Краткий пересказ о неразличимом долгие длинные берега равнин по краям воды́
текучей не состоящей из букв или слов
и не из воды основ зрение привставшее на котурнах
и как ты говоришь а как тут не говорить растворяющаяся как пишут в наших газетах
равнина простёршаяся щелястая словная
едва проступающие из латунного радио
славян чухонец калмык но всё языку одна едкая теплится по утрам оскомина фонаря
желтоватого случайного часового
подпрыгнувшего раскачиваться у проходной
химкомбината стекающегося в сердце автономного края чьи долгие берега сбегаются на края воды
и вода эта стоит невозможно как тёмная масса слов
тянущихся одновременно всеми ветхими пропусками
к вырезанной в тонком стекле небольшой арке сквозь которую только и проникает сюда раздражённым кивком
неохотным окриком удостоверяющий развёрнутый вид жизни живущейся как язык вещества измещённой чужим веществом языка
прибывающей как ежедневные поезда со смутно знакомыми апатридами
переливающейся за края вокзала толпами беженцев прибывающих ежедневно
длящейся растекающейся по равнинам всё новыми волнами депортированных вещество которое было только морем одним только морем целого горя
как ты говоришь как только заговоришь
лишь бы справиться со страхом и отвращением не вывернуться наизнанку живого тогда же скажи всем по радио нашему
и в газете нашей тотчас всем напиши что мол безъязыкое вещество языка
не становится никогда и не станет
невещественным языком вещества что берег вышедший из моря оглядываясь вокруг видит
бесконечные равнины рябящие серые прибывающие отовсюду слетающиеся в этот момент на пасмурный толпящийся свет
повсеместного длящегося повсюду бессонного моря койне
то сминающегося в беззвучно скользящие ледяные складки
то разглаживающегося в медленно оседающий грохот в инфразвуковой гул вырвавшийся к воздуху в нарастающий гвалт разгорающийся
в летящие сшивающиеся на лету лоскуты идиолектов переродившихся из наших в нечеловеческие
в колыбельное пение неживого живому выцветающее осколочным воем стеклянным боем вытесняющим наш мир из нашего мира как воду моря из моря
старые вещества языка вытесняются новыми языками веществ
прежние мы изглажены стёрты свежие мы выстираны поглажены убраны где-то в равнинах на лугах в одном из холмов
на территории химкомбината прямо у проходной в земле выкопали землянку в августе выпросили времянку чаем размещения беженцев
и жизни новых переселенцев.
* * *
положи, — он пишет, — свою
ладонь на мои ладони. пересчитай растерянных. всё прошло. положа руку на сердце
ответь: не ты ли там был?
не тебя ли мы видели? не тебя ли? не ты ли
пустой рукой
проверял, не болеет ли,
не горит ли? (и говорил, — а-а-а, ерунда —
к утру всё пройдёт). всё прошло. пересчитай
растерянных. раздели, раздень
вычти. положи наши ладони
лицами кверху
и другими лицами —
на восток. всё прошло. и ты там был.
и мы были там.
