Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2013, №1-2 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Статьи
Анатомия души
Одно стихотворение Кристиана Прижана

Ирина Карпинская


        L'âme: le bleu                               Душа:синь

        le bleu déplorable                                           синь плачевная
        le bleu de prusse suspendu au noir                синь берлинской лазури на чёрном фоне
        le bleu du déboire                                           синь преткновения
        
        le bleu de succion                                            синь засосов
        le bleu de gnons                                              синь синяков
        le bleu d'horizons                                             синь горизонтов
        le bleu de zéro horizon                                    синь нуля горизонта
        
        le bleu de nuit                                                  синь ночи
        le bleu recuit                                                    синь глазури
        le bleu de cuite                                                синь пьяни
        le bleu de fuite                                                синь бегства
        
        le bleu vite                                                       синь споро
        le bleu vide                                                      синь пусто
        
        le bleu sans yeux l'album                                 синь без глаз альбом
        de l'oeuvide                                                      мертвенность
        l'albumine                                                         альбумин
        de l'œuf de moi vide.                                       белок яйца выеденной самости.
        
        
        Замысел этой статьи появился как реакция на бессилие переводчика, в который раз бьющегося головой в вавилонскую башню Ф. де Соссюра и неспособного удовлетвориться более или менее рифмованным переводом по подстрочнику, даже собственному.
        Представляется, что смысловая структура данного стиха подчиняется достаточно простой схеме, а именно: первая строка — тезис (душа — синь); серия, связанная анафорой синь и состоящая из трёхстишия, от которого была отделена первая строка, двух четверостиший и одного двустишия, — антитезис, или, точнее будет сказать в нашем случае, развитие, нюансирование первого положения, сводящееся на второй взгляд к его отрицанию (синь совсем не синяя) и, наконец, последнее четверостишие — суммум двух первых, их отрицание и выведение на понятийно иной уровень. Суммум не даёт искомого синтеза, подчиняясь, скорее, схеме Дерриды 1+1=4..., как и положено «рассеянной» письменной речи. Это стихотворение — метаморфоза. Метафорически я бы выразила то, что происходит в стихотворении, как взрыв сверхновой, произошедший вследствие непозволительного уплотнения рифмы и смысла «во все стороны» (или во всех смыслах, по-французски игра слов), как любит говаривать сам автор. Подчеркну, что рифмовка такой плотности воспринимается в контексте французской стихотворной культуры как непозволительная. Очевидная рифма — груба, её можно только рассеять в созвучиях, дать прорасти внутрь текста, дать понять сдвигом, метонимией, катахрезой, параграммой, наконец. А в данном стихотворении свободные, «нерифмованные» единицы практически отсутствуют.
        Тема — синь, эпитет, превращающийся в предикат, за отсутствием хоть какого бы то ни было глагола, вспомним полемику вокруг фетовского «Шёпот, робкое дыханье», всё указывает на глагол бытия, но самого этого глагола в тексте нет, и такое значимое отсутствие прочитывается как философское утверждение о том, что быть a priori — значит быть чем-то (или кем-то). Синь сгибается в фигуре переноса, анжамбмана, индуцируя первую строку антитезиса, или же собственного становления. Каковая, задавая сквозную анафору, сразу предлагает философскую головоломку: синий гармоничный эфир Гёльдерлина (в переводе Андре дю Буше, хотя Прижан и владеет прекрасно немецким) был «восхитителен, достоин восхищения» — adorable — наш же откликается условно-рифмованным (грамматической рифмой) антонимом — déplorable — «достойный слёз, сожаления».  Мне представляется, что последнее отсылает не столько к самому стихотворению Гёльдерлина, в котором, правда, часто встречаются мотивы парадоксальной простоты («жизнь это смерть, смерть это жизнь»), сколько к анализу данного поэта Хайдеггером, в первую очередь в работе «Гёльдерлин и сущность поэзии», хотя и лекции военного времени не следует сбрасывать со счетов. Возможно, тот факт, что Фрейд и Гуссерль имели оба в учителях Брентано, поможет нам понять, что ни философия, ни психология никак не воспринимались  как «прозрачная» лингвистическая оболочка для некоего умозрительного содержания, не имеющего отношения собственно к языку и,
