|
|||
 |
|||
|
Воздух, 2010, №2
Состав воздуха
Хроника поэтического книгоиздания
Хроника поэтического книгоиздания в аннотациях и цитатах
|
|||
|
Владимир Алейников. Поднимись на крыльцо: Стихотворения Еще один — вслед за недавней книгой избранных стихотворений «Вызванное из боли» (М.: Вест-Консалтинг, 2009) — сборник стихотворений одного из основателей и лидеров СМОГа. Творчество Алейникова — как поэтическое, так и эссеистически-мемуарное — требует полноценного — т.е. хронологически выверенного, последовательного и максимально полного — издания не только и не столько в качестве памятника отечественного андеграунда или же в качестве признания многолетнего труда, но именно как живой части русского просодического мышления. Невоплощённая альтернатива агрессивным почвенным моделям предложена именно в метафизической поэтике Алейникова, чуждой ложных обобщений и заемных мыслительных моделей, выдаваемых за «глубину», «подлинность» и т.п. Поэтический мир Алейникова принято сравнивать с нерасчленимым потоком (в чем есть определенный смысл), однако нынешняя книга демонстрирует именно выверенность отдельных, самодостаточных текстов. Аничков Мост. Современные поэты о Петербурге Сборник стихов включает в себя стихи 97 поэтов, живущих в Петербурге и не только, но посвящённые городу на Неве. Наряду с мало кому известными именами представлены Александр Кушнер, Бахыт Кенжеев, Елена Игнатова, Светлана Кекова, Сергей Стратановский, Борис Херсонский, Алексей Цветков. Издание подготовлено организаторами одноименного серии поэтического фестиваля, но не является печатной версией оного, хотя и предполагает быть чуть ли не ежегодником. Авторы предисловий — краевед-фольклорист Наум Синдаловский, филолог Людмила Зубова и актриса Лариса Малеванная. Тексты книги, за отсутствием сведений об авторах и преимущественным обращением к традиционной поэтике, где необычное — только временами являет себя в игре слов и книжности образов, сливаются в единый, общепонятный широкому читателю текст, репрезентирующий, как правило, наиболее банальные аспекты обширного петербургского мифа — а то и вовсе топографию города. Издание ориентировано на читателей, которым неинтересна современная поэзия в её эстетическом развитии, но надо иметь представление о том, что о Петербурге и сейчас пишутся стихи. Антиподы: Второй австралийский фестиваль русской традиционной и экспериментальной литературы Сложно устроенный сборник, изданный по результатам нескольких конкурсов и фестивалей, так или иначе связанных с Австралией (где живет организатор проекта, поэт, прозаик, переводчик и филолог Татьяна Бонч-Осмоловская). Конкурс Второго австралийского фестиваля русской традиционной и экспериментальной литературы объединил русскоязычных авторов, живущих в этой стране; наравне с поэтическими текстами представлена и проза. Среди публикаций этого раздела следует выделить лауреата фестиваля Нору Крук. Конкурс «Три сестры» собрал римейки чеховской пьесы. В конкурсе короткого текста представлены русскоязычные авторы из различных точек земного шара — с точки зрения устроителей проекта «Антиподы» эта выборка позволит познакомить живущего в Австралии читателя с отечественным минимализмом (представлены преимущественно прозаические миниатюры «на грани стиха», диапазон авторов — от Аркадия Бартова до Эдуарда Вирапяна). Наибольший интерес представляет последний раздел сборника — материалы Первого московского фестиваля австралийской поэзии, в рамках которого известные русские поэты представили свои тексты о пятом материке (надо полагать, преимущественно написанные специально для конкурса). Представлены самые различные стилистики: от подражаний китайской поэзии у Бориса Херсонского до поэзии для детей у Игоря Жукова, от поэтического фельетона у Евгения Лесина до подражания городскому романсу у Юлии Скородумовой. Все стихотворения этого раздела опубликованы с параллельным переводом на английский. Олег Асиновский. Плавание: Книга стихотворений Книга крупнейшего представителя московской метафизической поэзии, в 2000-е годы в одиночку и целиком изменившего её лицо. Поэзии Асиновского обоих периодов — начала 2000-х, когда стихи создавались в свободном диалоге с О. Мандельштамом, русскими футуристами и С. Красовицким, и второй половины 2000-х, для которой характерна постепенная эволюция циклов стихов к структуре текстов Священного Писания, — свойственно редкое по чистоте ощущение бессмертия, собственного и всеобщего (прижизненного нахождения во всём времени сразу), и той полноты истины, пребывая в которой, что-то "неправильное" или "неточное" можно сказать только в шутку, в радостно-смиренной игре, подчёркивающей незыблемость истины и славящей спасение. Обширное собрание недавних текстов Асиновского интересно, прежде всего, попыткой построения «альтернативной» авангардной поэзии на основе православной ортодоксии (насколько это вообще возможно). Да и само издание будто предназначено для использования в качестве гадательной Псалтыри, т.