Из бездны взываю к тебе, Боже любви
Из бездны взываю к Тебе, Боже любви,
очисть моё сердце, чтобы любить,
любить по правде, острой, как бритва, и нежной, как шёлк.
Любить в святой святости святого, в адской страсти,
пылающей в крови, алой, как вино, в союзе сладком, как мёд, в безумии, в простодушии ребёнка, в чистоте иерусалимской девы, в разнузданности тель-авивской художницы, в парижских сумерках с ароматом
шанели,
в набожности Амшиновского ребе,
в вулканической страсти, в покое дзенского монаха,
в пророческом экстазе, в молчании поэта.
Взойду ли на небо, Ты там
спариваешься в высшем единении с Божественной сутью,
ланью ласк, прекраснейшей среди жён,
и сойду ли в преисподнюю, и там Ты —
в поэзии граффити, в тёмном переулке,
в одиночестве гремящего бара и грустных
глазах плохой и красивой девчонки.
Песнь песней спою Тебе, Боже любви,
воскурю слова свои пред Тобой воскурением и умолкну,
и придётся Тебе по вкусу моё прошение, как поцелуй первой любви,
как песня «Господи, как я тоскую» в устах молодого хасида,
как материнские слёзы при зажигании свечей.
Скажи ей, Боже любви,
что я жду за кулисами,
за вретищем наших душ,
пропитай свою Божественную суть, Боже любви,
моими словами и молчанием, моими слезами и криком.
Одной просил я, той только ищу,
той,
голубки моей, бездны моей,
сыщи мне в долине исцеление, ибо я изнемогаю от любви.
Видение конца ночей
Все стихи,
все творения, все молитвы,
все гимны, все пророчества, все завывания,
все души уже вот-вот будут собраны, чтоб прочесть
последний кадиш по Господу и Его разрушенному миру,
по человеку, слетавшему на Луну и не нашедшему утерянного лица Его,
по любви, что умерла бездомной и оставила нас
осиротевшими младенцами во мраке.
Все уже знают:
эта башня неустойчива, под ней бездна.
Мячик, который пинает каждый, —
это наш мир.
И никто не воспевает
видение конца ночей.
Музыка грянет в дичайших ритмах,
души обнажат свои красные груди,
всякое сердце поведает свою тайну и всякая душа оголится,
самые интимные татуировки откроются на всеобщее обозрение.
И тогда той ночью раздастся великий вой и выйдут
отверженные из-за их безумия и осуждённые за пыл их любви,
и пропащие из пещер своего одиночества, и угнетённые с жертвенников их заклания.
Святой будет эта ночь,
святой и грязной, святой и горящей.
Небеса преклонят колена, и бездны выйдут из берегов.
Вновь не скроется человек от наготы своей и не сбежит больше к древним и модным храмам хаоса.
Вот она идёт.
Вот она приближается.
Нет тела у неё, и лицо её невидимо.
Мудрость всякого разума, мир полнится её величием,
и нет места, где бы её не было.
О, ужас безмерный!
Пустынные святилища охвачены пламенем!
Кровоточащее прокрустово ложе! Распятые души!
Поверья! Мнения! Идеологии! Пустые слова! Словоблудие!
Красная тёлка идёт из Иерусалима! К краю бездны! Бог умер! Человек агонизирует!
Да здравствует Бот-Горилла!
А сейчас в Иерусалиме
Хешель* блуждает в переулках Старого города
с Мартином Лютером Кингом и хрипло взывает: «Где ты?»
Рабби Нахман назначен министром свободного пространства.
У Стены Плача Эстер Мадонна поёт «Приди, невеста», надев филактерии.
Ошо рассказывает в ешиве Нисана Бека о кладе под мостом.
Альбер Камю стоит на Струнном мосту и орёт: «В мире нет никакого отчаянья!»
В квартале Ста Врат продают кошерные косяки.
Леонард Коэн напыляет любовные стихи на стены Нахлаота
и благословляет отверженных благословением коэнов.
Избицкий ребе играет на гитаре у Силоамского источника.
Йона Волах пляшет на рынке Махане Йегуда.
Прекрасная, как луна, Божественная суть с печальными очами
играет на арфе у Яффских ворот.
(Шабтай Цви всё ещё приударяет за ней).
Башевис-Зингер вернулся к вере отцов и стал адмором*.
Даже Бренер* тоскует здесь по Господу.
Из Храма Гроба Господня разносится вопль:
«Боже мой, Боже мой! почто Мя оставил еси?»
