Наша коллекция глупого и/или подлого вздора, ради «яростной борьбы» вбрасываемого доброжелателями в литературное пространство, равномерно пополняется безо всяких специальных усилий с нашей стороны, но перед необходимостью регулярно заносить её в протокол язык, как сказано у писателя Николая Байтова, «обмирает и ничего не может выговорить от тоски, его обуревающей» — ибо пишут те же, там же и то же. А если и является что новое, то с порога заявляет о себе так, чтобы не оставить никаких сомнений в своих намерениях. И правильно делает, что предупреждает: ежели о чувстве юмора, хорошем вкусе и полемическом задоре автора сигнализирует, к примеру, избранный им псевдоним Абрам Гитлер — то отказом от дальнейшего знакомства с его сочинениями можно ведь сразу сберечь себе уйму времени и нервов. Меж тем иные зоилы и супостаты тщатся удержать вид респектабельности: ставят сноски, ссылаются на зарубежных исследователей, признают за настоящей литературой право на скромное место на периферии их интеллигентских народных промыслов. И приходится, преодолевая брезгливость, ловить почтенного вида шулеров за руку. Вот, к примеру, статья некоего Евгения Коновалова в журнале «Вопросы литературы» (2013, № 2) под названием «Поэзия и её новые имена», обозревающая изрядное количество вялой рифмованной жвачки имени семинара молодых советских писателей в Липках ради того, чтобы в итоге сделать вывод, что молодая поэзия «устала от игр в постмодернизм и дурную деконструкцию». Тут, конечно, хотелось бы узнать, как отличить дурную деконструкцию от хорошей; например, так: помогать другим — это ведь хорошо, а не дурно? В культурной ситуации постмодерна (потому что никакого такого «постмодернизма» в качестве некоторого сепаратного литературного направления не существует, это Евгения Коновалова обманули на семинаре молодых советских писателей в Липках) порядочный текст, говоря словами В. П. Руднева, «деконструирует сам себя», а тексту поплоше приходится чуточку помочь. И когда сам Евгений Коновалов сочиняет в стихах («Знамя», 2011, № 7) что-нибудь вроде: Вдохновение дышит построчно, льнёт ребёнком к щеке, полюбя дурака. А потом, между прочим, навсегда оставляет тебя. — то, вероятно, думает про себя, что выходит у него очередное никому не нужное унылое стенание про муки творчества, и рвёт на себе волосы, и в горестном порыве самобичевания пишет в статье «Поэзия и её новые имена»: «падкость на эпигонство в сочетании с атрофией чувства и низким уровнем поэтической культуры — пожалуй, главные проблемы современной молодой поэзии». Но мы можем помочь Евгению Коновалову хорошей деконструкцией: на самом деле стихи его, в которых некий ребёнок по-силлаботоничному часто и ритмично дышит, прильнув к щеке мужчины в порыве любви, посвящены гораздо более сокровенным и даже, прямо скажем, уголовно наказуемым материям — какая уж тут «атрофия чувства»! Тут, конечно, мне могут заметить, что каждый понимает в меру своей испорченности, а приличному человеку такое и в голову не придёт. Не знаю, не знаю, у так называемых «приличных людей» чего только не случится на уме. Вот ведь вроде бы Сергей Иванович Чупринин — уж на что приличный человек, аж двумя премиями заведует (Русской премией от Фонда Б. Н. Ельцина и премией «Поэт» от фонда А. Б. Чубайса; как говорилось в давнем рассказе у писателя Ильи Бражникова, «капитан Макаров пошёл на повышение: теперь он командует двумя кораблями»). Но и он, не успели просохнуть чернила В. В. Путина на законе против пропаганды гомосексуализма, внезапно — хотя и оговорившись на всякий пожарный: «простите остроту», — усмотрел в нынешнем литературном пейзаже «партию людей (авторов и читателей) с нетрадиционной эстетической ориентацией» («Знамя», 2013, № 7, статья «Миноритарий»). И никакой тут испорченности нет: просто, как отметил писатель Венедикт Ерофеев в поэме «Москва-Петушки» (1969-70), «у публики ведь что сейчас на уме? Один гомосексуализм» — а Сергей Иванович Чупринин, чьими молитвами премия «Поэт» давеча досталась поэту Евтушенко, так в 1969-70 гг. мыслями и пребывает. И так на голубом (простите остроту) глазу и выступает от имени «партии читающего большинства» против всяких, которые мутят воду и портят кровь. Искренне, по-советски, по-большевицки веруя: если назначить себя большинством (ну, например, попросту сделав вид, что читающее Донцову-Устинову-Шилову большинство вообще не существует в природе), то в большинстве и окажешься, а большинство по определению право. Так что параллель с гипотетическим почтенным немецким литературным журналом 1935 года, где одновременно