* * *

                                   Целью атаки [англо-американской авиации на Париж] были мосты через реку. 
                             Способ и последовательность её проведения указывали на светлый ум. При втором 
                             налёте в лучах заходящего солнца я поднял бокал бургундского, в котором плавали 
                             ягоды земляники. Город с его башнями и куполами лежал в величественной красоте, 
                             подобно бутону, замершему в ожидании смертельного оплодотворения. Всё было зрелищем.

                                                          Эрнст Юнгер, «Второй парижский дневник», пер. Ю. Солонина

                             Окопы, окопы —
                             Заблудишься тут!

                                                          Анна Ахматова

Хайнер Мюллер встречается в 1988 году с Эрнстом Юнгером
Мюллера буквально трясёт от волнения
а Юнгер, кажется, его не замечает и глядит сквозь него

он всё ещё смотрит на небо
сквозь бокал красного вина
и видит в пурпурном небе
американские бомбардировщики
пролетающие над ягодами земляники

собранными семьёй странного профессора из университета города Лунда

— Земляничные поля forever, —
поёт группа Beatles

самолёты Эйзенхауэра продолжают проплывать
навстречу им
с другой стороны континента
оперативно выдвигаются сталинские соколы

Вся эта сцена, снятая в замедленной съёмке,
разумеется (даже обидно), сопровождается «Полётом валькирий»,
исполняемым на кастрюлях, какой-то бытовой ерунде,
раздолбанной ударной установке
из советского ресторана 1970-х годов
и кружках Эсмарха

— Европа убийца! —
кричит в микрофон Политехнического музея
Саша Закуренко

Эрнст Юнгер
смотрит на него с изумлением (и, кажется, с уважением)
а Мюллер — с выражением «Саша, Вы что?» —
ровно как я сейчас

Доктор Дугин
в тёмных очках, как кот Базилио,
надрываясь, кричит в микрофон митинга на Поклонной горе в Москве
25 февраля 2012 года
и напоминает толпе
о реках «крови, своей и чужой»,
на которых основано его великое государство

Вагнер смотрит из Хеля с глубоким недоумением
Валькирии летают вокруг умоляюще простирая руки

Саша Закуренко обнаруживает, что его больше не слышно
и вопросительно смотрит на меня

Агрон Туфа, приехавший в Косово по делам,
озадаченно смотрит из Приштины на Сашу Закуренко
и, запнувшись,
не напоминает
об изнасилованных в Косово албанках

«Бойцы
Армии освобождения Косова
торговали человеческими органами», —
говорит из Женевы Карла дель Понте

Номос земли, о, это номос земли,
но у нас есть шанс, у нас есть шанс, в котором нет правил

Продолжает звучать «Полёт валькирий»
сопровождаемый дребезжанием
кастрюль, сковородок и раздолбанной ударной установки
и бульканьем
кружек Эсмарха

Но, типа, у нас есть шанс, у нас есть шанс, в котором нет правил

Эрнст Юнгер смотрит на Дугина издалека со спины
и вдруг решает, что не стоит ему ничего показывать на пальцах

В этот момент Вагнер и Эрнст Юнгер наконец встречаются глазами
происходит короткое замыкание
где-то на Пулковском Гринвичском меридиане
раздаётся оглушительный треск
и восточное полушарие
временно погружается во тьму

2013

На полях Жоржа Бернаноса

Побледнела, стала прозрачной
на розово-фиолетовом, пепельном, с погасающими звезда́ми рассвете
робкая,
стыдливая луна правды
и взошло над миром

солнце лжи —

радостное,
производящее посевы из земли и углеводороды из подземелья,
всё утучняющее,
уточняющее
и объясняющее:

всюду происки.
Вот как оно освещает!

Ткёт своим жаром из воздуха
виде́ния
козней
и неизменно превосходящего их процветания
и произрастания плодов земных.

Тех,
кто ищет на небе луну,
называют нынче людьми лунного света.
Над такими принято потешаться.

Пламенеющий жар
сходит
с плазменных экранов, укреплённых над домами
на всех площадях страны,
над всеми помойками и правительственными учреждениями
— и с внезапно проясневшего неба.

Эхнатон,
казнивший многих несогласных и до безумия любивший дочерей,
при всех особенностях
всё-таки поклонялся другому солнцу —

не тому,
что сияет из каждого паспорта,
любого обратит в веру
борьбы с врагами истинной веры,

не тому, что застыло в средоточии неба,
включённого на пустой канал.

* * *

Виктор Платонович
Всеволод Николаевич
Николай Алексеевич

освободители слова

*

Ксения Александровна

простите

Вас как всегда
не заметил

(в углу на тахте
в полумраке

позади других)

* * *

                Д. Давыдову

Всеволод Некрасов
был неуловимо похож
на Егора Летова

если бы Всеволод Николаевич
оказался на месте Летова
на поминках по Башлачёву
в 1990 году
он точно так же послал бы со сцены
подвернувшегося под руку Артемия Троицкого
не сомневаюсь

теперь читаем обоих
собираем семинары
не знаем что с ними обоими делать

— по словам Владимира Бурича: —

мыться
плакать

* * *

                                        Велвл Чернин говорит, что на самом деле Овсея Дриза 
                                звали Иешуа, но поскольку поэта по имени Иисус в советской 
                                литературе быть не могло, то публикации идишских оригиналов 
                                он подписывал уменьшительным Шике Дриз, а русских переводов — 
                                Овсей.

Иешуа Дриз говорит, что в Хеломе жить нельзя.
Иешуа Дриз говорит, что в Хеломе жить нельзя.
Нет, всё правда дико смешно,
стоит лишь раз посмотреть в окно,
но при следующем взгляде начинают болеть глаза.

Как настала зима, местечковый дурак сбежал.
По чистому снегу, язык показав, бежал.
Между двух поездов посреди степи
сам себе говорит «Идиот, не спи!»
и строит вокруг ситуацию, как вокзал.

Я сижу в печи из ледяных кирпичей.
Возмущаюсь, но знаю, что нет здесь вины ничьей.
Анекдот бородатый сидит в кипе,
объясняет мне, как пройти КПП
и найти за ним тех, кто любит погорячей.

* * *

Все камни,
которые ты метнул в воду
с разных береговых линий Земли, —
с еле слышимым всплеском
вернутся в воздух
и зависнут в нём, покачиваясь,
через двадцать лет
после того,
как ты от них отвернулся.

Не возвращайся на место.
Не проверяй.
Не сработает.