Ars Magna Клемен, с дрожью Что есть магия, ты спрашиваешь в полутёмной комнате. Что есть ничто, ты спрашиваешь, выходя из комнаты. И что есть человек, выходящий из ничего и возвращающийся в комнату в одиночестве. Плач вампира
Вы, все вы, вся эта плоть, громоздящаяся на улицах, вы моя пища, все эти глаза, покрытые гноем, как у того, кто никак не проснётся, смотрящие и не видящие, жаждущие бессмысленной пытки другим взглядом, все вы — моя пища и мой внутренний ужас — быть отражённым только в этих стеклянных глазах, в этом тумане, где бродят мёртвые, — вот цена, которую я плачу за свою пищу. Человек, который ел только морковь
Человек, который ел только морковь, даже ночью не мог сомкнуть глаз, раскрытых в пустоте, как два маяка, и всё смотрел, смотрел человек, который ел только морковь. Человек, который ел только морковь, бродил по полям, сражаясь с кроликами, искал свою несчастную морковь. Человек, который ел только морковь, боялся света, боялся этого солнца, что обжигает, преследует и настигает посреди морковного поля, и жил в тесной и тёмной норе, лишь изредка выходя оттуда на поиски моркови. Человек, который ел только морковь, был способен на кражу и на убийство, и говорят, он избавился от жены из-за одной морковки. Человек, который ел только морковь, появлялся вечером, в час моркови, и днём, и ночью, и слушал, как сумерки призывают к нему морковь. У человека, евшего только морковь, были рыжие волосы и длинные клыки, чтобы лучше кусать морковь, и длинные ноги, чтобы быстрее бегать, ведь он боялся людей ещё больше, чем солнца, — вот каким был человек, евший только морковь. Притча о словаре
Одно слово отсылает к другому слову, одно значение к другому значению: значение простирается подобно светлым волосам дамы на берегу, которые касаются кораблей и моря. И слово, чтобы не умереть в другом слове, становится пеплом. Человек умирает: мой брат, моё подобие, которое отсылает к другому подобию, поскольку категория человека универсальна и простирается подобно волосам, дотягиваясь до самых звёзд. А на могильные плиты светит луна, и собака лает, когда человек умирает. Спросите собаку: Что есть безумие? — и она пролает три раза. Но вернёмся к проблеме смысла: он, согласно Дао, ускользает из речи, следовательно, значение — не фигура речи. Единственное означающее — это смерть, которая, говоря языком структурализма, есть важнейшая речевая фигура, поскольку является словом Божьим. Пеликан плюёт в мой рот, и рыба жаждет в моих руках: согласно словарю, «жаждать — испытывать жажду», подобно собаке, которая лает. Я вспоминаю, что однажды Антонио назвал меня Хамфри Богартом, человеком «в пустом плаще», как он написал в одном из стихотворений в книге, посвящённой его возлюбленной, Ольге, чьи волосы простираются по бумаге. * * *
«тот дикий лес, дремучий и грозящий» Данте. Ад (пер. М. Лозинского) Если не сейчас, то когда я умру? Если не сейчас, когда я потерян, пройдя до половины земную жизнь, и спрашиваю людей, кто я и что есть моё имя, если не сейчас, то когда я умру? Если не сейчас, когда воют волки у моей двери, если не сейчас, когда воют волки смерти, если не сейчас, когда моё имя будто бы упало мне под ноги, и бьётся, и спрашивает у Бога, зачем я родился: если не сейчас, то когда я умру? Территория страха
Одиноко пауку в паутине страха одиноко, и сражается паук со звёздами страха и поёт, поёт паук песни страха, например, такие: страх — это женщина, идущая босиком по снегу, по снегу страха, которая молится, просит на коленях у Бога, чтобы не было смысла, чтобы смерть прошла по улицам обнажённая, предлагая себя и протягивая руку, чтобы нас отвести в Страх.
|