* Абрам Иешуа Хешель (1907–1972) — еврейский богослов из США, сподвижник Мартина Лютера Кинга по маршам протеста 1965 года.
* Адмор — титул хасидских цадиков, аббревиатура слов адонену морену ве-раббену: господин, учитель и наставник наш.
* Йосеф-Хаим Бренер (1881–1921) — прозаик, публицист и переводчик, один из основателей современной литературы на иврите.
Как художник подписывает своё произведение
Как художник подписывает своё произведение,
как снедаемый страстью делает наколку с именем возлюбленной у себя на руке,
так Ты, Господь мой, процарапал в душе моей знак одиночества,
чтобы я непрестанно томился по Тебе.
Благословен будь Ты, давший каждому
щит одиночества, дабы не мог он позабыть Тебя.
Ты — истина одиночества, и имя Твоё одно питает её,
только с именем Твоим смогу я устоять перед бегом времени,
только если это одиночество будет Твоим, смогу я представить грехи мои перед милосердием Твоим,
- вознёс свою молитву пророк Твой рабби Леонард Коэн.
А я — мальчонка с золотистым пейсиком,
прежде бывший козлищем Господа, а теперь ставший агнцем Азазеля,
прошу и умоляю, возношу свою простую песнь и молитву к Тебе:
найди мне утешение в крыльях любви,
когда даже красота нежной женщины
напоминает мне искры твоей Божественной сути.
Смилуйся, Господь мой,
изволь стереть эту печать одиночества
с души моей водами бездны моей.
Чистое сердце сотвори мне.
Вопль
Кто от экзистенциальной депрессии
и кто от священного безумия,
кто в пучине одиночества
и кто от увядающей современной любви,
кто в буре творчества
и кто в песне глубин,
кто от краденой из рая дури,
кто от разбитой на распутье гитары.
И кто,
кто он, тот человек,
вопиющий, чтобы родиться из нас?
Кто в вечных странствиях,
кто от голубых транквилизаторов,
кто от актуальной поэзии
и кто в мрачных притонах,
кто от немого безмолвия
и кто от операции по перемене пола,
кто в тёмных очках
и кто в пылающей на адских углях душе.
И кто,
кто он, тот человек,
вопиющий, чтобы родиться из нас?
Наполняющий весь мир и кружащий шар земной и всех барышень
O, Lord,
забытый и потерянный Бог-кочевник,
наполняющий весь мир и кружащий шар земной и всех барышень,
Ты, кому ведомы тайны сердца и сокровения желаний,
Ты, ведущий корабли, блуждающие в лесах мрака,
Ты, слышащий шорохи моего молчания,
Ты — диапазон моей поэзии.
Ты, давший тысячу жён Соломону
И своим вдохновением преобразивший Стива Джобса,
Ты, воспитавший Леонардо да Винчи духом мудрости Твоей
и мантией величия Твоего облачивший Ружинского ребе,
Ты, увенчавший пророка Твоего Леонарда Коэна
и сообщивший рассказы о нищих рабби Нахману,
святостью одиночества Твоего земля полнится.
И я бывал в храме Твоём,
И Ты отправил меня в глубины тёмных святилищ,
И я воскурил пред Тобою благовония моей ностальгии, приношения бедности.
Ты ведь знал целомудрие моего пропащего сердца и чистоту грехов моих.
И теперь я воззвал к Тебе из бездны.
В вихре изгнания душа моя шепчет:
о д н о й просил я у Тебя, Бог херувимов.
Научи меня оправданию оправданий, сценарию сценариев, все они —
тайна тайн и роза секретов.
Пока я пишу тебе эти слова
Пока я пишу тебе эти слова,
я уже не слышу церковную музыку.
Этой ночью я смотрел, как ты танцуешь,
и вот: святой великомученик нисходит с креста прямо под хупу,
как странствующий источник, устремляющийся к лани
и взывающий к ней издалека.
Небеса в свидетели призову,
что душа твоя тронула душу мою,
что и́дя дорогою и ложась и вставая*
вижу тебя пред собой* наяву.
Пока пишу тебе эти слова,
я уже не подчиняюсь законам эпохи.
Этой ночью, когда иссякли поцелуи бездны,
и вот: знаменитый актёр спускается со сцены к поэзии,
сердце наго, сердце бездомно,
и он шепчет ей из глубин:
Небеса в свидетели призову,
что душа твоя тронула душу мою
что и́дя дорогою и ложась и вставая
вижу тебя пред собой наяву.
* ...сидя в доме твоём и идя дорогою, и ложась и вставая (Второзаконие, 6:7).
* ...всегда я видел пред собою Господа (Псалом 15).