безумные неизреченныеЭйнцвейдрей, словяне,
началася война.
В атаку,
о́рдена Безначальнаго Слова
быстроразвёртывающееся подразделение
словенских существительных,
словесное стадо,
я твой жестокий пастырь.
Запечатлеваю отеческие перкускулы
на звонких спинах солдат:
«мгновенно, Максим! ползенно, Вадим!»
Солдёнок упал один.
А вот слово «смерть» по имени Афанасий
сцепилось со словом «любовь» по имени Павел,
победила дружба.
Пуля, попавшая в существительное,
его десубстантивирует.
Откроешь на аналое словарь —
а там только глаголы.
так что ж ты наконец?
Переходи
на слабую сторону силы,
у нас есть печень-
ки, сердеч-
ки, мозжеч-
ки, — крикнули с той стороны реки,
которая ночной
проспект этого сердца — и любви,
проспект мозга этого — и ума,
проспект этой печени — ну и вот,
проспект сердца,
проспект живота и Царствия.
Где есть улечь,
там я приду и ляжу.
Я — о себе роман,
Я — доктор Павеляго.
Часть слабости,
что честно хочет зла,
но вечно совершает лажу.
зона комфорта
Вот человек идёт,
смотрит под ноги: «вот
моя зона комфорта», силится описать её,
что-де зона комфорта — не под
одеялом и не в горячем питье,
а в кромешной промзоне, в промоченных бот-
ах, в оставшемся левом наушнике вот,
ах, в оставшихся ста миллилитр-
ах в топыренном правом кармане, —
и вот,
силится, но не пишет; а я
же, в отличие от т-
ого, не усиливался ничего,
так как я уже выпил питья
горячего под
ах, одеялом его.
как мышь промокла
Наша квартира
уменьшествляется
теми мышами,
чьи мшелоямочки
убольшествляются
нами.
Нашим котам недовыловить
наших мышей,
молись же чеширскому
котомолитвеннику
о душе твоей,
чтоб от тебя осталась
хотя бы улыбка.
От улыбки станет всем мышей.
От улыбки перестанет плакать дождик
самый мокрый.
От суховатой улыбки
дождик живой пересохнет.
Вот ты лыбишься,
а ведь больше дождя не будет.
Плач в глазах плачущего.
Плачь или высохни.
Пшёл — и сдохни.
Пчаль или плачебо.
Пчёлы, и жженщина
жжёт или лижет.
Жжение и печаль.
шмерть
Не так мерзка смерть-шмерть,
как затруднённость коммуникашек
между живым и мёртвым,
как осложнённость перемещеньиц оттуда
сюда и отсюда туда. Когда
мы придём к власти, мы всё откроем.
рекурсия
Жили три моих друга, всех троих я вчера потерял.
У одного были тихий голос и невысокий рост,
у другого не было ни другого и ни того,
третьим были эти трое, это всё был один человек.
луна в созвездии говна
Главный герой настоящего художественного текста,
очутившийся в чаще стеклянного леса,
подвергается атаке беса.
Стеклянный лес — это просто метафора,
алкогольный отдел супермаркета.
Я бы хотел, чтобы меня никто не встретил.
Я искал ночную улицефонаряптеку,
но вдруг навстречу три фигуры в контражуре.
Мне помогло бы, если б это были
спокойные, весёлые воины духа;
но вместо этого — три рефлексирующих нытика,
неправедно осуждённых пленника кеномы.
В трёх домах от храма иконы «Сошествие во ад»,
на Сошественке, станция метро «Сошественская».
У одного кастет, у третьего бейсбольная бита.
Луна в созвездии говна.
Праздник, который
никогда. Ни с кем.
застольная
Звёзды, лежащие на тарелке,
невелики, далеки и ме́лки.
Тьма, обжигающая пищевод,
полусуха и красна.
Ну так вот,
я не того хотел, а ещё
я ничего не хотел вообще.