к. пространные циклы книги предъявляют читателю, прежде всего, ярко выраженную формальную доминанту, которая часто затрудняет или вовсе делает невозможным последовательное чтение, хотя сами масштабы эксперимента, последовательность, с которой он проведен, безусловно, вызывают уважение. Алексей Афонин. Очень страшное кино Дебютная книга молодого петербургского поэта (р. 1990) вышла в серьёзной книжной серии, которая обычно не специализируется на поэтических дебютах. Поэтику Алексея Афонина отличает не управляемая никакими стихиями, в т.ч. обыденной логикой и поэтической традицией распахнутая образность, на которой держится внутренний сюжет стихотворения. Слово, ситуация помещены в неопределённый контекст с постоянно смещаемой системой точек отсчёта, что представляется принципиально важной, но не очень широко используемой в современной поэзии зоной отчуждения, освобождения слова от грамматических, мифологических, интертекстуальных и прочих связей с реальностью, как вне-, так и внутритекстовой. Занятно также использование «горизонтальных двоеточий» — сокращённых на один знак многоточий — парных знаков паузы в полвдоха, отмечающих смену темы с воспоминания на впечатление, быстрый, короткий перевод взгляда, промельк помысла. Перебирание полки с сувенирчиками — где запахи, вкусы, звуки, силуэты, цвета. Покадровый монтаж в конечном счёте, приближенный к волшебной цифре 24 — разных — кадра в секунду — настолько, насколько искусство, требующее слов, вообще может работать с такой детализацией ощутимой реальности. Вот фрагмент из стихотворения про Виктора Хару: Полина Барскова. Прямое управление. Книга стихотворений В новую книгу Полины Барсковой вошли стихотворения, писавшиеся в последние несколько лет. Некоторые основаны на блокадных дневниках писателей и художников — то есть впрямую связаны с кругом нынешних историко-филологических интересов автора (тем они наиболее страшны). Некоторые — в столь же отстраненной, будто бы за пределами бытия и небытия находящейся, манере говорят о других вещах и впечатлениях, наполняя собственной жизнью каркасы поэтических традиций и механизмы прятания смыслов, оживляя историю литературы. Из неомодернистской пластики прежних книг поэтика Барсковой окончательно прорастает в неообэриутскую, при этом высказывание остается естественным, о чем бы Полина Барскова ни говорила. Антон Белохвостов. Демонстрация рук В дебютной книге саратовского поэта и философа можно выделить две тенденции, совпадающие в точке, которую для краткости можно назвать расхожим определением «религиозные искания»: первая, связанная с поэтикой битников, выполняет скорее апологетическую функцию и призвана обозначить положительную сторону бытия, тогда как вторая, использующая фрагментарную технику, рассматривает методологические основы подобного приятия. Последний текст книги, «Вложения, запрещенные к пересылке», являющийся по сути апофатической отповедью, показывает, что рефлексия победила: «на данный момент автор прекратил писать стихи», сообщает аннотация. Сергей Бирюков. Смена ролей: 14 (не)(мало)вероятных пьес Сборник абсурдистских мини-пьес (по большей части стихотворных) живущего ныне в Германии лидера современного неоавангарда и основателя Академии Зауми. В основе «(не)(мало)вероятных пьес» Бирюкова — пародийная деконструкция понятий — научных, идеолого-политических, философских, да и просто обыденных. Михаил Богатов. Лолита в Греции В Саратове, как заметил однажды поэт Виталий Пуханов, стихи пишут в основном не филологи, а философы. Тяжеловатую неторопливую перенасыщенную разнообразными цитатами и аллюзиями лирику Михаила Богатова можно с полным правом назвать философской, ведь речь в ней все время идет об абстрактных категориях. Красивые вечные онтологические структуры выглядывают в стихах Богатова из-под тонкого слоя почти безжизненной, сухой и мрачной реальности. Нина Буйносова. Студёный день: Стихи и проза Довольно представительный сборник каменск-уральской поэтессы и прозаика. В лучших текстах Буйносовой неофолькорное лиро-эпическое начало сталкивается с реалиями сегодняшнего дня (в чем можно обнаружить неожиданные параллели со стихами поэтов другого поколения, Наталии Черных и Екатерины Боярских). Дмитрий Быков. Новые письма счастья Стихотворный фельетон — жанр почтенный, насчитывающий уже не одно столетие. В его современной популярности нет ничего неожиданного — ведь обратной стороной любого давления неизбежно является карнавализация действительности, высмеивание всего сакрального и серьезного. В эту традицию вполне встраиваются и политические фельетоны Дмитрия Быкова, так что сделанная в небольшом предисловии попытка своеобразного обоснования этой формы кажется несколько излишней. Тем более, что, если следовать