* * *Два целующихся камня Под лодкой тела, а оно Имело только протяжённость. И узнаваемая телесность, Лицо её, мадонны, мамы У лодки встретиться дано. А ниже лишь напоминанье О протяжённости конечной Уже без образа мадонны, Так лестница ли есть апрель? А воды вечности пустынны, Их голубая колыбель. Но с чем сравнить мне мех сосновый, И елей чёрный мех, Чьи мысли — камень в изголовье, Ещё глаза просили снега, Как белого из всех, А он как голубь, но холодный. А впереди, как длинный день, Сражала скука лета трезвой Своей бездонностью, Но лик был розовый, скорее белый Над тела линией одной, И смысл его — прощанье. Поэтому, запомни, здесь И перемена мест немыслима, Где яблоко лежало, там гниёт... * * *
С слюной воды бы слиться в день, Когда О берега шуршит река, И только сигаретный дым Как дуновение Востока, Который мне нельзя обнять. Напоминание как тень Сжимает тело силой тока: В бадье огромной мы блестим. Мне возраст муз знаком, Но что мне, Бессмертьем душу не согреть, Так выходи на тротуары... * * *
В люльке — снег, За крестом — башня блеска. Вот так, мой вожатый, Будь комом иль снегом, Пока я живая ещё. Языка ли лиловую глину И тел розоватых кожу Мне лелеять, И в чёрный подвал темноты Заходить. Будет мил, И горячую стенку Живую Ощущать, — Этот приговор — милость. Но за снегом — звонок заводной, Как синица, О том, что Бывает конец... * * *
Я кисть для кормленья из рук подняла, Дорога из сосен меня увела, Снег новый, заря багрова. Как мы дорожим посещением мест Тех, кто в траурной шубе еловой. Ель — чёрная, кожа телесна сосны, Следы же зверины и птичьи, Хризантемы — блондинки, Снег не прошлый, а новый, Ни на шаг не отступишь назад, Не укроешь себя чёрной хвоей. Белизна же — слоновая кость, И блеснёт на снегу глаз мороза. Предложи же блондинкам попить и поесть, Пока в этом снегу не увязнешь. Чёрный свет хвойных игл, Хвоя в хвою вплелась, Земляничная рыжая шкурка, Мы — новы, Хвоя хвою не колет... * * *
Хвоя чёрная — волосы на голове, Вот время Пить втроём. Пили с энным мы, Но нас четверо было. В палиндромах поэма Стояла, смотрев на меня, Словно золото лился Свет Из сосуда у лампы, Словно были мы в чреве У кита или девы, Где ножи — как блестящие рыбы.
|