Звёзды, наколотые на вилки,
тьма, содержащаяся в бутылке.
Пьяная песня моя —
это не я.
песня о друге
Я выпил и но́лил вновь
за мою и твою любовь.
Я наполнил, наполнил, наполнил вновь
за твою огромную любовь.
Но ты ничего не сказал,
и я вылил на тебя бокал.
Но ты ж ничего, ничего не сказал —
вот я и вылил тебе на голову бокал.
Ты не брюнет и не сед,
как будто тебя нет.
Не лыс, не брюнет, не блондин и не сед,
как будто тебя просто нет.
Я выпил и снова налил
за то, чтоб ты был.
Опрокинул, налил, опрокинул, налил —
чтобы ты хоть бы где-нибудь был.
дом на дереве
левая нога родилась ёлочка
правая нога спроси у ясеня
в стороны и вперёд руки-палочки
красные мои волосы как листья осенью
тело моё как лето дерево
телесность моя как летейская деревянность
телеология как литература и дендролатрия
птицы моей головы гнёзда бросили
думаю о своём теле как о детском дереве
на которое залезал и построил там тайный дом
— кто мы?
— мальчики!
— куда мы хотим?
— в дом на дереве!
— когда мы туда хотим?
— да уже никогда.
одиссей посейдону
Здравствуй, Старик-и-Море,
корыта разбитого пишет тебе капитан.
Шлю привет с последней страницы.
Умозрением вижу тебя, олимпиец:
ты сидишь в пузыре,
нарисованном рядом с моей головой,
в винноцветной растянутой олимпийке,
огорчённый, осмеянный, упразднённый.
Почернело синее море,
ты не дождался добычи,
чёрный Кроныч,
я не твой.
Ты думал, я рыба, а ты рыболов —
но рыбой был ты, я наживка.
Ты схватил то, что видел,
а подвергся тому, чего
не ожидал.
Это игра, где выигрывает
не игрок, а игрушка.
В винноцветном клокочущем космосе
я тонул и пускал пузыри,
как Никто в проруби,
но Никто не тонет.
Ты еси то, что было превзойдено.
Хаотическая одиссея
1250-го года до новой эры.
То, что меня не убило,
сделало из меня космонавта.
Великий слепой увидел ничто.
Кто был ничем,
тот стал Никем.
Кто был Никем,
стал многоопытным мужем.
как бы кажимость: поэма в 11 частях
All good things are eleven
A. V. Cantodea
i = 0;
while (i < 11) do
{
чтобы узнать о себе
бо́льшую часть настоящей правды,
надо встать перед зеркалом,
освободившись от всей одежды,
даже самой красивой;
чтобы зеркало было доступно
из любой точки комнаты,
надо вынести мебель;
боже, в зеркале — тело смерти, всё синее;
ничего, это просто мы с моей ветхой печенью
перечитываем Римлянам 7;
да что я рассказываю, и кому?
вы были когда-нибудь влюблены?
я исследую новооткрытые полости:
во рту лежит и, весь красный, мокнет
русский язык —
проглотить или выплюнуть?
небезопасно глотать — и выплюнуть жалко;
Римлянам вы не помните — вспомните «Матрицу»?
у меня есть для вас две новости:
одна красная, а другая синяя;
мне, пожалуйста, красную —
спаси Господи, во славу Божию;
ну какая казистая кажимость,
а казалось бы,
а ведь это лишь меньшая часть
настоящей правды;
i++;
};
работа в бесцветном
Где мудрец, где совопросник века сего?
Лежит на кровати и умирает.
Одной ноги нет, другая есть,
но совсем не такая, как надо.
Состояние — неудобоосознаваемое.
Лицо — набок; сикось — накось.
На дне ЖКТ лужа валокордина,
комната пахнет старушкой.
Белая палата, крашеная дверь,
чистая белая чашка,
белый пустой инбокс,
100 килотонн кислородного снега,
беллинсгаузен.
