Приземление

шёпот сырой спички откалывает дым от огня.
ветряные лестницы приезжают
в ноги прямоугольного почтальона.
спящики хоронят ватный маршрут
в адресата.

крыши вскакивают
и свисают скрипя птичьим криком.

шершавость как подробность
беспокойства сложившегося в невесомости
заполняет этажи.
тугой звонок
машинально обры-
вается кипячёной близостью раздвоения.

* * *

отрезок смущения в слове «тело».
в родительном животе не было
причины дня.
нежность плесневеет на
молочной стене горла.
закрываешься в шерстяной надежде
наедине с городом моря.

как не узнать тень после тебя?
монолог повторяется, как осень,
когда разрушается психология,
передумав меня и погоду.
розыгрыш одиночества мягкого тела.
никогда не ищи фарфоровое обещание
нам, где я.

безразличное радио гуляет
через нас
по сменным квартирам.

Протокол

через движения железа
пишутся пропущенные комментарии шагов
прово́дка безмятежной бумаги
сжигает написанный воздух букв
подожди меня
за моим надиктованным продолжением
в подкожной карусели
куда помнить тебя
как зима тонкие разрезы капель
и гололёд пальцев

самоопределение пресекает неровную
как облако чужбину меня
рабочие кирпичи размножают
высоту вчерась
узловатые преступления спины
изнемогают от хлопка́ ушей
кровь немедленно
беременеет мыслями

* * *

исповедь осуждена громкостью
низкого горла алфавита

крайняя письменность постоянного
приравнивается скоростью слуха
вниманием в отменённом «Я»
не успевая возвратиться

не возвратиться успевая
к пересечению остатка кем

Монтаж

поступательное движение зимы
произрастание шерсти в распаренных порах вещей
старость снежинок задерживает
пробуждение от стянутого зрачком солнца

набранные брайлем рождением люди
неразборчиво читаются с акцентом
(кино-странный язык)
и высыхают на мелованной воздушной бумаге
как следы на воде

черепное брожение в подвалах часов
лабиринт головы ищет выход
сотканная смертью пустынность
останавливает и сжимает
в горячую точку просмотр
документального постоянства