буквальному смыслу цитаты из Слуцкого, наиболее интересным был бы стихотворный пересказ не газетной передовицы, а, например, инструкции к холодильнику — как раз именно такому тексту на редкость не хватает живости и занимательности. На самом же деле Быков обновил известный еще с античности жанр политического памфлета с позиции современного «простого человека», которому изрядно досаждают помпезные и бессмысленные государственные инициативы. Дмитрий Веденяпин. Что значит луч Новая книга Дмитрия Веденяпина состоит большей частью из стихотворений 2000-х годов и ряда текстов более ранних периодов. Все они — результат пристального наблюдения над современностью, в свете которого каждая деталь имеет значение или как память о прошедшем, или как залог будущего. Темы времени (уходящего или замершего в данный конкретный момент), памяти, семьи и детства и просто мелкие зарисовки действительности запечатлены автором в этих небольших текстах с фотографической четкостью и узнаваемым стилистическим мастерством. В отличие от предыдущей книги Дмитрия Веденяпина, сочетающей стихи, прозу и фотографии, «Что значит луч» — просто книга стихотворений, составленная по неплохому известному принципу: избранное со смещением центра тяжести «сюда», к новейшим стихам. Человеку, знакомящемуся с современной поэзией, эта книга довольно убедительно и репрезентативно покажет одного из сильнейших наших поэтов. Человеку же внутреннему, «своему», книга даст впечатление о движении Веденяпина — в сторону разрушения стереотипов стихосложения, устоявшихся взглядов — что пригодно как материал для стихов, а что нет. Конечно же, это формальное освобождение имеет под собой содержательное основание; поэзия Веденяпина как бы просвечивает мир насквозь и понемногу разгадывает его. Татьяна Виноградова. Голодные ангелы Новая книга московского поэта включает несколько циклов, среди которых центральным следует признать «Апокрифы». Здесь характерный для поэтики Виноградовой мифологизм приобретает глубинное психологическое измерение. К этому циклу примыкает экспрессивный стихопрозаический текст «Грешница». Нина Габриэлян. Поющее дерево. Избранные стихотворения Нина Габриэлян более всего известна как прозаик, однако она и поэт, и художник (книга иллюстрирована авторской графикой). Ее поэзии присущи строгие интонации, центральным мотивом оказывается утраченное прошлое (при этом заметно наложение интимно-лирических и историко-культурных рядов). Владимир Гандельсман. Ода одуванчику Обширное избранное классика современной поэзии, представляющее корпус текстов поэта в более полном виде, чем недавняя «Обратная лодка». С семидесятых и до настоящего времени поэтика Гандельсмана претерпела не то что бы кардинальные, но крайне важные изменения, сместившись в сторону от «ленинградского постакмеизма» к тонко нюансированным языковым штудиям, обнажающим эстетическое напряжение формы. Интересно, что при этом сохранился значимый для поэта интерес к быту, часто раскрывающемуся перед читателем в сценах аттической трагедии, подчеркивающих пристальность взгляда художника. Книга содержит также избранные эссе. Григорий Гелюта. Третьи лица: Первая книга стихов Григория Гелюту отличает прекрасное владение разнообразными художественными средствами. На первый взгляд его стихи могут показаться непонятными и хаотичными, однако на самом деле каждое стихотворение выстроено вполне гармонически, и всякая его деталь необходима для создания художественного целого. Этот поэт, на мой взгляд, прежде всего стремится выразить экспрессивную эмоцию, впрочем, иногда его стихотворение бывает емкой и лаконичной натуралистической зарисовкой. Но и в том, и в другом случае лирика Григория Гелюты передает сложный и неоднозначный набор мыслей и ощущений, вызываемых у впечатлительной личности современной реальностью. Георгий Геннис. Мрак отказавшей вещи Новый сборник московского поэта. Геннис известен как ученик и друг знаменитого скульптора, художника и поэта Вадима Сидура. Тексты Генниса близки сидуровской пластической манере; сюрреалистические преобразования тел и предметов составляют основу эпоса, создаваемого поэтом в своих книгах (где действует ряд сквозных персонажей-функций: Кроткер, Клюфф, Борх и др.). Театр жестокости (со всем его макабрическим эротизмом и абсолютной релятивизацией реальности), в который помещены персонажи текстов Генниса, оказывается одним из самых ярких примеров современного абсурдизма, гораздо более миметичного, нежели это можно представить с первого прочтения. Александр Гоголев. Произведения: Эпос. Лирика. Драма В книгу саратовского перформера вошли тексты, нерефлексивно продолжающие линии почти всех авангардных течений прошлого века: здесь и футуризм всех мастей, и сюрреализм, и дадаизм (подобные опыты удаются автору лучше всего), и влияние обэриутов (особенно Даниила Хармса, чья стратегия, почти всегда в