* * * л. в. всход внутри предиката диктует иные порядки, и вещи ложатся, как если бы всё, разрастаясь вовне, уходило из этих систем. всполох сбивает нас с ног, притом нам хорошо, так как мы исчезаем. здесь никто никого называет, и я вижу тебя постоянно, как если б трава вырастала на наших телах. * * *
«ты как будто отринул всё, что имел», «в какие реки ты канул» или «будь яко лёгкие веси дорог». это значит «что помнишь, когда засыпаешь». в целом мне совершенно неважно, какие слова я пишу и когда это кончится. ты появляешься на границе, там холодно, но «мне холодно» и «мне совершенно неважно, какие слова я пишу», и когда это кончится, слов никаких не останется — они уже направляются вглубь, в глубь морей: - я там, буду там, здесь я умер, я слишком долго сидел на осколках заклятия: «корчусь от боли». теперь я корчма и кора, я корка сухая и кара, но в целом мне совершенно неважно, какие слова я пишу, как корабль. * * *
да, дрон, взорви меня, вея с гор, прямо в море. бомбой сдуй меня с края горы, обезглавь и кишки, как кристаллы, взорви, положи мой багрянец на тело земли. да, дрон, взорви, взорви меня. вея с гор, прямо в море сдуй меня бомбой с горы. обезглавь и кишки, как кристаллы, взорви. положи мой багрянец на тело земли. дрон, дрон, взорви меня, я вина. свей меня с гор прямо в море. вина. прямо в море сдуй меня бомбой с горы. я хочу умереть. я — вина. я вина. обезглавь и кишки, как кристаллы, взорви. моя кровь, моя кровь, моя кровь, выбирай меня, чтобы прийти за мной, чтобы идти за мной, выбери, прилети только ко мне одной. * * *
д. г. в теллурических пропастях мы искали ошибки пропавшей стерни: «плакольщица на пребрежных волнах <...> скверна на кольщице сквера». ворох огня, подземельные жители, ворох огня, мы приветствуем вас, пока вспорота нощь этих мёртвых руин, эти дикие мороси дня. * * *
гул. только он пролегает через запястья твои в чёрный час времени, слышен в ауле: «не скользкий пот обнажает рудник — тучные капли, желания — это они крошат мел, орошая аулы, воск льют, кропят на стропилах времени». тучные капли вперяют в нас то, что не слышим, — гул, гул. тучные капли нечто дают на поверку — тучные капли над пеною и в мешковине ашгарского полдня лишь гул, посмотри за щитом провозимую «посмотри за щитом провозимую», преображаясь над пеной. * * *
мне грезится, что «люблю» на костях государства значит «мне грезятся государства», то есть занозы твои, разные стебли, стяги степей. я умолкаю, как только их вижу, а вижу я их ежечасно. скажи, что не остовы дней это птицы печали, птицы печали твоей это озеро озеро дней. * * *
обнаружь меня там, где всё уже схвачено момент текуч, словно поезд слепок не указует на тело город льётся в ладони деревни во облацех те́мно, темно́ о, играемый возраст * * *
ночь ре жетторты наблюдца во дувкра ны вре мя вмета фор у объекты даны как объедки слова — в отдалении, на отшибе потоком снедаемо всё существует в нарыве и низко творится и так слишком низкое небо * * *
я не знаю, время движется или нет, или всё существует обратно в потоке: ветер, осколки, явь — словом снедаемо всё этим гендерным газом в потоке на пастбищах и автострадах сколько минут я качаю весы и стекло сколько сколько минут я качаю весы и стекло мы в песочных часах я качаю весы сколько сколько минут истекло я качаю весы вверх ногами холодно, мшисто в безветренный день, разветвлённый не теми руками * * *
пожар говорил с жаром, и звери меж нами оказывались словами они на удивление внятны конечно не всем понятны знаки зверей массы горят по-над городом волнообразно слышу эхо рок-музыки, вещества так горят в несвободном падении в зону под именем камня падают падают острова по-над городом проплывает волнообразно эхо забытых наречий комья озябшего языка посмотри, он уже воздух разрезал на душные части, зверей оставляя без слов, без участья музыка
она терялась в кварталах и картах какого-то города из одинаковых улиц с названием «поле-проспект», ниспадала в ложбины и рощи и снова росла под давлением сна, как река, её тело теряло слова, их привычные связи. ручьи твои руки, сирень, что смешали с сиречью, сказала, картечь, я не знаю, как честно * * *
как система, дававшая сбой, не давая войти в себя, грозовое предвестье взбивало порядок вещей на земле, как на взморье, под призвуки бешеных кораблей я любил, это было ничтожно, стоял пред тобой, голый, белый — как снег или лёд, не сказала бы — знала, что точно вода я сама, которая заливает все пребрежные острова, горы, холмы, города, да, города, гари, костры, зори, заряды, снопы, и заряды, и дали, и зори давали снаряды остры, я стекал, я стекала, и лицо твоё таяло * * *
это зеркало мира, — сказал ты, звеня, — это завязь экрана, а не заря одинокого мальчугана, это весна, пустота посреди огней, это трата горения, трата и тление; это не ветер, росток времён, — это дата и рвение, которому я вменён но в заморозках лужи и в пепле ветер был, последний самый, не равный звону, но подлежащий разостланной земле во все концы, в которой не прекращался звон, как гомон, как гонцы, бегущие навеселе
|