Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2012, №3-4 напечатать
к содержанию номера  .  следующий материал  
Объяснение в любви
Станиславу Львовскому: На медленном огне

Евгения Риц

В детстве меня поразило поразило стихотворение из «Прерванной дружбы» Войнич — из «неопубликованных стихов Феличе Ривареса». Скорее, даже не столько стихотворение как таковое, сколько высказанная там мысль, что вот, человек «жалок, мал и слаб», и это всё сделал Бог, но если бы они поменялись вдруг местами, то он бы с Ним так не поступил.

Позже, когда я стану настоящей, я буду любить только такие стихи. В которых гордость слабости, сияющее торжество неминуемого поражения и бесконечная доброта. Поэтому и Львовский.

Будешь видеть в себе слабое и мягкое, увидишь его и в других, возлюбишь, станешь христианином того перестроечного разлива — так нас всех тогда учили: прежде всего, себя. И потому, как ни крути, а наше поколение хорошее, у нас есть сердце. И ещё Карнеги. Карнеги печатали в «Пионерской правде». Мне кажется, Львовский — карнегианский поэт. Потому что Карнеги писал — на групповой фотографии ты ищешь, прежде всего, себя, и тот, другой, ищет себя же, потому не забудь поздравить его с днём рождения, чтобы он себя нашёл и чтобы ты себя нашёл. Потом, в институте, сказали, что это, оказывается, плохо и про манипуляцию. А я думала — про любовь. Это и есть — про любовь. Тут же, разумеется, и Айн Рэнд.

Стоицизм личной позиции — просыпа́ться каждое утро, каждое утро, сыпаться и так и не просы́паться ложным крупом // огненной // пневмонией // предрассветным // хрипом, — обращается в стоицизм, даже аскетизм поэтического высказывания. Дело не в том, что не в рифму, — многое в рифму, не в том, что минус-приём, — на каждый минус находится свой плюс, — а в том, что Львовский — поэт, который как бы приглушает сам себя. Огненная пневмония могла бы пылать в тысячу раз жарче, но поэт постоянно, на каждом шагу совершенно осознанно осаживает себя, крак рычажок — и прикручен огонёк конфорки: всё булькает и кипятится на медленном огне. Сдержанность. Или ещё: там, где мог быть деньрожденный торт в мастике и вишенках, влажное бисквитное великолепие, — крошится, подсаливает губы и язык сухое печенье-крекер, ломкие его хрусткие дырочки. Нет акынства, самозабвенного говорения взахлёб, то, что может быть сказано красиво, красиво не говорится, и только так и получается — красиво.

Эта телеграфическая сдержанность языка взаимо-лентой Мёбиуса-определена основным содержательным пластом поэзии Львовского, тем, что очень условно можно назвать «публицистичностью». Его стихи укоренены в дне сегодняшнем как в историческом моменте. Всё происходит не только с поэтом-«лирическим героем одним» — происходит с обществом. Опять это — от «я» к «мы». Что чувствую я, то чувствуем мы. Но, не отболев своим, индивидуальным, и этой общепоколенческой боли не почувствуешь. Это опять о том, что своё и больнее, и важнее, и, не пережив пустоты стылого утра, серой безнадёжности закипающего чайника, когда за окном не уже, а ещё темно, не переживёшь и полноты истории, потому что история — это то, что происходит с тобой. Это твоя история.

Совсем недавно мы жили, казалось бы, в хорошие времена. Как же, огни и магазины, и йогурт — уже не редкость и не деликатес, и вообще его никто есть не хочет, потому что одна химия, а нужно натуральное. И белые воротнички, менеджеры, пиарщики, креатив, сотовый телефон «Мия». И это правда хорошо. Новый маленький уютный мир. Не надо бояться атомной бомбы и того, что талоны на колбасу не отоваришь, и поэтому все страхи вылезают потрясающе честные: что умрёшь, что стареешь, что жизнь проходит. Хорошие времена оказались хорошими временами для поэта Львовского — тысячу раз уже сказано, и сказано совершенно справедливо, что он стал голосом того поколения, вернее, этого поколения — мы ещё не померли. Хорошие времена для того, кто смеет говорить «я». И каждый говорил — «я», «я», «я боюсь», «все останутся, а я умру», и это были — мы. Так что «публицистика» — это и есть лирика, «один из трёх родов художеств. литературы (наряду с эпосом и драмой), в пределах которого мироотношение автора (или персонажа) раскрывается как непосредственное выражение, излияние его чувств, мыслей, впечатлений, настроений, желаний и пр.» (БСЭ).