выхолощенном виде, лучше всего поддается копированию), и концептуализм, и многое другое. Как и многих представителей названных течений, Гоголева отличает обсессивное стремление исчерпать возможности языка и действия, а также балансирование между иронией и серьезностью. Насколько можно судить по этому сборнику, стихи Александра Гоголева в первую очередь предназначены для произнесения со сцены, то есть они являются своеобразными микросценариями различных скетчей и юмористических зарисовок. Именно на комический эффект работают некоторая брутальность и эпатажность содержания, а также присутствующая в отдельных стихах фонетическая игра. В остальном же Гоголев по своему стилю весьма напоминает Валерия Нугатова, излишне увлекшегося участием в студенческих капустниках. Дмитрий Голин. Тресковый ход Ключевое слово к этой книге Дмитрия Голина — разнообразие. Этот поэт работает практически со всеми темами и размерами. Есть здесь и силлаботоника, и верлибры, и вполне традиционные, и очень неожиданные рифмы, и авангардные, и конкретистские, и экспрессионистические тексты. Содержание стихов в основном культуроцентрично, и даже если поэт как бы отходит в сторону от опыта мировой культуры, она все равно чувствуется в подтексте стихотворений. Анна Голубкова. Адище города: Стихи Верлибры Анны Голубковой, начинавшей как прозаик, отличает оточенная аналитичность в описании психологических деталей ситуации, когда хочется вроде как спрятаться, а некуда. Некуда — из своей коммуналки с утекающей к нижним соседям жизнью из прохудившейся трубы водопровода, некуда — из необходимости просыпаться по утрам и глядеть на пластмассовых офисников в раннем метро, некуда — из тридцати-с-хвостиком-летнего возраста, когда цинизм взгляда на вещи не оставляет — или будто бы не оставляет — надежды на неожиданности. Это стихи о том, насколько всё предопределено. Алла Горбунова. Колодезное вино Вторая книга Аллы Горбуновой включает стихотворения о вечном устройстве мира и круговращении в нём людей и вещей. Много стихов о природе, о первобытных и первозданных, сказуемых сказками вещах. Помимо стихов, в книгу вошли несколько стихотворений в прозе, на грани сказок и задокументированного сновидчества. «Стихи девяти озёр» открывают парамистические горизонты современности, граничащей с видениями — границы реального и ирреального сильно смещаются. Нарочито бытовой, документальный цикл стихов «Дачные дома. Улица Вечная» — с историями семей и повторяющимися атрибутами (шифер, клеенка, тяпки-тряпки) — завершается резким вывертом из прошлого, свойственным, скорее, началам романов, чем завершениям стихотворений: Новая книга петербургского поэта, лауреата премии «Дебют» (2005), решена в своеобразном духе апокалиптической идиллии, рассмотренной при помощи несколько инфантилизированной оптики. Мир книги демонстрирует крайнюю степень одушевленности — составляющие его предметы погружены в меланхолическое и трагическое бытие. Этот сновидческий пантеизм заставляет вспомнить об опытах сюрреалистов (впрочем, и Алексея Ремизова) по «одушевлению» пространства, приданию творениям человека непосредственно человеческого измерения (сходные веяния можно обнаружить и в стихах Сергея Круглова, написавшего апологетическое предисловие к этой книге). На фоне этого Горбунова отказывается от напевности своих ранних текстов, противопоставляя ей текучие периоды свободного стиха. Вторая книга петербургского автора. Убежденность в нелинейности времени не приводит Горбунову к смысловому и текстуальному произволу, но позволяет выстроить определенную ценностную систему, философским обоснованием которой может служить в том числе и хайдеггеровская система координат. Пример Горбуновой, вслед за Шишом Брянским использующей радикальную эстетику для трансляции достаточно консервативных идей, оказался необычайно заразителен и для более младшего поколения авторов, для представителей которого, к сожалению, выход из одномерного «терапевтического» контекста не является сверхзадачей. Анна Горенко. Сочинения Книга одного из важнейших авторов 2000-х включает тексты, вошедшие в сборник «Праздник неспелого хлеба» (2004), некоторое количество текстов, извлеченных из черновиков, а также малую прозу. Коротко говоря, главенствующей темой Горенко является проблематичность идентификации субъекта, обостряющаяся в моменты слома эпох и возрастных кризисов: политические коннотации наследия Горенко частично проанализированы в эссе Александра Скидана «Сильнее урана», а психоаналитическая (преимущественно юнгианская) составляющая ряда текстов видна невооруженным глазом. Полиметрическое решение большинства текстов заставляет вспомнить не столько практики битников, сколько творчество Елены Шварц, бывшей для Горенко исключительно важным автором. Думается, что дальнейшее серьезное изучение творчества Горенко невозможно без выявления ее связей не только