«Вот альбедо, о коем
я читал у Дугина.
Дай ответы, альбедо!» —
нет никаких ответов.
Но, положа руку на сердце,
ведь нет и вопросов.
Всё понятно, и можно
идти проповедовать.
Обезвопрошенный совопросник
доживает до семи часов одиннадцати минут утра
и выходит на проповедь.
Проповедует стенам, валокордину и правой ноге.
Проповедует атомам водорода и гелия,
электронам, нейтронам,
прелестным,
истинным, очарованным кваркам;
странные кварки
побивают его камнями.
антарктика и арктика
Возвеселитесь, милые подружки
Песня
Возвеселитесь,
милые подростки,
весна придёт,
успокоит сердце.
Что моё,
то я запихну во реторту
запотевшую.
Распахнувшееся — запахну.
Март заправлю в апрель.
Окружающий мир
непроветриваемый
оквадрачивающей
военной квартиры,
квартирной войны —
аккумулирую
и запру.
Но ледяные подростки —
голубоглазы.
Снежен витязь.
Сквозняк против запахов.
Ледяная сила взорвёт реторту.
Сюрикены снежинок —
и тёплое горло.
И выйдет, и встанет
над миром рестлер
Фредерик
Рефрижератор.
И разобьётся портрет
Королевы,
и полетят осколки,
и сердце
возвеселится.
зомбиапокалипсис
Кому от меня прилетело
в плотяное забрало?
Кому я мясной разбил циферблат? Люди,
люди. Две тысячи не имеет значения какой год, почти конец.
На углу Большой и Малого стены подбелённые,
повапленные гробы столкнулись и стоят бедные —
красный ауди и фиолетовый хаммер.
Языкииль присохлый к небу распух, страшные времена.
Страшнее всего, что на эскалаторе сзади-то прыгнет, продрогнет, прянет.
Часик в радость. Мне хозяин вчера это самое и сразу лопнул.
Я не думал, что времена наступят: не думал, не чувствовал,
чаю воскресения этого человека; все мы станем хорошие.
Мир дому нашему общему.
всё произошло быстро
Один человек родился неизвестно как,
его нашла у дверей нянечка из челюстно-лицевого.
Вырос, приехал, вёл информационную войну.
Обеззараживал раны, обезвреживал банкоматы и турникеты.
Цитировал Лосского, Нисского, провоцировал акции, превратил в балаган
праздничную телетрансляцию из кафедрального собора.
Погиб от несчаcтного случая в окраинном пункте охраны порядка.
Потом его видели одновременно в нескольких городах живым,
вскоре полностью прекратились какие бы то ни было смерти.
1½ землекопа
видел, что продавался
плохо изданный
сборник так называемых
«полуторастиший» — стихотворений,
содержащих мотив неполной
пенетрации или фальшивой
недвойственности, например:
лопата в грунт втыка́
на полштыка,
или известное:
вонзил кинжал убийца нечестивый
в грудь Деларю
тот, шляпу сняв, сказал ему учтиво:
«благодарю».
но не купил
(не прошли деньги).
advent
Четыре бесснежных ября —
как чёрное королевство, живём,
полуобморочные королевственники
с королевственницами.
Свет электричественный, золотой.
Он возвышается как пирамида
над столом с алкоголем, или без
алкоголя, только сидели
и никак ничего не могли
выпомнить из этой мглы.
А снега и не должно быть! что вы!
nigredo, филиппов пост, —
сказал бы алхимик и юнг, и правильно. Снег
в ноябре, в декабре, как послабление,
необязателен.
Когда уже будет белое, красное,
рождение непобедимого солнца,
белокрасный дедомороз,
наобород, стоволос, цветнокровен,
тогда возложат на олтарь
красные, белые кровяные тельца;
скорпиона заменит стрелец, а стрельца —
в последний момент — овен.
|