        тем более, к поэзии, квинтэссенции последнего. Что и объясняет характер цитирования, столь отличный от русского. Так, например, «мы суть один разговор с того времени, как оно есть время» создаёт философский фундамент теоретически бесконечной цепочки уподоблений-расподоблений, служащей основным принципом организации находящегося перед нами произведения.
        Синь как анафора становится перевёртышем тавтологической рифмы для всех строк стихотворения, кроме трёх последних. В своём разборе рондо Клемана Маро «На поцелуй возлюбленной» Прижан пишет: «В общем, я мог бы обойтись и без текста. Рифма сама по себе осмыслена и сообщает смысл (а именно: является этим смыслом)».  Правомерно также рассмотрение аргумента (антитезиса) этого стихотворения как идеального параллелизма, где первые слова в строке совпадают, последние — рифмуются, а срединный элемент — глагол быть — отсутствует. Параллелизм, похоже, древнейшая форма стиха. Отметим этот приём, ощущаемый как выворачивание перчатки наизнанку на уровне и лексики и рифмы, превратившейся в анафору и поневоле заставляющей читать текст «наоборот», как перевёрнутое заклинание. Не премину заметить, что приём обнажён, показан при использовании минимума выразительных средств, как если бы из уже классической инверсии Малларме изъяли всю языковую плоть, а её самоё безжалостно тематизировали бы.
        Другой, странный для русского глаза (и уха) приём — образование превосходной степени путём простого многократного повторения. Представьте себе, что перед вами не полое означающее «синь», а, например, кисть и палитра. Суперлатив трижды (= бессчётное количество раз) повторённой ненавистной лазури, преследовавшей Малларме, лазури серафической («Иродиада»). Недаром в своей статье о Малларме Прижан писал: «...как говорил Матисс, килограммы синего ещё синей оттого, что их много». Аналогичным образом строит свой текст и известный хирургическими мотивами Мишо в книге «Жалкое чудо. Мескалин», где «белое — эпифания белизны».
        Одно из достаточно глобальных последствий такой поэтики «во все стороны» (во всех смыслах, во всех чувствах — эта потенциальная омонимическая рифма по-французски имеет три значения) — это принципиальное неразличение языка философии, психоанализа, литературоведения и литературы, выражающееся, в частности, в том, что поэт пишет о других авторах профессионально, филологически точно, комментируя как бы походя — и не всегда достоверно — собственный свой текст. Одни и те же мотивы, дополняя друг друга, организуют как минимум три (романы, нарративные тексты также подключены к производству смыслов) различных воплощения, создают своеобразный призматический эффект. Так, из книги эссе Прижана «Язык и его чудища» мы узнаём, что это, более того, сознательная практика, способ зрения: «косящий (louche) взгляд — единственный пригодный для чтения анаморфоза», наверное, поэтому и сама истина оказывается louche, не столько косоглазой, сколько не внушающей доверия, неправдоподобной (омонимом).
        Чтобы увидеть, следует отказаться от постулата единства зримого, скосить глаза, потому что самое зримое искажено, и зрение, искажаясь в ответ, только компенсирует. Синь, рассечённая таким образом, слоится, как и сам язык Прижана («que la langue laminée ne tienne pas», дабы расслоившийся язык не выдержал; la lame — лезвие). Слоясь, или же будучи рассечённой, препарированной, синь приобретает массу оттенков от почти чёрного в начале до... белого.
        В какой мере правомочно вычитывание ана- и параграмм в тексте Прижана? Полагаю, что подобная дешифровка более чем уместна. Начиная с публикации Ж. Старобинским в 1964 году «Анаграмм» Ф. де Соссюра, спрятанные внутрь текста семена имени, «распыления», знакомые нам в первую очередь по работам Ж. Дерриды, приобрели устойчивый успех. Среди 200 тетрадей, которые основатель современной лингвистики отнюдь не стремился публиковать, есть одна, посвящённая Лукрецию. В трактате «О природе вещей» Соссюр обнаружил вмурованное имя Афродиты. И задался вопросом, а не является ли параграмма извечным организующим принципом поэзии. Этот «тайный Соссюр» был полностью усвоен Лаканом. Соответственно, «ёмкие словосумки» — как известно, игра — дело серьёзное, стали напоминать, скорее, взрывание слова, свойственное стилю Хайдеггера, нежели «Алису в стране чудес». Хотя...
        Отсылка к Гёльдерлину Хайдеггера поддержана в третьей строке также и в плане колористики, строка приобретает цвет именно берлинской лазури, первой сколько-нибудь доступной из почти бесконечного списка синих красок. Цвет берлинской лазури положен крупными мазками рядом с чёрным, привязан к нему сине-чёрным причастием suspendu = подвешенный, фонетически раскладываемым на suce+pendu (sucer=сосать + pendu=повешенный, так же называется по-французски и карта таро Шут). Вообще в этом стихотворении затактовый смысл всегда уточняется в каждой последующей строке, образуя цепь.