с концептуальными и контркультурными практиками, но и с неподцензурной петербургской поэзией. Значительный объем наиболее полного на данный момент собрания безвременно ушедшей поэтессы составляют далекие от академичности комментарии Владимира Тарасова, безапелляционно помещающие образ Горенко в контекст насыщенных и запутанных межличностных отношений определенных, крайне неблагополучных кругов израильского «психоделического комьюнити». Эти материалы могут оказаться ценны для будущего исследователя литературного быта, однако мало что скажут о Горенко как о поэте, чей творческий метод во многом так и остается непрояснённым, а тексты — непрочитанными, несмотря на ставшую общим местом близость к ряду поэтов «метрополии» — таких, как Данила Давыдов, Ирина Шостаковская и другие. Андрей Грицман. Стихотворения В небольшом сборнике живущего в США поэта представлены яркие образцы его письма. Поэтике Грицмана присуща особая медиальность: межъязыковая, межкультурная и т.п., работа «над» пространством русско- или англоязычной поэтической традиции (в этом смысле принципиальна известная позиция поэта о вторичности языка в поэзии — полемичная по отношению к взглядам Бродского). У Грицмана немного чистого свободного стиха, но его регулярный стих расшатан, порой нерифмован; при этом общериторическая установка выступает как фактор, компенсирующий выход за пределы классической просодии, и стихи Грицмана воспринимаются как «традиционные» (что, безусловно, является обманкой). Алексей Даен. Женщина справа: Стихотворения и переводы Живущий последнее в Нью-Йорке Алексей Даен выступает в различных жанрах и видах искусства (помимо литературы, он занимается коллажами и фотографией). В настоящем сборнике представлены стихотворения преимущественно верлибрические, часто минималистские, основной движущей силой которых следует признать балансирование между иронией, направленной вовне, и самоиронией. В сборнике также представлены переводы Даена (Стенли Баркан, Стенли Кьюниц, Джек Мишелин, А.Д. Уинанс и др.). Надя Делаланд. Писаная торба В новую книгу московской поэтессы ростовского происхождения, изданную в Ростовской области, вошли избранные стихотворения разных лет — преимущественно известные по другим книгам автора. Владимир Ерёменко. Отчее время: Книга стихов Сборник стихотворений Владимира Николаевича Ерёменко (1949-1993), московского поэта и переводчика (из Чеслава Милоша, Григола Робакидзе, Галактиона Табидзе и др.). Некоторые стихотворения Ерёменко укладываются в каноны т.н. «тихой лирики», в других (более поздних) ощутимы элементы гротеска и/или социального протеста (особенно явно прослеживаемые в «Оде долгожителю» и поэме «Юннат»). Владимир Ермолаев. Танцующие ульи Сборник Владимира Ермолаева позволяет его причислить к рижской поэтической школе не только по месту жительства, но и по манере письма (хотя в авторитетной антологии «Современная русская поэзия Латвии» его текстов нет). Ермолаев соединяет в своих текстах сериальный и монологический метод; в результате перед нами — вариации рефлексии субъекта, своего рода ветвящиеся потоки сознания. Аркадий Застырец. Онейрокритикон: Стихи разных лет Собрание ранних и поздних стихотворений значительного екатеринбургского поэта. Заданный в заголовке мотив сновидения Вадим Месяц в своем предисловии истолковывает в духе учения Кастанеды об управляемых снах. Т.н. «логика сна» действительно присутствует в поэзии Застырца, впрочем, порой представая как результат внедрения абсурдного элемента в картину происходящего (как в известном стихотворении «Нафталин»), порой — как поток нерасчленённых образов. В некоторых отношениях поэтика Застырца близка метареалистам (особенно классическим текстам Александра Еременко, хотя отчасти и — Ивана Жданова). Евгений Заугаров. Избр-е Стихи Евгения Заугарова полны деталями и мельчайшими подробностями быта, однако это вовсе не делает их натуралистическими. За временным и случайным у этого поэта просматривается вечное. При этом различные бытовые события нельзя даже назвать метафорами — они существуют сами по себе и именно в этом своем существовании оказываются чем-то большим, чем предметы и явления. Вероятно, это можно обозначить как «тайну бытия». Собственно, именно тайне, на мой взгляд, и посвящена вся эта книга. Вторая книга стихов одной из центральных фигур саратовской поэзии. Ориентируясь на художественные открытия и философские прозрения второй половины прошлого века, Заугаров особенно выделяет те, что связаны с атеистическим экзистенциализмом (скорее в сартровском изводе) и, как следствие, холодным абсурдизмом позднего Камю и Беккета. В одном из вершинных текстов Заугарова «Таксопарк» использован достаточно консервативный способ развертывания метафоры, что лишь усугубляет общую картину, скажем так, метафизического неуюта: современная словесность, в которой, за редким исключением, месседж всегда оказывается важнее медиума, практически не знает столь убедительных доводов к т.