с принятием Нюрнбергских расовых законов пишут о зловредных авангардистах как о «неарийской, простите остроту, литературе», тут совершенно неуместна: вот гипотетическая статья главного редактора журнала «Нива» от 1913 года про «миноритариев» Чуковского и Брюсова, которые только и могут портить кровь почтенному большинству, — это гораздо ближе к делу. С другой стороны, не все так осмотрительны, как Сергей Иванович, а в отстаивании собственной мажоритарности легко увлечься. Так и произошло с другим нашим теперь уже постоянным героем, Евгением Абдуллаевым, в статье «Скромное обаяние "частных лиц"» («Знамя», 2013, № 10) задавшимся целью вывести на чистую воду Линор Горалик и её проект «Частные лица», в рамках которого публикуется серия интервью с современными поэтами — комплементарная относительно такой же серии в «Воздухе» (здесь — о поэтике и творческой кухне, там — о жизни и судьбе, о поэте как частном лице). Сперва Абдуллаев честно перечисляет участников проекта: Михаил Айзенберг, Сергей Завьялов, Владимир Гандельсман, Дмитрий Кузьмин, Александр Бараш, Алексей Цветков, Вера Павлова, Наталья Горбаневская, Фёдор Сваровский, Сергей Гандлевский, Александр Скидан, Елена Фанайлова и Борис Херсонский. Затем цитирует Горалик: «Я просила участвовать <...> тех, чьи тексты люблю» (читай: я тоже участвую в этом разговоре как частное лицо, а не как литературный критик или социолог культуры). А потом идёт страшное разоблачение: «В словах Горалик есть доля лукавства. Все поэты, вошедшие в книгу (кроме Веры Павловой), — это круг более или менее постоянных авторов журнала "Воздух". Включая его создателя и редактора Дмитрия Кузьмина. Удивительное совпадение. <...> Горалик старательно уходит от какой-либо манифестации "эстетической идентичности". Это ей просто не нужно. В отличие от группы или течения в модерне, нынешние "ретромодернисты" не только не стремятся определить себя. Напротив — всячески избежать этого самоопределения. Они просто любят тексты друг друга». Но Евгений Абдуллаев выведет лукавящую Горалик на чистую воду: Горбаневская и Скидан, Гандлевский и Сваровский — это всё один лагерь, одна тусовка, «ретромодернисты», сплотившиеся вокруг зловредного журнала «Воздух». На этом, однако, сеанс разоблачения не заканчивается: «Дмитрий Кузьмин решил устроить опрос в своём "Живом журнале". Узнать пожелания относительно нового героя "воздуховской" рубрики "Герой номера" (той самой, для которой Горалик берёт интервью). Посыпались пожелания: восемьдесят семь комментариев. <...> Когда разобрался в "никах", обнаружил, что почти все откликнувшиеся оказались авторами "Воздуха". <...> В большинстве они предлагали в "героя рубрики" друг друга». Рука руку моет, ясное дело! Но кто конкретно эти адепты групповщины и кружковщины, наперебой выдвигающие друг друга? Евгений Абдуллаев умалчивает об этом, а нам скрывать нечего, в «никах» никакой тайны нет: в ходе памятного опроса в феврале 2011 года Геннадий Каневский, например, предложил для выделенной рубрики «Воздуха» Аркадия Драгомощенко, Алексей Цветков — Анну Глазову, Фёдор Сваровский — Нику Скандиаку, Андрей Черкасов — Михаила Айзенберга, Андрей Василевский и прозаик Валерий Вотрин — Илью Риссенберга (это последнее пожелание исполнено в этом номере). Кое-кто мог бы, по наивности, подумать, что степень эстетического различия между Горбаневской и Скиданом или между Черкасовым и Айзенбергом — примерно такая, что не вполне даже понятно, как найти хоть какое-то сходство, и потому манифестировать общую «эстетическую идентичность» в таком диапазоне было бы абсурдом: это, попросту говоря, всё поле сегодняшней русской поэзии. Но Евгений Абдуллаев эту наивность развеивает: конечно же, все перечисленные мазаны одним ретромодернистским миром журнала «Воздух». Скажем откровенно: возражать не очень хочется — хочется, скорее, почтительнейше признать всех названных авторов (в том числе и по совершенно случайным обстоятельствам выпавшую Веру Павлову) своей однопартийной «ретромодернистской» тусовкой. И пускай Сергей Чупринин и Евгений Абдуллаев забирают себе в «партию читающего большинства» всё, что останется за пределами образованного названными именами общего поля. Вернёмся, однако, к нашим баранам из «Вопросов литературы»: хоть повод (до которого мы только сейчас добрались) и ничтожен, но в нём есть крупица истины. Евгений Коновалов, вполне естественно, трактует на протяжении всей статьи то про одного, то про другого «автора, не вникающего в сиюминутные тонкости литературного процесса, не следящего за шараханьями из стороны в сторону