Без названия 7116

1.

День бухгалтерии; жестокий русский человек в шапочке, то косящийся на меня, то наблюдающий в экране своего телефона залитый солнцем школьный спортзал, резкие тени, чёрную спину, качнувшую кадр; напротив — примерная девушка с жёлтыми волосами. Такой отрезок времени — может сгуститься что-то, подобное женщине, схватившей меня на мосту 29 сентября 2011 года; камера скользнула вниз, на мат в коротких складках.

2.

...за что схватила? За то, что писала имя «Андрей» красной помадой на столбах и заборах. Схватила за обе руки — и вдруг я остановила нас в этом маленьком хороводе, посмотрела женщине за плечо, на небо над Китай-городом, и испытала практически скуку. С тех пор песни — почти все — кажутся мне неподвижными; я не люблю играть в игры; моё сердце тарахтит, как советский трактор на том конце поля. Пассажиры сменились.

3.

День бухгалтерии; я пытаюсь вспомнить, в каком фильме или книжке вчера-позавчера мне встретилось слово «замдиректора»; мы кроткие; мы пьём; мы перебираем крошечные стеклянные фигурки, выставленные на подоконнике. Нам не встать на эту землю, взирающую на нас, как карикатурный отец, взирающую на нас, как карикатурная мать.

4.

Такой отрезок времени — истории рассказываются с трудом; анекдоты не вызывают смеха (от них осталась разве что интонация); будущее туманно. Я бы сказала «мир слаб», если бы это не было слишком сильным утверждением. Друзья мои! Всё дело в том, что меня не очень-то интересует анализ случившегося крушения; я не склонна перебирать осколки; я не чувствую себя выжившей. В мире, слабом и дорогом, я еду в метро домой.

Кусты, стены, дымок

Бабушка подрабатывала на перекачке — качала говно Заволжского района. Я ходила с ней, зимой было темно, летом — клумба из покрышки на дворе этой перекачки, железная дорога за забором. Летом я ещё пасла кур — надо было не пускать их к капусте, держать в кустах смородины и малины. На исходе зимы, на лавке — железнодорожной шпале, я лепила пирожки из великопостного зернистого снега с начинкой из грязи, за мной приглядывал любимый дед. Мы сидели с ним на ступеньках котельной — он курил и медленно читал газету «Золотое кольцо». Летом ещё катались с пацанами на велосипедах — я любила кого-то из них возвышенной любовью, а они смотрели на меня косо, не принимали за свою. Несколько позже я стала писать об этих кустах, стенах, дымке́, громыхании весьма конкретных составов. Я вошла в элиту, но, в сущности, мне чужд космополитизм, я хожу с бабушкой на перекачку, вожусь у бочки с ржавой водой для полива, я потерпела неудачу у заволжских парней.

Иные процессы

                           Устрашился, умолк, онемел он, 
                           В груди его — скорбь, его лик затмился,
                           Тоска проникла в его утробу...

                                                      Эпос о Гильгамеше («О всё видавшем»)

Мы доходим до того, что стрижём волосы и зарываем вещи. Подчёркиваю: доходим.
В метро я вижу сосредоточенные лица американских актёров — актёры шевелят губами в прямоугольнике мобильного телефона, лёжа на юбке соседнего пассажира. Всё похоже на шеи сограждан, всё похоже на плотный сквозняк метро, я хочу перечислить всё: жалкую пуговицу на асфальте, детское печенье, что-то ещё, шевеление губ, низкое небо, лязг, какую-то маленькую пружинку. Меж тем, я уверена в буквальности иных процессов:
чёрная тень набегает на лицо изнутри
сердце надламывается тихо и глубоко.
И вот, мы зарываем вещи, стрижём волосы. Лица проясняются, любовь приносит изнеможение. Вещей много: пластмассовые кольца, открытка в конверте, камушки, какая-то маленькая пружинка... Тяжёлые пряди. Мы далеко заходим.

Империя переехала

"lbr* / Пасхальный цыплёночек моей cnhfiyjq Gfc[b** теперь живёт среди мелких листочков в цветочном горшке / Vfvf*** / Воняет, мама.
Это империя переехала / Громко сказано / Да нет, в принципе/ Мне надо найти одежду, я завтра делаю доклад в Префектуре, а белая блузка порвалась / Алло / Я не понимаю, что значит ybxtuj yt ,jqcz****.
Jq? Nj yt dtxth? Nj yt dtxth**** / Нет, Эдик, не работает / While My Guitar Gently Weeps / Нет, Эдик, не работает / Что-то сломалось / Нет, Эдик, не работает.
Ну, и оденьтесь прилично, чтобы достойно представить / Алло
Когда я вижу в метро дедушек, когда мой пасхальный цыплёнок зарывается в зелень, когда слепой поёт в переходе на Павелецкой / Дорогие друзья! / Дорогие друзья! / Дорогие друзья! / Дорогие друзья!

* Эдик.
** страшной Пасхи.
*** Мама.
**** ничего не бояться.
***** Ой, то не вечер, то не вечер.

Случай в N

Разношёрстные дачи советских госслужащих, зима. Одна из дач. Квашеная капуста в пакетике, прокуренная кухня, часы громко тикают. Объясню просто: вспоминать детали — приятно, обстоятельства — стыдно.
...часы громко тикают, Нагибатор запрыгнул в форточку. За окном — залитый солнцем, заснеженный, нетронутый сад. Я только встал. На кухне сумрачно.
Это не только стыдно, это ещё и малоинтересно — переходить к действию после ремарок. Выходит сосед в стёганом халате и говорит. В ответной реплике главного героя становится что-то понятно.
...сухой свист электрички. Запах кофе, пыли, гнилых яблок. Ладно, я расскажу. Ингибитор — это имя соседского рыжего котика со стальным прутом в спине, а Нагибатор — имя его здорового брата.