н. «мышлению в тупике». Андрей Коровин. Пролитое солнце: Стихи Новый сборник московского поэта и куратора. В сборнике собраны тексты, написанные как регулярным, так и свободным стихом, среди которых преобладают лирико-иронические зарисовки, отчетливо меланхолические по интонации. Константин Кравцов. Аварийное освещение: Стихотворения Данная книга поэта и священника строится характерным для Кравцова способом смешения достаточно традиционной силлаботоники и риторически медитативного свободного стиха. В новых стихах поэта на передний план выходит диалог с наличной поэтической и (в меньшей степени) философской традицией, анализ влияния массовой культуры на «посмертное» бытие русской провинции — дорефлексивно ожесточённой, рассмотренной, так сказать, с точки зрения вечности. Часто тексты Кравцова строятся как развернутые цитаты или даже рефераты сочинений предшественников («Круг чтения»), что создает дополнительное смысловое напряжение: эстетика и этика прошлого (пусть даже недавнего) тестируются на применимость к интересующему поэта пейзажу, и выводы зачастую оказываются неутешительны. Основными чертами верлибров и ритмизованных рифмованных стихотворений Константина Кравцова, собранных в книге «Аварийное освещение», можно, пожалуй, назвать мета- и интертекстуальность. Постоянно возвращаясь к старым текстам, нередко делая их частями новых, автор создает свою единую книгу, цельный метатекст о мире. Система образов и мотивов, которую он при этом конструирует, с одной стороны, специфически авторская, с другой — органически вырастает из традиции так называемой русской христианской поэзии и обогащена интертекстуальными связями с поэтикой близких Кравцову авторов (к примеру, Дениса Новикова). Важно подчеркнуть и то, что поэт, описывая действительность и часто прибегая при этом к христианской символике и метафорике, ненавязчиво сталкивает временны́е пласты — «библейское историческое» либо «библейское метафизическое» время с настоящим, с современностью. Элла Крылова. Мерцающий остров: Стихотворения Новая книга петербургской поэтессы. В стихах Крыловой равновесны сентиментальная нота и ее автоироническое остранение; метафизические положения здесь приобретают свойства сугубо личного опыта. Инга Кузнецова. Внутреннее зрение В стихах Инги Кузнецовой на редкость хороши детали, которые поэт подмечает по-женски внимательно и подробно. Однако если попытаться составить какое-то представление о том, кто на всё это смотрит, окажется, что героиня стихотворений постоянно ускользает от взгляда читателя. Невозможно составить мнения не только о «внешности» героини, но и об ее «внутреннем содержании». Нельзя даже сказать, что она всё время меняется, потому что должна быть какая-то отправная точка изменений, а ее у Кузнецовой — нет. И в то же время говорить о принципиальной пустоте и неопределимости по отношению к этим стихам тоже было бы неправильно. «Внутреннее зрение» — вторая книга Инги Кузнецовой (первый сборник, «Сны-синицы», был удостоен молодёжной премии «Триумф» и премии «Московский счет» за лучший дебют). Новая книга — поиски «нового звука» и новых смыслов. Впрочем, это могут быть поиски-припоминание, недаром в одном из стихотворений появляется, на мой взгляд, один из важнейших для этой книги образов: постапокалиптические кочевники угадывают значения письмен прежнего мира. Сквозные мотивы — рыбы, вода (в «мифологии» автора — гибельная среда), особое зрение (зрение бессонницы). Мир, увиденный «внутренним зрением», изменчив, текуч. Отсюда — неожиданность метафор, сравнений, эпитетов. Сердце становится корабликом, лирическая героиня — глубоководной рыбой, и «будущее раскрывается, как сердцевина цветка». Рифма всегда появляется как естественная часть словесной ткани: ее может и не быть, если она не нужна, она может появиться как бы случайно (не сразу поймешь, что это не верлибр); точная рифма, ассонанс, анжамбеман, внутренние рифмы — автор не связывает себя ограничениями. Дмитрий Легеза. Кошка на подоконнике Вторая книга петербургского поэта. В стихотворениях Дмитрия Легезы плотность того нового «большого стиля», который выходит из поэтики «Московского времени» (в первую очередь — в модификации Алексея Цветкова), достигает высокой степени, сливаясь с некоторыми (пара)фольклорными речевыми жанрами — такими, как считалка или скороговорка. Валерий Лобанов. Стихотворения Новая книга московского поэта, известного своими минималистическими опытами, на сей раз представляет более классичные тексты Лобанова. В этих стихотворениях интересны минимальные сдвиги семантики, словоупотребления, синтаксиса, создающие особый смысловой эффект, близки к описанному Ольгой Меерсон (на примере Андрея Платонова) «неостранению». Интересно, что составителем книги указан Александр Ерёменко. Вадим Лунгул. Наемным работникам Тексты Лунгула представляют собой образец современной агитационной поэзии, призванной взволновать не столько интеллект читателя, сколько его социальное чувство. Бескомпромиссная социальная критика Лунгула направлена на такие институты подавления, как полиция, психоанализ, фабричное производство и т. д. При этом, в отличие от предельно близкого ему по идеологии Кирилла Медведева, Лунгул никак не работает с позицией лирического субъекта, особенностями речевой стратегии и т.