Поколенческое — сиюминутное? Ну да, сегодня есть, а завтра нет, и кто там помнит про пейджер. Но из сих минут — вся жизнь, вся история — из сих же секундочек. Социология — и есть метафизика. Материал для антрополога, завтрашнего археолога вчерашних душ. Хорошие стихи не поколенческими быть в принципе не могут, будь они хоть религиозными, хоть о природе. Потому что и страх смерти, и чувство красоты — не абстрактны и никогда не только свои, но всегда привязаны к духу времени. И при Пушкине не как сегодня боялись, а как тогда, и при Шекспире — любили, а при Гомере, говорят, вообще синего цвета не было.

Сейчас здесь будут два стихотворения про йогурт, потому что я не знаю, которое выбрать. Это же признание в любви, как-никак.

Первое — действительно из тогдашних ещё времён.

                         набери меня
                         когда освободишься
                         ладно? третье
                         кольцо
                         не проехать
                        
                         вот ведь ёб твою мать
                         в районе сущёвки
                         пробка
                         вообще намертво

                         говорят был взрыв
                         набери меня
                         если мы оба живы
                         давай
                         скажем друг другу
                         что-нибудь важное

                         например
                         я на самом деле
                         злюсь
                         когда ты в магазине
                         отказываешься отвечать
                         какой купить йогурт
                         на завтрак
                         злюсь
                         потому что боюсь
                         выбрать тот
                         который тебе
                         не понравится.

И второе, одиннадцатого года, но по ощущениям могло бы быть и в пятом, и в седьмом:

                         самое
                         удивительное
                         в жизни

                         это что она
                         начинается заново
                         каждый день.

                         (пробиваться
                         к живому теплу
                         сквозь омертвевшую
                         корку [золы]
                         каждое утро.)

                         самое
                         невероятное что
                         бывает на свете —
                         завтрак:

                         кофе йогурт
                         омлет молоко.
                         после того

                         как провисел
                         ночь напролёт.
                         пролежал без
                         обезболивающих
                         на раковой
                         койке.

                         то есть вот:
                         завтрак яблоко
                         кофе йогурт
                         вода молоко.

                         и всё
                         начинается
                         заново.

                         каждый день
                         начинается
                         заново.
                         каждый день
                         встаёт солнце
                         каждый день

                         утро светает
                         кофе закипает
                         солнце кричит.
                         ночь молчит.
                         человек висит.

                         самое в ней
                         удивительное
                         что она

                         начинается
                         заново
                         каждое утро.
                         кроме одного.

                         и оно уже
                         скоро.

Сейчас мы живём во времена плохие. Всё наше хорошее обернулось уроборосом и кусает нас же. Где был менеджерский рай, нынче средневековье и антиутопия. Не Оруэлл даже, но Кинг и Маккаммон, противостояние и лебединая песнь. Леса горят, города плывут, кощунницы поворачиваются спиной к гвоздю. Плохие времена оказались для поэта Львовского хорошими временами. Потому что, вопреки банальности про пушки и муз, часто получается, что чем хуже человеку, тем лучше литературе; есть и стихи — не после Освенцима, но из-за него. Вот и сейчас. Хипстерская ли зеркалка, андроид ли, не мечтающий об электроовцах, айфоновский ли экран — греховная метка, надкусанный плод, не будем, как боги, знать добро и зло, — чётко фиксирует всё.

                         мы тонем, тонем —
                         пишут столичные журналисты.
                         тонем, тонем —
                         пишут либеральные батюшки
                         разогнанные начальством
                         по медвежьим углам.

                         тонем, тонем —
                         подтверждают телеграфисты
                         и корреспонденты с мест

                         (тонем, тонем — сигналят с юга).

                         тонем, тонем — стонут писатели.
                         тонем, тонем — молчат рок-звёзды.
                         тонем, тонем — кричат художники.

                         во́ды над нами смыкаются молча
                         не различая во сне неразрывном
                         журналистов матросов рыб
                         гастарбайтеров рыбаков.

                         безразличная белая кровь
                         русского ледовитого океана
                         смыкается над головами
                         работорговцев работодателей
                         музыкантов каторжников
                         поэтов телеграфистов.

                         над провинциальными
                         полицейскими участками.
                         над девятичасовыми
                         выпусками новостей.
                         над усталыми служащими
                         районных судов...

Голос звучит. Говоря о себе, говорит обо всех. Перечисляет то, что видит, называет по именам. Из всех мелочей, будничных сегодняшних примет, чётких и различимых кирпичиков лего строится башня. Прямая, как речь. Настоящая, точно время.


к содержанию номера  .  следующий материал  

Герои публикации:

Персоналии:

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service