о возвращенииэти костры в сумерках, анисовые
дыхания женщин. это прислушивание
к шороху автострад, затянутых тонкой
сеткой огней, как препараты эпохи,
холодок эквалайзеров diora, radiotechnika,
unitra. именно это. мальчики,
которые носят в глазах кобальтовый океан и шпагу,
которые так давно прижились в тени,
вчитались в неё, а теперь — смотри —
огромная сила вырывает их из неё,
будит от сна. жизнь безбрежно подорожала, —
говорят они. год прокатился
и всё тот же.
добро пожаловать
верностьнебо над окоченелой землёй
как озеро, вылущенное из-подо льда.
лобызание телеэкрана, брошенного в траве,
где ксёндз и доктор говорят
о космосе. эксперты по востоку,
по будде и борщу, знатоки запада —
служка отшельника с урной
на плече — в урне прах обезьяны. среди ножей,
развешанных на согнутых ветвях,
среди вокзальной вони туалетов
и блеска синих искр
на стыках проводов
ползут, привязываются. свиньи, свиньи
buma square
четверо мужчин пришло,
четыре старика с глазами из стекла и газа,
и прошептали — память дней последних.
и канули. а я один остался на buma
square. декабрь был — год
как под микроскопом. снег присыпал
стеклянные крыши домов,
лампы, стынущие на морозе, как головы детей,
уложенных спать на ледник. я дрогнул
и увидел, что держу во рту
струну — латунный бич,
и надпись складывается из блеска надо мной: давай,
уже пора. вешай или играй
мёртвый брильянт. мёртвый фонарь
то, что говорили о духах, неактуально,
прошло без следа и возврата.
зима продолжается. ток принимает форму
медальонов, течёт по деревьям, в заиндевелых окнах
детям на ухо шепчут — смотрите, какие оттенки
у снега, не перечислить (и дети видят
все цвета кроме белого). эта ночь
накрывает меня, как трухлявую голову,
мой стол накрывает — здесь я вою
и ем. сюда приходят
братья живых — умершие, ночью им светит
мёртвый брильянт. мёртвый фонарь. мы не так далеко ушли,
чтоб возвращаться, — напоминают они, словно не было между нами утраты,
одна только шутка, случайный
сон обо всём преходящем, в полуприкрытых глазах
все цвета кроме белого
|