(Иргиз)
дождались имы жестокой зимы
выслали всех нас безвсякой вины Плач по Иргизу * дождалась нас невиноватых зима
крылышки простёрла руки стёрла
сама сама время наше медленнее реки а пропиталось нами
по горло прошло и
само
*
вот оно закутанное
в молчании вместо пений
мимо летучие мыши идут
в обмотках
*
деревья здесь
уменьшаются затыкают
птицы
рты
проходящим идёт прохожий
рассматривая предметы
в слезах вещи его
отворачиваются
от него
предметы опускают глаза
*
сбиваются воробьи в чёрное стадо
машут полустёртыми уже крыльями летят за море от нас рассказать
что уж нас тут нету одна зима
плывёт поперёк дорог фыркает а повсюду летает поёт ползает
новое враньё — голодное храброе
по-плохому бесстрашное
отчаянное вгрызается в человека с изнанки
разрастается разгорается угрюмым огнём всех огней всех
дней
*
пой собор улетающих птиц
о погибшем потлелом
невзираемом нестречаемом назови мне прибыстрая
Уза
направления рек и ручьёв и ветров что расселись повсюду галдеть и глазеть
без любви
некрасивую нашую бедную бывшую чёрствую
землю (целый свет нам отечество
но и в нём нет убежища)
*
крылышки постирала зима сама
новые надела пришла смотрела
весела воссела непостижима пела: я сожгла всё что можно было сжечь так или дотла
я сожгла всё что вы любили и всех кого любили сожгла
я воссела над вашим бывшим до вас пришла временем. подползают к ней польстившиеся подпеть
не поднимая глаз от бывшей своей земли
так поют: разгрызает с изнанки огонь своего человека
разгрызает огонь человека изнанку немую
разгрызает себя человек до изнанки безвидной
разгрызает изнанка изнанки огонь человека * дождались имы
жестокой вины
выслали нас
безвсякой войны. время пришло пропиталось нами пошло горлом
стало горем горечью заговорило с нами о детях. ____ * «Плач по Иргизу» — стихотворение неизвестного автора, написанное предположительно в последней четверти XIX в. и посвящённое произошедшему на рубеже 1830-х — 1840-х разгрому крупнейшего центра старообрядцев, находившегося в окрестностях рек Большой и Малый Иргиз (ныне территория Саратовской и Самарской областей). Довольно значительная часть населения старообрядческих сёл была лишена недвижимого имущества и выселена в Ленкорань (ныне Азербайджан). — Прим. автора.
mundus patet
изглаживается шрам
оставленный плугом
изливается из ямы земля в пустоту едва освещённую
одинокой звездой зерна
растекается ничего не соображая неостановимая скрипучая соль
разъедает дымящиеся стада
и ветер встаёт на ветер бог Nichtangriffspakt
освящается
разделом первин добываясь война проступает
сама
из размытого тусклого света и скользит по львиному лугу
красной лисой торопясь многоногое цепкое время
карабкается по стволам и столбам
к низкой облачности гневливой одышливой пар восходит
от раскалённых
прожекторов вынести бы нам сограждане
под летнее небо
разложить и просить но всё что некогда
стало общим
перестало быть общим принесённое оживает
карабкается из ямы лезет наверх
выбравшись аккуратно отряхивается
разбредается по домам ветер встаёт на ветер
зола отделяется от золы
Подробное перечисление узнаваемых
разве зрению не различима говорливая вверху кровохлёбка
приоткрытая хриплая связка сквозных ключей пропусков
разве это не завтраком нежным мы двое лежим перед нею
кто построился тёплым с кошачьего сна в боевые порядки уходящие прямо с парада
в утро, почти посмертное. разве это не ты накрываешь ладонью обветренный поражённый рот
глядя на гаснущую во сне
отдаляющуюся полутёмную толчею коридоров дверей клеток лестниц потому что оружие человека всего своего человека
целиком обнимает руками как только узнает увидит. и разве мы ещё не изжёваны зубами крепкого мира
не повисли разве обобществлёнными телами казённых
коммунальных соседей повесившихся из распахнутых окон
ослепительного околыша в закатившемся этаже дома-коммуны как мы завтраком нежным раздетым лежим на горячем и белом фаянсе
а над нами вверху кровохлёбка стальная плывёт подпевая гудку —
что она босиком беспризорным шагнула в огонь подмосковного торфа
и не глядя за нас умерла как простая шатура и мы ей себя обещали. но зрению различимо немногое: малиновые закатные отблески
шинельное сукно сгнившее не снятое вовремя с тел казнённых
и облака с нашитыми на них номерами людей и других облаков. здравствуй ветреная река и ветер с нарвы и солнце вылетающее на нас со встречной
и мы летящие на него и оно на долю секунды
успевающее прижать нас летящих к такому огню
что мы успеваем сгореть до начала боли без боли и плывём в руках собственного оружия
по-над неразличимой отсюда
страной вывернутых вытоптанных казнённых здравствуй ветер с нарвы и нарывающая река
здравствуй ветряная река и речной ветер сердца и то различимое что всё ещё узнаваемо
и то узнаваемое что всё ещё различимо
|