столичной поэтической моды и не приносящего ей в жертву собственный голос», который именно поэтому оказывается «негромок, спокоен, благороден и самоуглублён», тем более что «предметом стихотворений почти всегда являются авторские отношения с миром» (например, как пишет некая Евгения Тидеман: «мы кидались с тоски / в тёплое тело реки»), и т. д., и т. п. Но нельзя забывать, что враги, миноритарии нетрадиционной ориентации, не дремлют и, более того, «весьма агрессивны в навязывании своих ценностей» (с этой бы формулой критику Коновалову не размениваться на вопросы молодой поэзии, а прямиком на трибуну Государственной Думы, обличать растленный Запад), — потому неизбежна и дежурная инвектива по адресу деструктивного движения в литературе (по инерции именуемого «общевавилонским»). И лишь один занятный поворот есть в этой грустной истории: это фраза о том, что «сами идеологи этого движения объявляют себя принципиальными графоманами» — со ссылкой на статью Дмитрия Кузьмина «Под знаком искренней графомании?» в «Литературной газете» от 14 октября 1998 года. В «Литературной газете» я в 1998-99 гг. по приглашению Аллы Латыниной вёл нечто вроде колонки, посвящённой новостям московской литературной жизни. Разыскать у себя статью от 14 октября 1998 года было мне нелегко, и я уж было набавил Евгению Коновалову лишний балл за исследовательское рвение. Но в итоге мои поиски увенчались успехом, и я с интересом прочитал свою заметку 15-летней давности: «Идею о том, что никакой постмодернистский пастиш не переплюнет стихийного творчества масс, вот уже который год пропагандирует журнал "Соло", очередной, 21-й выпуск которого только что вышел в свет. <...> Содержание, — клянётся в предисловии <главный редактор альманаха Александр> Михайлов, — есть и будет прежнее: "энергичная, талантливая и искренняя графомания" под знаменем "искренности, наивности и жизнерадостности". Последнего качества иногда не хватает (например, рассказам Галины Шутько о тяжёлой женской судьбе: "Спать отдельно Георгий Анне не позволял даже тогда, когда она болела по-женски и нуждалась в покое"). <...> В разделе поэзии, если не во всём номере, наиболее замечателен Игорь Смирнов, максимально, как представляется, выражающий заявленные Михайловым принципы (хотя жизнерадостность и здесь иногда изменяет: "О зачем такие жертвы / Ах где ходишь ты девочка / Я люблю тебя немножко / У меня болит душа"); и тексты очень хороши, и имя автора, навевающее ассоциации и с высокими теориями полного тёзки из Мюнхена, и с классиком русского поэтического примитивизма Петром Смирновым. Но скупые сведения об авторе (27 лет, живёт в Красноярске) заставляют заподозрить в нём то же лицо, что за подписью "Егор Смирнов" публиковалось уже в сборнике "Обойный гвоздик в гроб концептуализма", — то есть, похоже, Михайлову подсунули-таки вместо искренней графомании искусную имитацию». Интерпретировать это вполне ироническое описание чужой позиции как объявленную мной собственную «общевавилонскую» позицию — нет ни малейшей возможности. Но мне удалось побороть соблазн — и не остановиться на мысли о том, что автор «самого авторитетного журнала критики и литературоведения», как аттестуют себя «Вопросы литературы», мимоходом прилгнул в расчёте на то, что никто, разумеется, не полезет проверять в газетной подшивке 15-летней давности, о чём там в самом деле шла речь. Что-то меня настораживало — и я даже сперва не понял, что именно, пока не перечитал пару раз и не заметил, что название пресловутой заметки указано в статье Коновалова неправильно: «Под знаком искренней графомании?» — тогда как у меня было «Под знамя искренней графомании?». И тут возникает не слишком чудовищное подозрение, что критик Коновалов и сам поленился разыскивать в анналах «Литературную газету» за 1998 год. Откуда ж тогда взялась отсылка? Никакой загадки тут, при ближайшем рассмотрении, нет. Дело в том, что первым на эту мелкую заметку сослался в установочной статье «Графоман, брат эпигона» — клеймящей американскую энциклопедию русской литературы под редакцией Н. Корнуэлла за то, что в неё включены какие-то Михаил Айзенберг, Алексей Парщиков и Аркадий Драгомощенко вместо насущно необходимых Юрия Кузнецова, Николая Рубцова и Алексея Прасолова, — не кто иной, как будущий главный редактор «Вопросов литературы» Игорь Шайтанов. «Отсюда и "искренняя графомания" как определение новой манеры, кажется, оно принадлежит собирателю и издателю прозы Александру Михайлову, но и собиратель молодых поэтических сил Дмитрий Кузьмин его сочувственно цитирует», — писал он по горячим следам («Арион», 1998, № 4), покамест ещё между делом (и с правильным названием источника). Но годы шли, необходимость в суровом бичевании врагов-постмодернистов нарастала, тратить время и нервы на то, чтобы вникнуть в их зловредные писания, хотелось всё меньше и меньше. Не проще ли опереться на установочные разоблачения Мэтра? И вот в тех же «Вопросах литературы» (2013, №1) Юлия Щербинина уверяет читателей в статье «Бес писательства»: «На рубеже XX-XXI веков особо громкое звучание обретает идея "искренней графомании", превратившаяся из давнего бытового представления в новую концепцию изящной словесности» — и сноска: «Термин А. Михайлова (предположительно). См. также, например: Кузьмин Д. Под знамя искренней графомании?» Но мы-то знаем, откуда растут ноги: в следующей фразе — честная сноска на всё ту же статью Шайтанова, доступную в Интернете, а в этой — исследовательский вклад госпожи Щербининой состоит в замене шайтановского «кажется» на куда более приличествующее «самому авторитетному журналу критики и литературоведения»: «предположительно». Ну, а поэту и критику Коновалову, навсегда потрясённому отольнувшим от его щеки вдохновением, эти академические околичности ни к чему (а может быть, он и вовсе читал не Шайтанова, а Щербинину?): «объявляют себя графоманами», да и всё тут. При таком беглом знакомстве с предметом немудрено и название попутать у источника, которого в глаза не видывал. А между тем если бы все вышеперечисленные критики, истовые борцы за всё хорошее против всего плохого, не были бы ленивы и нелюбопытны и поинтересовались бы не только духоподъёмными сочинениями друг друга и даже не только скромной газетной заметкой вражеского идеолога, а, собственно, первоисточником — 21-м выпуском журнала «Соло» и соображениями его редактора Александра Михайлова, — то с изумлением узнали бы, что под «искренней графоманией» коллега Михайлов имел в виду не «новую манеру» и не «новую концепцию изящной словесности», а нечто совершенно другое. «Энергичная, талантливая и искренняя графомания вполне заменит нам профессиональную скучищу литературного мейнстрима. И, чтоб не быть голословным, приведу яркий пример из жизни, отчасти уже известный постоянным читателям журнала. Живёт в Нижнем Новгороде полковник в отставке Васин (Владимир Иванович). Всю свою долгую и трудную жизнь этот выдающийся человек писал стихи или, как он сам о себе скромно говорит, "экспериментировал". В итоге из-под его пера вышли тысячи чеканных строк на любой случай нашей жизни. Собрание сочинений В. И. Васина — это по сути дела "Илиада" и "Одиссея" современности. Но что удивительно: никто так и не напечатал ни одного произведения полковника Васина. Кроме, естественно, журнала "СОЛО". Понятен поэтому некоторый исторический пессимизм Ваших, Владимир Иванович, таких вот строк: Совесть водит рукою поэта, тут как в "Гамлете": быть иль не быть... И печально, и радостно это, только лбом той стены не пробить. Я клянусь Вам, Владимир Иванович, что наш журнал сделает всё, чтобы пробить стену и исправить досадные ошибки истории и дать возможность любому таланту засверкать всеми своими гранями. Ну, а если таланта нету, то, как Вы справедливо пишете: Закон Природы мудр. Во всей природной гамме он красную выдерживает нить. И жизнь идёт железными шагами, сметая по пути всё, что мешает жить. Слава Богу, что в этом номере журнала есть и другие строки столь же высокого накала. А сколько их ещё, конгениальных, пропадает втуне по всей необъятной. Присылайте, друзья!» Вынужден сознаться: мне, как и Александру Михайлову, кажется, что процитированные стихи в полной мере отвечают сформулированному Евгением Коноваловым идеалу «автора, не вникающего в сиюминутные тонкости литературного процесса, не следящего за шараханьями из стороны в сторону столичной поэтической моды и не приносящего ей в жертву собственный голос»: голос полковника Васина поистине «негромок, спокоен, благороден и самоуглублён», а «предметом стихотворений являются авторские отношения с миром». «Искренняя графомания», дорогие господа из журнала «Вопросы литературы» и смежных изданий, — это не чужой жупел, а ваше собственное бревно в глазу: усердное копирование рутинной формы и рутинного содержания не взирая ни на какие сдвиги и переломы в языке и культуре, сопровождаемое поминутным присяганием на верность «классической поэтике», которая, уповает Коновалов, «призвана оздоровить ситуацию в современной поэзии, возможно даже вернуть ей читателя и воскресить её автора». Не желаете вынимать бревно — исполать вам, оставьте его себе. А нам чужого не надо.
|