* * *Воздух стон и сад сошлись
За расшатанным стеклом
Кварцеватель смотрит вниз
Не воскрес ли кто тайком Тишина шатнув окно
Слепо бродит вдоль стены
Воздух сад и всё равно
Чьей заботы лишены На ланцетный светоряд
Нас возили посмотреть
Видишь стёклышки горят?
Так и нам с тобой гореть Воздух смерть и я сошлись
На последнем языке
Обернись переменись —
Свет играет налегке
* * *
Возле капуцинки крестоцвет
Растворяет мраморный паркет
Виден моря розовый платок
Ожерелье тает между ног
В узелок продеты города
Где цветёт крестовая вода
Где по пояс холод лучевой
И не будет больше ничего
В итальянском тёмном колесе
Ты дремала с рощей на лице
Капуцинки смуглая рука
По тебе скользила как река
Чтобы цвёлой чёрною водой
На кипящий рот пролиться твой
На цветок врастающий в крестец
Будто умирающий близнец
* * *
1. В нарым поехал государь
Чтоб подыскать себе молодку
Под ветром гас лихой фонарь
Трясло отеческую лодку На крестный путь и добрый час
Благословил его создатель
Кому — перун, кому — приятель
А нам — подземный дикий спас 2. И в то же время на ветру
Народ невидимый ярился
И голову рубил царю
И голой голове молился А голубь голову листал
Голубогранными когтями
Как будто снова между нами
Холодный ветер перестал
* * *
Хоздвор горит за абрикос'выми деревьями
Там битва наши сражаются со неверными
Чорными и пожарными окружена окрестность
За хоздвором земля впадает в неизвестность
А здесь она впадает ожидаемо
В на той неделе полуснившегося даймона
Он бледный-бледный с навершием моргенштерна
А я к его ногам приставлена задверно
Вот в алюминиевый чайник жалобка
Упала дуре мне вместо парубка
А что с ней сделаю, завешено лесами
В лесу мне гроб живёт с невидными глазами
Ка та стро фически отказываюсь от наследия
Тех кто мне впаривал что я бессмертная
И — примечание — вообразите-ка причинность:
Ну вот я кончилась а что случилось?
* * *
У Фавста медный глаз а что же делать?
Он видит комнату с завешенным плафоном
Оттуда труп выводят бесполезный
Обмотан по ненадбности лифоном
Он падает на кафельный ледник
У Фавста глаз холодный и железный
Он трогает рукою прутик
Тот прутик в мозг его проник
А там внутри другой такой же прутик
Накручен на латунный маховик,
Но обесточен.
Не соболезнуй Фавсту, доктор Врач!
Он обещал что мир не будет точен
И вот упал с разделочной доски
Под электродом плавятся виски
Теперь покуда он разлочен,
Мы можем взять его под локотки
И выведя перед народом
Пустить в пространство автономным ходом
Он холоден горяч он в дорассветном сне
Гниющий свет разбуженных обочин
* * *
Слюбились козочки с картинками
Живут по небу паутинками
За их серебряными спинками
Воздух трепещет Их гладят влажными салфетками
Пытаются назвать левретками
Над рассужденьями их меткими
Думают трижды Им можно на луну отправиться
Чтобы луне впотьмах понравиться
Никто ведь лучше их не справится
С лунной печалькой И чтоб бессмертия эссенцией
Обрадовать и рим и грецию
Их варит в облаке со специями
Доктор малахов Глаза раскосы веретённые
И пытка им родиться в тёмное
И шьётся им сукно зелёное
Вместо холстины На что повадки их звериные
Но приложи ладонь к картине и
Увидишь что одною линией
Вас рисовали
* * *
видим в парке гуляя конечно брусок дворца
но во дворце наблюдаем рассаду парка и чтоб
не забыть упоминаем и то и другое и тут силуэт дворца
преобразует в туристов люменотроп к ним на шарнире подкатывает москва
что в руке угадай говорит кизил спелый до черноты
как это отвечают как можно разве не всё слова
не знаю я никогда не ела не ешь и ты на ветке парка вычернено пальто совы
запах влажный твой жгучий высокий твой цвет вода
два магеллановых облака не сводят глаза с москвы
плывут над ней и гадают по ней куда
СРЕДИ ЗЕМЛИ
среди земли приснилась мне
луна в чугуевском депо
где с молотком наперевес
шла половецкая орда
колонной речи метроном
луна в составе ледяном
плацкартой медленной текла
вокруг железного узла вокруг распавшихся пород
пустого леса шли зубцы
как речь к перрону поднялась
безглавая больная степь
и там зияя надо мной
лица сходящейся волной
как камень бьёт наперебор
глаза расстреляны в упор измучив колыбельный лёд
толпа лепилась под стеклом
меняя головы как хлеб
на бесконечный гул вдали
к посадке бросили кольцо
и тотчас сняв с меня лицо
подлунный свет слезил проём
где смерть как соль текла ручьём взлетает в небо пустота
взлетает поезд по земле
холодный лес летит внутри
распахнутого никогда
взлетают тяге вопреки
пустые горлицы с руки
и в лунозём меня кладут
как богоизгнанный сосуд
MIRAGES
отяжелевшее окно
разваливается бесшумно
из-под земли горячий ветр
рассеивается бесследно
горящий холм на высоте
взойди как бесконечный воздух
на холм горящей пустоты
раскачивающейся лодкой
дома отёкшие тобой
пустынный воздух опрокинут
тобою кончится кино
в раскалывающемся зале
раскроют окна напролом
вдохни рассеявшийся воздух
пускай качнутся над тобой
холмы на высоте бесследной
ты смотришь в тёмное окно
бесшумным ветром опрокинут
пускай горящие холмы
взойдя утонут бесконечно
тобой рассеявшийся день
ещё на высоте начнётся
играя лодки приплывут
на раскалённое дыханье
сочится светлая земля
взойди бесследными кругами
на онемевшей высоте
как ветки окна распахнутся
сквозь растворённое кольцо
пусть над тобою бесконечно
к рассеивавшимся холмам
пустые лодки прибывают
* * *
Кентавроведенье. сентябрь.
