* * *Осторожничать в эту минуту разлада
старики-европейцы научены были.
Самой искренней верой в успех листопада
обладают песчинки на высохшем мыле. Шоколадный плетень. Маслянистые снасти.
Погребённые ядра. Плаксивые шторы.
Запасной человек говорит о балласте
кратковременных праздников, влившихся в ссоры. В сахаристых сапожках, на дне океана,
кто-то ходит и ловит излишние вёдра.
Не представишь его без высокого сана.
Слишком смотрит он весело, нагло и бодро. Из всего, что я знал, удивляют не крики,
а намёки на лучшую жизнь после смерти.
Одинокий солдат замерзал в повилике
и свой адрес читал на помятом конверте. А куда удалились полночные гости?
Из нежданного сна скрежетала монета.
Глупо верить в себя из-за призрачной злости,
но глупее — пощады просить у рассвета. В бане — стулья, в карманах — кирпичные сколы,
а на небе — полотнище страха и страсти.
Очень странно стояли на крыше монголы,
и мотор грохотал из дверей медсанчасти.
МОМЕНТАЛЬНЫЙ ЭСКИЗ
На торжественных свитках
не отмечены мы.
Это куклы на нитках
ждали с нами зимы. Я, Наташа и Дима
их держали вблизи,
а за окнами мимо
тень летела в грязи. Это автомашина
свой единственный свет
пронесла, как вершина,
но её уже нет. Нынче сумерки длинны,
и в их грустном огне
мы смотреть на картины
не хотели вполне. Было в комнате странно.
Мы боялись вздохнуть,
а за нами поляна
свой рассыпала путь. Это домик из балок
у послушной реки
был на коврике жалок
и разбит на куски. А когда мы играли
над сутулым столом,
ветер в уличном зале
мчал и мчал напролом. Озабоченный гонкой
за пожухлой листвой,
он возникшей воронкой
мчался по мостовой. Словно по котловине,
он гулял по двору,
и всегда в середине
мы бросали игру. Мы смотрели на стены
и в пустой потолок,
но от их перемены
каждый стал одинок. Каждый понял, что мимо
жизнь промчится его.
Я, Наташа и Дима?..
Никого, ничего...
* * *
Смерть при свете выхлопном
не пугает без причины.
Значит, кончился надлом!
Без краёв и середины
мне мерещится теперь
букв изысканных раскладка,
в лодке — сорванная дверь,
а над нею — плащ-палатка.
Словно взлётная площадка,
эта улица... Смотри,
как с неё взъезжают гладко
сквозь слепую цифру «3»
осью ловкие флаконы
в город под названьем Кром.
На изнеженные склоны
я гляжу, как в водоём.
Скоро солнце встать должно.
Утро ветрено и мглисто.
Из давнишнего кино
вспоминаю я артиста.
На газетной полосе
я его не нарисую,
но я вышел на шоссе
и, укрывшись, голосую.
Знаю, жизнь идёт впустую,
и велик её износ.
Никому я не втолкую,
что качусь я под откос.
Цвета снегового блеска
мне мерещится окно,
но не скроет занавеска
то, что видеть не дано.
* * *
Что может быть технологичнее, чем ЛЭП?
Пожалуй, письменного луга холод ссудный...
Искомые дороги, шум локальных верб,
подследственное солнце в благостном тумане
и лютая вибрация гнилых ветров —
вот выстуженный мир провинции. Из детства
способен прилетать его фатальный зов.
Транзит через него не приведёт к успеху.
Ну что же делать? Можно не поверить мне,
а нынешний расклад чудес не остановит
желающих смотреть в почётной тишине
на толчею закатных мошек над могилой.
|
