Космополиты смотрят футболЧемпионат мира привлекает внимание желающих посмотреть на стройных юношей и красивых крепких мужчин разных племён и народов и даже, не побоимся этого слова, рас. Космополиты в восторге: как хорош мир! Как много в нём стройных юношей и красивых крепких мужчин разных племён и народов и даже, не побоимся этого слова, рас. Даже непонятно, думают космополиты, почему среди футбольных фанов так много расистов, нацистов и противников нелегальной иммиграции. Даже непонятно, думают космополиты, почему среди футбольных фанов так много любителей пива и более крепких напитков. Но вполне понятно, почему среди расистов, нациков, противников любителей пива и крепких напитков тоже встречаются более-менее стройные юноши, красивые (если слегка зажмуриться) и ещё довольно крепкие мужчины разных, что забавно, племён и народов и рас, рас, точно. Космополиты не удивлены. Космополиты выключают телевизор, ложатся спать, и им снятся синие, красные, двоякодышашие, фиолетовые, трёхногие, четырёхпалые, камнезобые, полорогие, ангелоликие футболисты и футбольные фаны, неотличимые в своём непостижимом многообразии друг от друга: мускулы и смекалка (Сражаются и несут потери континентальные армии), опыт и мастерство (Гибнут галактики, совхозы и биржи), цилиндрический мяч (Танцуют бог Шива и украинский талант Антонина Засурская), двенадцатимерный стадион, на котором стоит судья Равшид с облачком хлопка в волосах и свистит, потому что сириусяне сделали венерианцу коробочку. (Счастье страшней доброты)
У одного человека была тысяча антеннок. Одна женщина говорила ему, что даже если бы половина антеннок сломалась, он бы не смог никого обидеть. Это было неправдой. Он, как и более-менее все, за свою жизнь обидел более-менее многих. Если проблема, скажем, в приёмном тракте или, чего доброго, в схемах обработки сигнала — в общем, в голове, тысяча антеннок вам не поможет, они становятся временно бесполезны. Увы-увы. А так, а так антеннки просто мешали идти напролом, как танк. И дело страдало. И даже страдало тело. Он чувствовал многое, но многое много хотело: кричало, тонуло, молчало, мычало, рвало. Вот если бы как танк, думал он. Даже если бы ни антеннки не уцелело, может, что поважнее бы произошло? Свободное падение существ и нравов
(Ощущать себя живым, чувствовать себя человеком — одно ли это и то же? Я ощущаю себя живым, когда ничего не делаю: бегу по лесу, жду чебуреки в кафе «Дубки», пью чай, гляжу в глаза насекомых. Я чувствую себя человеком, когда работаю, мычу за пластмассовой клавиатурой в бетонной квартире, складываю и вычитаю деньги, рыдактирую фиоритурный журнал. Иногда это смешивается, и тогда я вспоминаю родственников, говорю несколько «мяу» соседке Асе, пытаюсь писать стихи и понять: ощутить себя живым, почувствовать себя человеком — не одно ли это и то же?) (Хочется полежать)
Хочется продолжать. Хочется проложить. То ли дорогу к звёздам, то ли соломки между собой и землёй. Под «собой» понимая тело, под «звёздами» — свободное общество всеобщего оргазма, а под землёй... Под землёй всё хорошо: там поезда и деревни, Пастернак и Заболоцкий, Гагарин и сельдерей. Корни, листья-то на свету. Можно даже сказать, на небе. Трудятся и оргазмируют. Впрочем, оргазмируют, скорее, цветы. Им хочется продолжать, а надо завязывать (питательны и мясисты плоды петрушки, маленькие коричневатые семечки лета и смысла). У мужика, заглянувшего в урну, такая же дублёнка, как была у меня
Я подстрижен, как изгородь. Во мне есть ягоды и листья, Но больше всего многообещающих веток. Стоит декабрь. Вернее, убегает (31-е число). Под домом вырыли Огромную яму. Недоумённо кричит галка. Степенно ходят грачи. И улыбается девушка, Не стыдясь плохих зубов. 2
Рабочие, служащие, Крестьяне на коммунальном рынке Осуждают мороз без снега. Азербайджанцы подвозят товар: Турецкий гранат И костариканские ананасы. Хурма «королёк» Светится в лучах заходящего солнца. Пыльного, но надёжного, Как картошка по восемь гривен.
|