На парте нарисован куб.
Над ним христос в цепях и розах.
Люсянь галиевна к доске.
Поднявши выю о кентаврах.
Заводит пламенную речь.
Привычно начиная с рильке.
Цитатой о гермафродитах.
И с яростью переходя.
К статистике росконнадзора.
Никто не выучил урок.
Холодный жук лежит на стуле.
Его за лапки ухватив.
Прижми хитиновым покровом.
К щеке товарища по парте.
Пускай узнает что почём.
ЛГ скрипя на половице.
Рукой разглаживает нам.
Своё наглядное пособье.
Кентаврвразрезе. очевидно.
Что перед нами так сказать.
Печальный пасынок природы.
Особо обратим вниманье.
На тазоплечевой сустав.
И восьмикамерное сердце.
Никто его не обращает.
В соседнем ряде ли цзымин.
Из сумки ядерную бомбу.
Достав пытается взорвать.
От излучения айфона.
Опять никто не пострадает.
Опять взорвётся только бомба.
А все отделаются лёгким.
По сообщенью ряда сми.
А то и вовсе не заметят.
Кентавры пялятся в окно.
Неисчислимо. безотрадно.
Парные крупы груди спины.
Их море затопило город.
Все города включая этот.
Всё что находится на карте.
Всё федерального значенья.
Все улицы дворы и парки.
Все зоны отдыха и риска.
Повсюду слышен топот конский.
Дыханье ржанье пот звериный.
Блевота песни стук в окно.
Сквозь щель сентябрьский холодок.
Всосался чтоб лизать колени.
Холодный дождь горизонтальный.
Летит окутавши всю землю.
И оседает на щеках.
Никто не смотрит на часы.
Никто не ждёт звонка.
Семь тысяч лет до перемены.
* * *
Когда они сидели в полутьме,
им тварь казалась мелкая в окне,
под покрывалом, в душном шушуне,
владычица и тень для понятого;
сквозь стёкла шёл ледник внахлёст лица,
горбатый мост и скрежет без конца,
как будто запрягали мертвеца
в пожарный шланг с вокзала воровского.
Чуть свет, уж на ногах, как на убой.
По влажным медякам нашли, в какой
земле вставать из ямы ледяной,
и расставались, и сходились снова.
Запомнили, как труд, весь этот чад,
по переулкам шлялись наугад,
пока бесстыжий проходил обряд
и зеркала трещали от улова.
Пусть это был бы праздничный десант,
иль пусть хотя б один вернулся сам,
а так — опять погром, и по глазам
убийц гадать, и холод в полшестого.
И эта тень под крашеной стеной,
как будто во вселенной выпускной,
и говорит, и сеет надо мной
беззвучный дождь из облака ночного:
— Ведь это я молчала, как во сне,
на всех пирах и в каждой стороне.
Я и в снегу голубка, и в огне...
— Пускай. Какое дело мне?
Какое слово?
СТРОГОЕ МЕРО
у порога река
разбивает свои листы, течёт,
дважды входит в мои берега, на которых
голосующие драконы
вот — зелёный дракон, сильнейшая сила сил,
и рот его алой измазан глиной,
никуда не успеешь уйти, он тебя засечёт
вот красный дракон, что связан навек паутиной,
а вот он, бесцветный
незаметно вошёл в мой расчёт я что, гимназистка, чёрт,
у меня впереди мерцающий огнь
топну ногой — и рассядется мгла
пылью раскатится в дёснах зола
страшно на небе луна проснётся
голубою иглой в мою бедную кожу
и вернётся и вертится — страх — мне страшно — о, как я жива думай о мне, говорит мне сестра трава,
думай, сколь многое значит вот эта лемма
порождая вон ту о я кто
белая тварь со стеклянной венерой во рту
я скажу всё, что твердил мой учитель:
в голубых ободках австралийцы едят эвкалиптовый
твёрдый хлеб
застрелиться хотела попасть в Эреб я
сапиенс
креденс
страшнее меня не бывать никоторому чёрту
кормовую мою кровать
пусть в траву уложит сестра вечорка и я выйду
и я буду Строгое Меро этого лета
я не слишком ли блядь раздета,
для того чтобы брезжить под утро
сквозь прохладную нежить
едва, едва?
где-то ухнет сова
сверху рухнет моя полова́ —
половинка того
да и этого тоже света так ещё бы немного, но
не сосчитаешь нас —
всё равно я останусь в сухом итоге —
вот надежда моя и опора,
что я сплю этот сон изнутри твоих глаз
но скоро, скоро
перепутаю, господин мой, ноги, чтобы
не встать ни с которой
|
