Воздух, 2010, №3

Дальним ветром
Переводы

Из книги «Византия, или О деяниях любви»

Иван Лалич (Иван В. Лалић)
Перевод с сербского Андрей Сен-Сеньков

Колодец

Нисходят голоса жажды
В каменную глубину:
                                      всё хуже
Видно небо, всё глубже летит камень,
Выпадающий из расшатанных краёв;
В воздухе топот плачущих птиц.
И запах чужеземцев —

Когда придут сыновья зимы
И будут давиться горькими корнями воды;

Отразись во мне напоследок,
Полуденное осеннее солнце.


Византия IV

Бог мой, не в силах понять это лето —
Слава Твоя тускнеет в шуме
Грязных слов тёмного полудня;
Отблеск хрупкого золота вокруг
Листка: воздух пропитан предательством,
Для чего Тебе нужно было создать это —

Ни одной волны, виден только корабль,
Бессмысленно застывший; он
Подобен ладони прикованной руки,
Его мокрые вёсла подняты вверх;
Лето истекает дождём внутрь деревьев,
Внутрь книжных страниц, размывая текст —

Бог мой, упростилась речь Твоя
В то время, когда мокрой простынкой из глины
Ты завесил мир одним взмахом,
Примирившим все несчастья
С их началом, с их концом,
Как мёд в сотах после смерти пчёл, —

Теперь в тени разрушающихся стен
Растут дождём некрасивые крылья
Перепутавшихся чисел и букв —

Тяжелеет лето, приближаясь к снежным вратам,
В больших мокрых деревьях Твой лепет
Вместо речи из слов и точных чисел.


Византия VI

В странном обмороке увидеть совершенно новый город
До мельчайшей детали — не это ли награда,
Ожидающая наблюдателей?
Они мёрзнут на каждом камне
Придорожном, под каждой звездой
Над кипарисом, их ждут пугающие узоры
Волн завтрашнего моря:
Крыши, заражённые огнём проказы,
Стены в дырах, трупы на улицах,
— А в садах весна —
И один несчастный юноша, в ботинках
Цвета крови, ждёт
С остальными: может, пламени костра, может, негашёной извести,
Может, собачьих клыков,
И это всё перед лицом Твоим, Боже.
Неужели и правда награда наблюдателям —
Покинуть место,
Для прикосновений к которому они рождены?
Ведь им известно: здесь
Всё измеряется несчастьем;
                                               но чем
Измеряется несчастье? Может,
Воспоминанием, или же забвением
На неизвестном небе, где они посмеют
Увидеть свой город
До последней яшмовой детали?


Византия VIII, или Хиландар

Единственная дорога, ведущая сквозь цветущие оливы,
Старше города и истины;
В поредевшей листве видно фрагменты
Моря, как в глазок камеры:
Если кадр удался, то в него попадает
И моё неверие в чудеса, складывающееся в улыбку,
Нерезкое, призрачное —

Ибо чудо действительно всегда за углом,
Чудо есть город с одними-единственными воротами,
Где пароль надо промолчать без ошибки,
Войти в нужное время, исполненным любовью
Ко всему:
                  к камню, кирпичу, свинцу,
Башне, балкону, куполу,
Серебряной фольге послеполуденного солнца
На тонком стекле окна, к тени, поднимающейся
Вверх, как масло по фитилю, по кипарису
Во дворе, вымощенном камнями
И покрытом мальвой —

Ибо радость видеть — всегда
По ту сторону границы; размер задан,
Возможно просчитать
Необъятное и сложить
Воедино: поэтому чудеса подтверждаются
Видением букв,
Плачущих  красным, и ветром, прячущим
Иголки ласточек в складки воздуха
Над Саввиным пиргом.
И мох проглатывает молнию, вросшую
В северную стену Хиландара, где в вечерней комнате
Моя лампа формой похожа на сердце,
И внутри этого сердца я пишу —

Про розы и персики во дворе,
Про милосердные глаза в золотой оправе,
И думаю о Том, Кто нагнулся
Над совершенным чертежом чуда.


* Хиландар — сербский монастырь на Афоне, основанный на рубеже XII-XIII веков святым Саввой. Одна из башен (пиргов) монастыря носит его имя. — Прим. ред.


Вспоминая сад

Не забудь тот сад, Мелиса, сад
Летящего под откос лета,  древний,
Как слово, которое только что произнесено;
                                                 урожай в нём был собран,
Дозревали только плоды, редкие и поздние,
В тёмной листве, уже с сухой каймой:
Огонь сменил направление.
                                              Мы говорили на языке,
Который был подобен воде: быстрый на поверхности,
Журчащий и сладкий в жажде воспоминания.
                                                                            Удивительно
Разбирает судьба материал нашего прошлого, для нас,
Для будущих воспоминаний; сейчас я помню твоё движение,
Руку, протянутую к случайному дару, некий завет,
Несознательный, но неотменимый. Быстро вечереет,
Дым тлеющих ветвей, молочные капли белой звезды;
Уходя, ты шла всего на шаг впереди
Через сад, поспешно тяжёлый от всех земных плодов,
Которые никто не соберёт
                                              и чей вкус неизвестен.