        Прямо в графическом центре страницы обнаруживаем чудовищный палиндром, свернувшийся вокруг зияния двух О и трансцендентно-непроизносимого h: zero (h) orizоn. Нулевой горизонт, какой он? Огромный или ничтожный? Поэт, говорил Малларме, — «читатель горизонтов». Читая этот горизонт, нулевую степень горизонта (не забудем, что научным руководителем Прижана был Р. Барт), мы обнаружим ROZ + OR, rose+or, золотую розу, центр которой везде, а окружность нигде. Эрос, дитя Афродиты, источник поэзии. В отличие от знаменитой анаграммы Ронсара, имеющей силу аргумента: Marie/aimer «aimez-moi, donq, Marie» Вас зовут Мари, Мари значит любить, ну вот и любите... меня, — подобные приёмы Прижана внелогичны и зачастую поддерживаются в плане содержания, как лексическом, так и фигуративном, поэтического текста. Горизонт вообще предмет крайне важный: он может актуализировать своё этимологическое значение границы и неожиданно оказаться тюрьмой, как у Гюго.  Или же обозначить пейзаж, любимый топос поэзии. Пейзаж, как и город, бывает женщиной. И белой страницей. Альбомом в точном смысле слова. Горизонт принадлежит одновременно как смысловому, так и реальному физическому пространству; в антисциентистской, феноменологической перспективе он характеризует явление вещи, совершенного не-Я. Перед нами бесконечный горизонт абсолютного начала, взрыв сверхновой.
        На серо-голубом фоне, привнесённом как отблеск, устойчивым выражением из лексикона художника (или портного) bleu horizon, разворачивается явление совпадения разноуровневых означающих в одной даже не точке, а в отверстии этой точки, выплеснувшей под давлением (пера?) ex-pression вовне, на свою периферию, плотность смыслообразования. Образовался воздушный тор. В других стихотворениях того же автора тор дедраматизирован и одновременно возвращён к своим истокам, тор — шина, pneu. Пневма, воздушная субстанция. Вспомним: воздух приобретает синий цвет исключительно в процессе наращивания своей массы.
        Э. Рудинеско так описывала практику позднего Лакана периода матемы и топологии, заменившего лекции прямой и непосредственной демонстрацией плетёнок: «Тор, камера шины указывала на дыру, зияние, "срединное" даосской философии, конститутивное место, которое само не существует». Конечно, в этом контексте следовало бы вспомнить «хору» из платоновского Тимея в обработке Дерриды и поздней Кристевой, но это означает вплотную заняться напряжёнными взаимоотношениями письменного и устного; позволю себе только заметить, что по мере развития конкретной и сонорной поэзии отношения эти ещё более обострились.
        Возвращаясь собственно к тексту, видим, что плетение семантических цепей, смысловых рифм продолжается. Так невинное déboire «запинаться, спотыкаться» в третьей строке антитезиса содержит в своей «словосумке» глагол boire=пить, мотивирующий как cuite=пьянку в третьей строке третьего четверостишия, так и, возможно, gnons=синяки во второй строке второго.
        То, что буква О означает ноль, зеро, вполне естественно, графическая мотивация очевидна. Никогда не произносимое h гораздо проблематичнее, ибо маркирует как обязательные одновременно отсутствие в звуке и наличие на письме. В другом своём стихотворении Прижан ухитряется обозначить значимое отсутствие при помощи диакритического значка ^. И действительно, этот знак — графический след этимологии слова, всё, что наводит нас на след «похищенной буквы». Лакан в своём классическом анализе рассказа По Похищенное письмо обыгрывает совпадение означаемых буква и письмо в одном Означающем — lettre, — именно скольжение по цепочке означающих и создаёт Субъект.
        В последнем четверостишии смыслопорождение ускоряется. Если  «синь без глаз» в плане фигуративности (как понимал её Женетт, как смысловой сдвиг) — это, конечно, небо без звёзд, то в условно-буквоедческом плане bleu без /eu/ это просто bl. И совершенно необязательно предаваться маниакальному высчитыванию гематрий, чтобы обнаружить, что таким образом получается белое, blanc Мишо. При переводе на латынь дающее albus, мотивирующее album по уже нам знакомому принципу параграмматической симметрии. Тот, девственно-чистая страница, в свою очередь мотивирует альбумин.
        Кому же принадлежит белый альбом? С одной стороны, несомненно, Овидию. Изгнаннику на Чёрное море (синь в последний раз наливается здесь чёрным), наказанному за Эрос. Не так уж важно, литературный или политический. Изгнаннику «Метаморфоз». Цвет индуцируется напрашивающейся рифмой livide=мертвенный. К очевидному Овидию привит Эдип (Oedipe). Эдип недостачи, отсутствия, именно поэтому он «пуст» /vide/. Гёльдерлин, кстати, утверждал, что у царя Эдипа был лишний глаз. Возможно, солнце?
