Звери

                        Эллисон Фанк

Есть ночи, когда мы не знаем имён
зверей, бросающихся нам наперерез,

прямо под фары, пусть даже при луне,
на мертвенно тихой дороге,

и пахнет морем, хоть ещё далеко
береговое шоссе и огни через залив,

они порскают поперёк, ненарекаемы, ярки,
как любой, кто озарён внезапным жаром Эдема.

Часто кролик, лисица, но порой мелькнёт
маренговый, цинковый, умбровый комок,

или наткнёшься на чей-то дикий взгляд
и последние мили едешь, изумлённый.

Так же было, когда наша соседка умерла,
единственная, по улице Отголосков,

её дом неделями пустовал,
в конце подъездно́й дороги темнота

отчуждённо и глухо лежала,
в лестничном колодце набухала жара,

в голых комнатах копился мышиный помёт
пополам с мышиными снами.

Постепенно мы решили, что в доме кто-то есть,
чьё присутствие мы замечали со двора

сквозь осенний дождь, то в комнате, то в другой,
мы решили, что и оно за нами следит,

нечто родное, скорее зверь, чем призрак.
Говорят, если видишь зверя во сне —

это видишь себя, то бишь — память и страх:
то в тебе, что желает, понимает, отрицает,

и теперь, пробуждаясь от сна, в котором мы
брели из комнаты в другую, мы чуем на руках

его запах, и сдобренный мускусом мех
проступает сквозь омытую сновиденьями кожу.

Но я в этом чувствую (а выразить не могу) —
не ту непрерывность, в которой мы опознаём

себя, а жизнь, но не ту, которой мы живём
нарочно, а одно огромное присутствие,

разворачивающееся, силой наитья и мастерства,
тенью вслед нашей любви.

Позднее шоу

Я теперь смотрю только старые мюзиклы
или фильмы про диких гусей

и всё ещё жду волшебства,
попадавшегося прежде в чёрно-белых лентах,

где все были похожи на нас и в конце концов
оказывались счастливы в каких-то славных краях,

и это, в итоге им ясно,
не падает с неба.

А в Северной Канаде
настало лето,

и птицы, похожие на моих приятелей школьных времён,
танцуют в полях среди мха и талой воды,

и, как я вижу, тьма собирается вокруг меня
потихоньку, суля тепло и покой

надолго — пока птицы длят
свой полёт, или пока Люсиль Болл

озаряет телеэкран,
будто она была там всегда.

Блюз

Бывает такая минута
            бармен уходит куда-то вглубь
оставив меня одного

радио бубнит
            где-то среди бокалов и кружек
«Завязываю с любовью»

движение на улице замирает
            вообще стоит
чего это вдруг оно
            в три часа дня

вечер уже начался
            рождение
темноты

            В десять пойду отсюда
по Юнион-стрит
            или пересеку Коммершиал-роуд
под порывом дождя

и все идущие мимо
            будут тобой
или почти тобой
            пока не окажутся кем-то ещё

Частная жизнь

Хочу домой поехать в сумерках
неспешно вечереющего дня,

машины еле катят, тракторы роняют сено,
земля огромная и яркая, как память,

шахтёрские посёлки — как мазки графита,
навеки вычеркнуты имена их: Келти,

Ламфиннанс. Я хочу увидеть
темнеющие комнаты, посуду, радиоприёмники,

цепочку фонарей малиновых над спортплощадкой,
слабых мужчин, идущих по домам сквозь улицы и парки,

и тихих женщин, что выходят к своему порогу
и поворачивают вспять, облечены своей подбитой жизнью.

Ферма «Верхняя Келли»

Если лето — это беседа,
то зима — раздумье;

или так кажется нынче вечером: дождь средь ветвей
и, на полдороге от нашего дома
к соседской ферме,

заблудшая овца, запутавшись в проволочной ограде,
ожидает рассвета;

так и я ожидаю —
чего-нибудь нового:

будь то ход мысли, явившейся прямо с полей,
или мотив, сухой и строгий, как псалом

или вопрос, который никто не думал задать,
пока ветер не напомнил, коснувшись щеки,
или какое-то небо под небесами, или дремлющая трава,

просторы родной земли, отмеряемые в звёздах.