* * *

Гопники
Белые кроссовки расставляют по местам
Человеческий мусор заглядывает в окна, ничтожную припоминая жизнь
Пернатый грач летит в темноте и останавливается
Замирает белый снег

Гопники белые кроссовки
Расставляют по местам человеческий мусор
Заглядывает в окна, ничтожную припоминая жизнь, пернатый грач
Летит в темноте и останавливается замирает белый снег

Лишь на первый взгляд существует разница,
По сути её нет

Я ли грач, припоминающий ничтожную жизнь
Я ли человеческий наделённый жизнью мусор, по-птичьи заглядывающий в окно

Всё останавливается
Всё замирает
Тяжело проставленная запятая
Не дарит радости
Не хочется жить
В оставленной смыслом стране

* * *

На стуле хорошо сидеть,
А в дудочку положено дудеть,
Пить воду из стакана хорошо.
А птичка божия летает, словно чудо,
И дождь берётся вдруг, из ниоткуда.

Был странен день, когда ты вдруг ушла.
Ты в этот день особенной была,
И лето на исходе чуть дышало,
И я не мог что-либо изменить,
Чтоб небо воду больше не держало.

Дай, птичка, на исходе сил,
Чтоб пыль с тебя я стёр и починил,
Чтоб золотой была ты и послушной,
И вся вода холодною стеной
Вдруг встала предо мной.

* * *

Лошадь худая, чужая страна,
Холодно светит луна,
Синяя даль неживыми огнями полна.

Новое счастье и новый режим,
В грубых шинелях дрожим,
Помню, и я был когда-то таким же чужим.

Помню, как длительно морщилась ты,
Ставя в бутылку цветы.
Помню чужое движенье твоей красоты.

Дай не погибнуть в поспешном бою,
Не оказаться в раю,
Дай мне увидеть чужую усмешку твою.

* * *

Дорогие мои, дорогие ленивые, сонные
Среды и четверги.
Я с постели встаю, там, где утро сверкает бездонное,
Я встаю со служебной ноги.

Я спускаюсь в метро, там, где воздух гудит опрокинутый,
Где податливый гул.
В сантиметре висит чей-то профиль рассеянно сдвинутый:
Ожил, дрогнул, моргнул.

И поплыло, и охнуло.
Эскалатора острый сустав
Донесёт, и макдональдса около
Я сижу, и щебечет в кустах

Воробьиное облако, вечно голодное,
Теребящее хруст или свет.
Дай мне жить, где струится холодное, рвётся свободное,
Расписного изгнания нет.

* * *

Простишь ли ты меня,
Что я не только не делал ничего дурного,
Я ничего не делал вообще?

Наступает утро,
На скатерть кухонного стола ложится первый луч.
Солонка и перечница, подаренные твоей подругой,
Округляются, приобретая объём.
В солонке появляется соль,
В перечнице — перец.

Ты улыбаешься, вспоминая, что сегодня суббота
И ничего не надо делать.

Я же, напротив, начинаю суетиться,
Жарю хлеб, нарезаю салат,
Что-то вроде маленького жертвоприношения.

Завалить бычка.

Купить на сельхозрынке
Или где там, на ферме,
Не бычка, овцу,
Договориться с шофёром,
Затолкать в газель,
Привезти.

Подняться на седьмой этаж,
Удерживая животное, открыть дверь,
Проводить пинком в комнату,
Там, где ты, ещё в постели,
Взять на кухне толстый нож.
Одной рукой хватая загривок,
Другой просунуть нож в овечье горло,
Секунду — ничего, и вдруг кровь струёй.

Такие вот салат, тосты, чай.
И ты меня, конечно, прощаешь.