Песня статуи в земле

В другом саду моё лицо,
Только что придуманное, поворачивается медленно
К точному порядку звёзд;
                                             здесь
У меня уже нет лица, я смеюсь затылком
Над злостью земли, над работой тьмы
В повреждённой ушной раковине;
                                                      ветер,
Который дует из будущего, не шевелит
Корни вокруг меня, тяжёлые крылья
Ангела, приземлившегося на мгновение,
Пока длится свет на самом верху;
                                                        о, листва,
Тысячи глазных век в движении!
И корни отодвигаются от меня,
И капелька дождя скользнула по плечу,
Которое уже тронула неизвестная рука
Совсем в другом саду.


Камень Иакова

                                                    А. Ч.

Блажен тот, кто, проснувшись, узна́ет изголовье
Из преднамеренного камня, треугольник
Прямостоящего сна и, трепеща, скажет:
Какое это страшное место —

Укрепит камень в памяти, которая
Бесконечней пустыни, закопает его в кровавый луг
Среди цветов и пыльцы,
Пахнущей чёрным ветром будущего;

Тверды губы зари, отравлена роса,
А капельки ночного неба остались в логове
Запутанной любви; остаётся только камень

И утренний запах горящего масла, жертва,
Произвольная цена обязательства,
Чтобы из камня родилась надежда, дикая лоза

Для опьянения сыновей, которые забудут
Искусство страшных снов.


Мрачный Гераклит

Измеренный воспламенится, измеренный потухнет
Огонь: тут и моё появление,
Превращающее меру в цель,
В движение пламени на поверхности зеркала —
                                                                                 которое
Состоит из мрака и серебра, из снега,
Который падает, как перхоть молнии; на борозде
Блеска оледенело сопротивление —
Я сейчас здесь,
И несколько слов у меня есть для оправдания
В тот безумный миг, когда моё имя
Означает меня;
                           ночь
Расчёсывает чёрный огонь кипарисов
Бриллиантовой расчёской ветра, и звёзды мерцают,
Меняясь на новые и безымянные,
Чтобы измеренными воспламениться, измеренными угаснуть.


Слово воина на крепостной стене

Без выбора, без жребия, без притворства,
В мире этом, уменьшенном и вычищенном
(Чтобы наполнить его голосами — хватит одного крика,
Быстрее птицы облетающего башню),
Лежащем в который уже раз в руинах, в логове
Зме́я безжалостных лет, который лижет нам уши,
Наполненные шумом чужих стран,
Наполненные ненужным будущим,
                                                             здесь,
Где объединило нас отсутствие победы,
На треснувшей стене падающего мира,
Всё объясним перед поражением  —
Чтобы недеяние от деяния отделилось.
И после того, когда наши тела
Исчезнут, и засчитаются нам страсть и
Не случившееся бессмертие,
Ночью, с оружием у костра, пока
Содержимое песочных часов исчезает,
Его заменят наши голоса,
                                             а дым
Костра, на котором сожгут наши кости,
На дно часов упадёт с последней песчинкой.


Описание моря по памяти

Пространство, углублённое потерянными булавками дождя,
Проясняется среди пиний: видно, как движется серебро
Всего возможного, скопившегося, как войско
Ради короткого праздника пейзажа;
                                                            но на откосе
Детские голоса наполняют воздух временем, вода
Шумит среди скал, волна повторяет волну,
Дно лодки сдвигает гальку в бухте;
Целостность нарушена: очень далека середина
Спокойствия, с кружевом по краям —
Лишь только сходство пейзажей памяти
Пронзительно поёт о своём источнике:
Сухой снег оливковой рощи, луна в карьере,
Нутро граната, красное, как земля,
Чернильная лужа на летописи звёзд —

Чтобы намного позже в комнате какой-нибудь зимы,
В лабиринте уха
Распрямился серебряный зверь: море.


Рашка

Звёзды над Рашкой не похожи на остальные:
Короткий фитиль, мокрый порох, мутный блеск,
Большая Медведица тонет в крови и грязи,
Которыми покрыты на рассвете волколачьи холмы —

И почему ангел соглашается остаться
В стенах новой церкви и оберегать эти просторы,
Отмеченные ненадёжностью?

Значит, правильно нарисован знак, поставленный
В середину всего этого, туда, где оружие любви
Делают, как детей, в темноте;

Согласно псалмопевцу,
Господь создал лето и весну:
И спокойны те, кому суждено
Владеть временем —
                                      и
В измеренном ими времени растёт
Больная любовь, гирькой на сердце:
И поэтому здесь пребывает ангел.

* Рашка — одно из названий сербского государства XII-XIV веков.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service