        В своём докладе о Понже (которого называют ещё современным Лукрецием, о нём Прижан писал диссертацию под руководством Барта) «Текст и смерть, о солнце в бездне», Прижан, напоминая, что солнце и смерть недоступны прямому взгляду (опять следует скосить глаза на щит Персея), подчёркивает: меланхолик чёрного солнца — основа образа — оксюморон — в трауре не по Объекту («а» из формулы Лакана), а по Вещи, навсегда утерянному и вполне забытому материальному раю, не оставляющему воспоминаний. Письмо, письменный текст — надгробный памятник живому голосу.
        Пустота повторяется три раза в сильной кольцевой позиции, в центре которой и находится, собственно, Овидий. Таким образом, мы получаем уравнение: /Овидий (эрос+изгнание+простор)/ + /овоид/ + /выеденное (=вакуум) яйцо/ = /Эдип/ = /глаз+жадность/ = слепота; создающая место для восхода солнца.
        Но Прижан не был бы Прижаном, если бы ограничился негативом. Индуцированный выше альбумин по-французски, конечно, тоже белок. Только не яйца́, а крови, в отличие от альбумена. Белое окрашивается розовым, наступает рассвет. Из книги Привет архаистам, привет новаторам: «aube c'est blanc — рассвет бел, Вуатюр знает латынь, с перстами пурпурными (rose) Вуатюр читал греков, Эос+Р=Эрос. Эрос — автор письма. Но он вечно вовне, и комната поэта синеет этим отсутствием» (перевод мой). Представляется более чем вероятным, что мы присутствуем при обратной метаморфозе: Эрос, автор — похищенного — письма освещает и освящает — напластования синего вплоть до рассвета — белого, в этимологическом — всегда традиционно важном в европейских литературах — смысле.
        Буквы семантизируются, недаром поэт любит Хлебникова. Р — похищение, разрыв; М — встреча, слияние; Л — говорит Малларме — стремление, связь; Р — вознесение, рана. Никак не неожиданная семантизация, если вспомним, что и Набоков видел буквы — цветными. Да, заметим, что в Гласных Рембо буква О — синего цвета, омега, суммум любимых глаз. Фразеологизм «видеть только синее = n'y voir que du bleu» значит — не понимать. Непонимание зияет отсутствием, оно призвано стать созидательным, как нулевой горизонт, несуществующий, но от этого не менее активный источник поэзии.
        Пульсирующая дыра существует помимо очевидных коннотаций — мы вышли из лона матери и направляемся к могиле — из дыры в дыру, в компании Эроса и Танатоса. Перфорированность вообще важна для Прижана — провалы в памяти, захолустье, рана... А динамические завихрения по краям, косое смыслопорождение зачастую не может не привести на память его товарища по лицею патафизика Жарри. С его колесом и идущим от Лукреция — опять! — клинаменом, небрежимо малым отклонением, порождающим миры. Атом анимы, материалистическая, отрицательная космогония Лукреция.
        Наконец, читатель вправе поинтересоваться, зачем здесь яйцо, да ещё и выеденное. Всё становится на свои места, если вспомнить, что яйцо — это, в первую очередь, птица in potentia.
        А птица, явление в поэзии отнюдь не нейтральное — от «если душа родилась крылатой» до «у любви, как у пташки крылья» и т. д., — ещё и источник пера, орудия письма, острого, как острота, ранящего и врачующего одновременно.
        Замечу, что всё вышеизложенное осталось бы в силе, даже если бы я перевела le bleu как «голубизна». Французский язык не располагает двумя синими цветами, и, очевидно, поэтому положение определения — синий какой? — королевский, берлинский, морской, Кляйна и т. д. — обладает большей степенью связности, нежели в русском; что возвращает нас к сугубо философской проблематике: быть кем-то, а не просто быть, быть синим, воздухом — быть каким-то, быть по направлению куда-то, быть-к-смерти.
        Итак, итог:
        Игра подобий-дифференциаций созидает сюжетный, что совершенно незаметно при первом прочтении, текст. В финале, недаром последнее четверостишие я условно назвала суммумом, — предел, практически окончательное расподобление, путь от условной литературной «сини» до настоящей крови; формируется утверждение душа=тело, души нет, как нет ничего, как есть что-то, душа похищена, как письмо, как буква, на условно-лирическом языке это означает, что она влюблена. Одновременно возникают и решаются парадоксы как творческого характера, так и бытийственного: не в пример удобнее рассматривать данное стихотворение как картину, и здесь мы снова сталкиваемся с особенностями современной французской поэзии, а именно: не только философия и психология находятся в одном измерении с поэтическим текстом, но и живопись, музыка, да и всяческие другие искусства. Видимо, спасаясь от империи кинематографа — идеального искусства, не правда ли, лирика отращивает себе «чудовищную душу», по мере сил вбирающую и осмысляющую на начальной стадии становления все валентности лирического высказывания, «знак во весь рост» Барта, надменно пренебрегающий синтагматическими ограничениями.


  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service