п.: его единственная задача — максимально усреднённым языком обозначить проблему и, возможно, пути ее решения. Сергей Магид. В долине Элах Вторая книга живущего ныне в Чехии яркого представителя ленинградского андеграунда Сергея Магида демонстрирует весьма неожиданный поворот в его поэтической стратегии. Если стихотворения, собранные в книге «Зона служенья» (М.: НЛО, 2003), представляли собой опыт поэтической рефлексии замкнутого, интровертного «я», противопоставленного миру, в который он вынужденно помещен, то в новых текстах поэта мы встречаем попытку связного лиро-эпического дискурса (близкого к тому, что Фёдор Сваровский называет «новым эпосом»). Самоощущение в рамках иудео-христианской и, одновременно, европейской гуманистической традиции заставляет Магида перейти к лиро-эпическому многоголосью, в рамках которого смешиваются ветхо- и новозаветный канон и реалии сегодняшнего дня. Перед нами смысловое смещение, необходимое для исследования экзистенциальной проблематики соотношения «сегодня» и «всегда» (среди поэтов, вышедших из ленинградского андеграунда, к схожему решению — совершенно иными средствами — пришел Сергей Стратановский). Игорь Меламед. Воздаяние «Воздаяние» — третья книга поэта, включающая в себя как новые стихотворения (раздел «Воздаяние), так и избранные стихи из двух предыдущих книг («Бессонница» и «В черном раю»). Несмотря на то, что в выпущенном после двенадцатилетнего перерыва сборнике объединены тексты разных лет, книга производит цельное впечатление. Автор остается верным темам боли, смерти и того, что находится за гранью смерти — потустороннего, иномирного. Меламед — поэт страдания, отдельные «светлые пятна» в книге — воспоминания (о детстве, о любимых людях); но воспоминания заставляют еще острее чувствовать боль и близость смерти. Книга была удостоена Горьковской литературной премии, учрежденной журналом "Литературная учеба", Российским фондом культуры (руководитель Никита Михалков) и Центром развития межличностных коммуникаций (руководитель Людмила Путина). Александр Мисуров. Силы Пожалуй, из всей серии «Поэты Саратова» именно «Силы» Александра Мисурова можно с полным правом назвать поэтической книгой (остальные представляют собой скорее сборники стихов). Вероятно, это происходит благодаря единой эмоциональной составляющей и общей музыкальности этой книги. Ее герой чувствует общий неуют и неустроенность бытия и даже не делает попыток преодолеть противоречие между реальностью и своим представлением о ней. Именно из этого конфликта, как мне кажется, и растет эта поэзия. Тексты молодого саратовского автора заставляют вспомнить некоторые явления европейской поэзии прошлого века. Как и Сергей Круглов времени «Снятия Змия Со Креста», Мисуров практически напрямую наследует достаточно далеким по времени авторам, среди которых особенно выделяются те, кто использовал в своем творчестве элементы инокультурных контекстов («Cantos» Эзры Паунда, хокку Тумаса Транстрёмера). Андрей Монастырский. Поэтический сборник В отличие от предыдущей стихотворной книги одного из столпов московского концептуализма Андрея Монастырского «Поэтический мир» (М.: НЛО, 2007), включавшей исключительно сериальные ряды, нынешний том более разнороден. Помимо серий («Сочинение семьдесят третьего года», «Пунктирная композиция с картинками») здесь представлена и медитативная малая проза (тексты из «Большого чтения»), и стихотворения «на случай» («Импровизации»), и описания акционных объектов. Особое место занимают приложения, в которых приведена документация перформансов, а также опус «Элементарная поэзия №3», являющийся примером т.н. «параформального текста» (т.е. связанного с эстетически самодостаточным прохождением сквозь текст ряда квазитерминов). Сергей Надеев. [30\19=1*] Книга избранных стихотворений московского поэта. Будучи близок одно время к авторам саратовского андеграунда (Николай Кононов, Светлана Кекова), Сергей Надеев предстает гораздо более камерным поэтом, не склонным к метафизическим обобщениям, но ищущим лирическое проявление в ежеминутных переживаниях; субъект его письма скорее интровертен, склонен к слиянию с окружающим миром. Особенно следует выделить завершающий книгу цикл (или поэму?) «Поэт-бухгалтер», демонстрирующую возможность обнаружения возвышенного в обыденном. Национальная премия «Поэт»: Визитные карточки Сборник, посвященный пятилетию Национальной премии «Поэт», носящий презентационно-торжественный характер. В томе представлены весьма репрезентативные подборки пяти первых лауреатов премии: Александра Кушнера, Олеси Николаевой, Олега Чухонцева, Тимура Кибирова, Инны Лиснянской. Сюда же вошли статьи и эссе членов Общества поощрения русской поэзии (т.