«не следует углублять в землю корневую шейку саженца...» (техника посадки плодовых деревьев) * нежность моя, корневая шейка невекового саженца — выпученная, выпяченная, задублённая царапиной кора — живо-живное, живе-живи-жива... * вон тех, видите? — пригнувшихся в завязи баклажана — они полагают, что нежность и резкое имя Жанна несовместимы, что есть западня, подвох, лох и дурень тот, кто ещё раз об этом скажет. * удельный вес нежности — 1Жа, что составляет 0,24 грамма. Если массу тела разделить на единицу нежности, то станет цифра, застенчивей веса плоти, не труслива весу души. Но живут и без нежности — обезнежены как обезножены, обезвожены, обездолены, им каково? Приголубить бы, заобнимать, занежить — всех до одного. * Нежность выше любви и длиннее ласки, тоньше света, горних пород прочней. Народ низкорослый — тыкхи — знает исток её в магме вулкана, в дымоходе его печей. * Словно оцепеневший город во время большой войны — вся планета висит в арматуре нежности, в мягкой охранной сети — защите от бомбоударной волны. * Как оползни полимеров вытесняют тутовый шелкопряд — полк десептиконов, лисьим закрывшись черепом, целится в нежность мою, в её кашемир и шёлк. * Эрос — хранитель нежности, ножны и кобура. Бдит и дозорит бережный цербер. В маковые поля выглянет нежность: можно? Эрос ответит: да. * Вчера на «Крестовском острове», питерской метростанции, оказалась я, чтобы взять комнатное растение, один стебелёк традесканции. Детские листья-руки, мелкий пушок на стебле, гребля матёрой жизни (династии саррацений, кланы монстер) до него ещё не дотянулась. Жалость моя заострилась в жало и сжалась от хлипкого карапета в пластиковом стаканчике — кривовато-субтильного, пыльного, не осевшего сваей тяжёлых орнаментов над романской розеткой, лепниной отплясывающей гавот — тебе не попасть туда, маленькая традесканция, знай, я отныне ревнитель твой, нежности апологет, донкихот. * Запах нежности многосоставен. Так пахнут дынные семена под созревшей коркой в склизкой мякоти соковых перепонок; потово́й железы роса (не едко, но как-то возвещающе и одновременно робко); молочко ореха некрупного (может быть, горького миндаля). Вуаля, говоря коротко, нежности запах кроток, как запах волосяных луковиц на темени (на висках), и бесконечен, как апрельской земли родоносный опрелый пах. * Время прямых изречений! Не эзопов трёхмерный стоглавый язык, не грунтовые паводки текста незримо-подземного, (витийную вязь возбраня) — час кулачных боёв, дето-отцовской бойни, где нежность — твоё оружие, нежность — твоя броня. * Какие убранства украшают сегодня твоё жилище, что за плоды зреют в твоих садах? Нежность моя извлекает перечень малых радостей мирной жизни, еловой смолой прилепляет к памяти, топлёным пчелиным воском, клеем вечности марки «Момент». * Нежность ходит, где хощет, и вид принимает невзрачный. Ап! — врежется мошкою в лоб, жуком-простачиной откинется на́ спину где-то поблизости, казалось бы, не задевая хитинно, да сгинет без стрекотания, пупырышки кожи гусиной оставив и цыпки, как после мороза... * Знак предводителя хора — и флейты узорят разгулье. Пиршество, славя Дио́ниса, движется к холму богов: жертву нетленную смирно волочат рабы, девушки утварь несут и на блюдах тугой виноград, в шкурах козлиных копытствуют рядом сатиры. Секира могучих страстей неразборчива, но терпелива: нежность ещё не опознана, нежность прибудет сюда не иначе чрез тысячу лет. * Трудно нежность найти, лучше бы и не искати. Глянешь в подпол картофельный — там корнеплоды шумят; лампу с цоколем вывернешь (спрятана, может, где свет?), длиннорукой лопатой копнёшь на усадьбе — воронка сквознёт на Ямале. Время глупо потратил, напрасно, а нежности и не узнал. * Есть ли она среди тварных? Может, невидимо есть, чем бы её обнаружить: глазом третьим, надбровным, добавочным чувством девятым, усом тонким, невидным, гибкой антенною, высоковольтно свистящей? * Нежность спрятана в хлебный мякиш, шарик хло́пка, малое семя льна. Мякиш скрыт в скорлупе ореха, ржавой гайке, внутри зерна. Земляной орех у лесной тетёрки, в стеклянной кукле, у помела, а гнездо тетёрки — на небоскрёбе, в шевелюре леса, в ядре земли. Небоскрёб упрятан в раскосый глаз. Тот увидит нежность, кто глаз раздвинет, небоскрёб узнает (ядро земли) и шагнёт к тетёрке (стеклянной кукле) в скорлупе ореха (внутри зерна), кто нащупает мякиш хлеба (шарик хлопка, малое семя льна). Только нежности — это вполне возможно — там не будет, совсем не будет, не окажется её там. Может, кто небоскрёб попутал (их сейчас как зубов у щуки), или был до тебя проворный — изловчась, он похитил нежность, держит нежность в консервной банке, как свиную тушёнку, в банке, иль тетёрка совсем не та. * Н е ж н о с т ь - т р е у г о л ь н и к Вероятная форма нежности — треугольник, но не тот треугольник, где он, она и любовник, а треугольник пифагорейский — тот, что в основе мира. Лира (эстамп искусства) также суть треугольник. К вертикали стремится каждый насущный атом, по этой причине нежность не может явиться квадратом или кругом, в котором точки равноудалены от центра. Нежность подвижна, в единое время она есть и катет (почва), и гипотенуза (муза). * Катят колёса ношу — нежности треугольник в сторону рынка, площади городской, агоры. Там, в высочайшей точке, плащ-пирамида, глыба, трёхсторонние рыбы с чешуёю формулы a2+b2, многоприцельные лучники пифагора. * Н е ж н о с т ь и у г о л о в н ы й к о д е к с Бойся дрожжей фарисейских, закваски предательской тёплой опары — пары́ отчужденья взойдутся, созреет картечь посевная. Плюшевы, складчаты рукопожатья нечаянной встречи, кто бы подумал, что пороха зёрна созрели в детской аптечке пластмассовой, передвижной? Медленно ступишь во внутренний дворик школы для мальчиков религиозной, школы на тихой окраине (ты очевидец, не можешь влиять на событья), вот мячик для регби — в нём мак посевной, подрывной (может, ещё отсыреет, успеет). Вынешь на ланче припасы для мышцы растущей — многажды раз бестревожный на вид, инвентарь. * Н е ж н о с т ь и к в и е т и з м Сущее подбирается по-пластунски, щурится, скалится фиксой люминесцентной, нервным тиком лицевая мышца смеётся. За щекой сидит щенёнок, храбрый цуцик, белая ли крыска породы хаски, пьёт слюны ручей неразорённый, бессловесьем шёрстку промывая... * Лето — истопник нежности, август — кочегар её и кузнец, выдуватель плодов золотых. Стеклодувец рубиновый в дудку рябинову тыквы-планеты надышит, смарсианит фонариком для межсезоновой тьмищи — враз, когда осень нащурится и заострят холода. * Август капельной дрожью покрылся и кличет детей зачинать: приготовлен живот, обогрет, зацелован, занежен. Зизи-зэ, зизи-за, зизи-зин — прострекочет кузнечик и крылья сведёт в балдахин. К маю вздрогнет столетие, кокон-гора расщемится, пустыни спадёт скорлупа, тонкий ус беззастенчиво куст обоймёт можжевелый, и нечаянно лапа-клешня перервёт провода поселений. Распрямится стрекозомладенец, на выдохе цепь разомкнёт и бобовые зёрна бессмертья, как шарик воздушный, надует, и запустит их в каждый квартал, материк, водоём, неопальное жало воткнёт в календарный оборвыш, и время пойдёт по-другому. * К а к П я т а я с и м ф о н и я В о л ь ф р а м а На тебя наступают, Вольфрам, — иди один до винтажной резьбы на грифе, стальных седин, оловянным полем, в плаще сметанном, след в приманку, небесну манну. Нюхом они за тобой, гурьбой. Челюсть клацкает скопом и вразнобой, гул и скрежет зубовный, гляди, какой — это Пятая, пяткой волочишь стон, время выгнет её, как радугу из око́н, время вынет её, как косточку из груди, никого не бойся, Вольфрам, иди. * Нежность есть, и словно её нет. Ощутима на выдохе и не видна при вдохе, нежность апофатична. Нежность — это сосуд разновместильный, изредка нежность — иллюзия. * А вот и грибница иллюзий — во влажном лесу умозрительном книжные кроны шумят, неумышленно сеют мицелия споры — внедорожником не продерёшься, куда занесло постранично. * Осторожней с иллюзией, не укоряй её, не вызлобляй, она есть кидала, конечно, блазнила, но в скорби гремячей, кромешной и камень от гроба негромко откатит... * Сомалийским пиратом, на атомной лодке подводной настигают иллюзии, в плен вероломно хватают. Во плену этом варварском сытно, тепло и опрятно, и ничто не тревожит, вот только запах один через море сквозит непонятный. Запах ржавости почвы — запы́ленной, волглой, запах крю́ка железного, запах чугунных ухватов — может, это сигнал к возвращенью, намёк на побег... * Сорок тысяч иллюзий в горсти очевидности стынут, блёкнет алмазная стружка, а тронешь её — руки-ноги сведёт перепончатость, дикий раскос многоглазья, покров цветношерстья зави́хрит, швырнёт ненароком в безневестную степень снегов, в атмосферную плотность (за пазуху тихую, тайную), где суслик-сутулик расправит плечо горбуну, устремив его в не-одинокость, в не-лишнесть...
|