Белоснежкавсе любят Белоснежку за её смоляные волосы, за синеву глаз, за неприкаянность. ведь мама вышвырнула её из дома. красота оказалась в опасности и может пропасть вместе с сердцем, вырванным из груди. все любят Белоснежку за смоль и синеву, но Белоснежка Белоснежку не любит. она любит всё, что могло бы стереть смоль и синь, всё, что сулит ей могила. её перчатки белеют, к стене прибиты в доме принца, лысеющего мужчины, чьё милостивое сердце часто твердеет. нет, сбежать от него Белоснежка не может, поскольку верит, что его-то она и искала в лесу, пока не встретила гномов, которые вскарабкались на её белоснежное тело, поднялись, возвысились, облизали. но гномы упрямо живут коммуной, а Белоснежка по сути — консервативна. Трепет города
внутренний город затрепетал. пришлось сокрушаться, приносить извинения, осознать, что город уже не будет таким, как прежде. ведь тёмные улицы сердца ранены тишиной и верой. посреди гостиной мы позволили наблюдателям пришлым вмешаться, войти и рассесться на красном диване с видом реалистов, объективных, как школьная математичка. они равнодушны, у них большие зарплаты, а мы заперты в стихотворных сборниках. мы город-крепость, чьи стены пали оттого, что я дала гневу выплеснуться и прокляла былое. а наблюдатели со своим реалистическим взглядом говорят, что пришли и принесли любовь, благодарят за силу, которую мы вложили им в руки. мощную силу, превращающую заветные города в руины. а ты не взглянул мне в глаза, ты уже был далеко, свет погасил и отправился спать. я оставалась рядом с тобой в темноте, шёпотом призывала тебя, ты не ответил. я так хотела сокрушаться и умолять о прощении, я касалась твоего горячего тела, и ты не коснулся меня в ответ. Вопли
вопли, сколько их в моей голове. человек — это целый дурдом можно собрать миньян для поминальной молитвы. сколько смертей в моей голове и ни гроша — жилья не снять, не купить хлеба. удел поэтов быть изгнанными из городов если только они не наследники богачей и не нищие говорящие одну только правду но тогда их вовсе никто не готов слушать. как правило их выгоняют с работы или они из принципа увольняются сами. На рыночной площади
на рыночной площади в тени Харлея сидит Иисус, курит сигарету и забывает дни, проведённые в сумасшедшем доме. уплетает большие белые булочки, запивая их лимонным соком, выжатым прямо в рот. что будет, если мы подойдём к нему с распятием, погонимся за ним вдоль хлебных прилавков, помажем его кровью чиабату. толпа скептиков обступила его красное одеянье. его волосатая грудь — всем ветрам нараспашку. он пишет на белой картонке новые Десять заповедей, малюет на ней своё лицо, добавляет призыв: «сострадание!» и садится сверху на тротуаре со своим авокадо и сигаретами MARLBORO в красной пачке. что мы сделаем с новым Иисусом? как нам съесть его? как испить его крови? что сотворить с его плотью? что мы сделаем с ним, сидящим на рыночной площади, как медведь с ветеринарным паспортом ветхозаветным, словно магнит, притягивающий убогих. человек, обретший силу, или сила, обретшая безумца, в центре города докопаться желает до новой религии.
|