших лет:

Интонация «ладно, ушёл»
Интонация «хорошо, хорошо»
Интонация «нежность с добавкой жалости»
Интонация «тихие наши шалости»
Интонация «лето одно и то же, осень одна и та же»

— Только не надо туда
(в поле и ветер)
ходить,
пожалуйста
— я и не собирался,
не думал даже