*
клювы у них младенческие — кусочки золотистой проволоки
пропущенные сквозь тюль тёмных полей
движутся будто не движутся
в маленьких телах бегущих вод
плотным ворсом сквозь сувель солнца
прибегают ко мне четвёрки и чернильными своими
голосами
тоскливо поют
— нам осталось немного
скоро кончится март
заплетаются ноги
душу снегом измять
не кори нас
со стола я ладонью сметаю в ладонь
шелуху медно-чёрную весеннего солнца
провалившегося по слепоте своей
мне не видно куда
а четвёрки смеются и поют жалобные песни
в счастливом осознании безысходности
*
стебли тёмные сёстры складок, их
разбирать как пустынную стройку
птиц бумажных, речь —
зернистые камни и их
нельзя уличить их только ручьи
без волокон без пор без ветвей
без рук и без глаз
маленькими телами своими
правят и в жизни
улиток всегда
играет музыка
*
труха обнажившейся весенней земли заметается поездом в туннель метро
я вижу как она превращается в молитву
спускаясь в парк к пруду где ждёшь меня ты
я чувствую как погружаюсь в стихотворение
здесь есть следующие слова: пустое-парковочное-место,
движенье-фарфора,
мягкие-торосы-темноты,
смешанная-гурьба-собак-и их-хозяев.
— страна становится всё меньше — говорю я тебе
сквозь твой бритый висок сам себя опростал ветер
мы движемся, забывая, что за словом вода
прячется цветение
*
я хуй его знает
шёлк
первых деревьев
по небу
ветхому-серому
стелется
сердце моё
в горах
как в язвах
а море стоит в нас?
спросил бы у плит, да
каменных, да
тёмных как осень. да
им похуй того
*
я знаю где-то здесь спрятан ключ-ни-от-чего
и я слышу как устал твой немецкий голос
сама земля это ты
мягкая как ты
влажная как ты
и пушок так же прорастает сквозь ткани её зернистого тела
здесь были двадцать дорог
по десяти из них ходили горожане
на другие десять забредали праздные гуляки
в железнодорожный туннель
заходили самоубийцы
и туннельные рабочие
с раскрашенным тушью лицом
у них и спроси
почему доро́г двадцать когда
на карте указано три
но где-то здесь спрятан
в каменно-молочном отражении
покачивающийся разлив юного дерева
найду и буду глядеться в него как в твои волосы
*
перламутровки крылья
врезанные в темноту окна́ словно
скобы мешали соединиться как окнам как слезам
её зубам но она стоит задрав юбку
ждёт и потягивает кормой когда же ну когда
и с неё течёт сок слоями книг и лиц
вдоль копчика деревья шагают
одно за другим
и мужчины на пустых улицах нижнего новгорода вычищенного серостью мокрой осоки
дрожат как брошенные флаера
и никто не входит в неё
*
воздух подкопчённый повис в межлистье лип
на ветках лентами стоит головокруженье
и деревья уходят тем что у них завместо поля
в ноги спящего а солнце опускает ресницы — оружие
как порезы на коленях твоих
как прорези на коленях твоих через
которые как солнце сквозь жалюзи на колени твои смотрит
тепло-грея смотрит разрез
ног спящего что уходят в деревья листьями
как мостик через ноги твои
мостик кончился и только вода дымилась
*
белые рисунки под матово-синей обложкой:
я возвращаюсь с баскетбольной площадки
на кухне выпиваю стакан воды, вода идёт не в то горло и
я одержим кашлем;
открываю окно в три цветных яруса улицы
перемешанной с густой патокой солнца
медленно приближающегося к верхнему, бежевому ярусу
и когда они сталкиваются, повсюду
разносится металлический скрип черепашьего клюва
замыкающего первый (зелёный) и третий ярусы.
теперь я хочу сказать тебе: мы не
фосфоресцируем
мы светимся от того, что наполнены газом,
пылью и пыльцой
у нас есть как минимум тринадцать способов
оглядеть улицу за окном со всеми её птицами
и остановить кашель
*
хочется вернуть это чувство
непреходящей работы
что витало над покрытыми весенней испариной прудами люблинского парка
и в маленькой комнате на волжской где все стены
— обои с которых мы безнаказанно содрали —
пахли теплом — прошедшего или грядущего — вечера
сегодня чтобы вернуть это чувство я буду вдыхать его
сам, попробуй и ты
и тогда эти волосы чуть вьющиеся
станут твёрже древесной коры
*
скулы и скулы прости
только скулы прости
бег — это тяжесть
коснуться рукой — это переминание лепестков
запнуться — парад планет
ещё можно писать справа налево
ещё можно ходить по астрам — и вниз головой! —
не касаясь астр
и скулы ссаженные забить в верхние этажи, так
чтобы стать небоскрёбом
детям в игре для игры ничего не нужно
только сердце-стая и
здесь, в первых сумерках, видит бог, для игры
ничего не нужно