е. жюри премии) Дмитрия Бака, Николая Богомолова, Якова Гордина, Александра Лаврова, Самуила Лурье, Андрея Немзера, Владимира Новикова, Ирины Роднянской, Сергея Чупринина. Наш выбор. Мини-антология свободных стихов. Короткие тексты (1950-2000) Еще один интересный пример весьма популярного в последнее время жанра поэтической антологии. В предисловии составители обозначили стоявшую перед ними задачу: показать «спектр свободного незакомплексованного дыхания русскоязычной поэзии второй половины ХХ века». Стихи отобраны по усмотрению составителей без согласования с авторами. «Коротким текстом» считается стихотворение до 15 строк. Открывается антология стихотворением Ивана Ахметьева, завершается — стихотворением Всеволода Некрасова. Основной массив стихов расположен в алфавитном порядке. Одна из основных задач, заявленных составителями, — это любыми средствами избежать «канона». И, похоже, им это вполне удалось. Татьяна Нешумова. Счастливая твоя внука Если первая книга «Нептица» (1997) Татьяны Нешумовой была своеобразным тезисом, а вторая — «Простейшее» (2004) — антитезисом (сам автор назвала первую книгу «беленькой», а вторую — «черненькой»), то в третьей книге мы наблюдаем синтез. Первая книга была написана от имени девочки-женщины, вроде бы и взрослой, но в то же время никак не желающей взрослеть, вторая представляет результаты взрослой жизни, вдребезги разбившей прежнюю целостность и радостное удивление тайной бытия. Зато в третьей книге мы в полной мере наблюдаем возвращение прежней простоты и ясности, которые соединились с мудрым взглядом на жизнь и творчески переработанным жизненным опытом. Третья книга московского поэта. Лаконичные, обладающие легкостью разговорной речи стихотворения кажутся окнами, быстро и самостоятельно открывающимися в неупрощённо-противоречивый, но, прежде всего, солнечный и не теряющий внутреннего покоя мир. Каждое слово здесь одновременно материально и невесомо, наполнено преображающе-мирным светом приятия жизни: это, не отменяя камерности поэзии Татьяны Нешумовой, придаёт ей своего рода универсальность; естественно-одухотворённое ви́дение повседневности рождает особую интонацию: ценные, «долгожданные» слова поддержаны неуловимо доброжелательной, «значащей» тишиной, что роднит поэзию Татьяны Нешумовой (при всем несходстве внешних выразительных средств) с поэзией Мары Малановой, Полины Андрукович и Ольги Зондберг. Александр Олитский. Джаз московских невидимок В сборнике Александра Олитского лирическое высказывание весьма заметно сквозь имитационные гротескно-иронические заслонки. В лучших стихотворениях поэта абсурд обыденности становится поводом для конструирования идеальной неосентиментальной реальности. В иных текстах мы встречаемся с весьма удачными стилизациями блатного романса и т.д., не самодостаточными, но опять-таки преследующими сугубо лирические цели. Роман Осминкин. Товарищ-вещь Осминкин возвращает концептуалистской работе над словом ее идеологическую сущность — это «стихи прямого действия», для побуждения к которому, тем не менее, используется весь наличный (контр)культурный арсенал (от Радищева до Ярослава Могутина, от фронтовых песен до детройтского техно и Einsturzende Neubauten). Автор чрезвычайно чувствителен к воздуху массовой культуры, к нарождающимся социальным стереотипам: они становятся строительными блоками текста, обладающего по существу взрывным потенциалом. Метрика также крайне пластична: ритм движется от свободного стиха к отрывистым рифмованным хореям и обратно, часто заигрывая с ритмом известных песен или школьной классики. Дебютная книга петербургского автора включает тексты, написанные за последний год. Обосновывая свое эстетическое credo в несколько путаном предуведомлении, Осминкин ссылается на эстетику раннего Родченко в интерпретации Екатерины Дёготь, предлагая практику «подручного» текста, предельно демократичного и в то же время критически настроенного по отношению к предъявляемой ситуации. Используя конкретистскую технику, Осминкин (пере)насыщает тексты медиа-вирусами, актуальными для люмпен-интеллектуала нулевых: это и trash всемирной паутины, и маркеры успешной и маргинальной жизненных стратегий, и фарсовое переплетение политического и эротического, ставшее визитной карточкой контркультуры второй половины прошлого века. В подобном подходе, на мой взгляд, и кроется причина авторского фиаско: закончив знакомство с книгой, читатель вновь попадает в описываемую действительность, вследствие чего критический запал книги стремится к нулю, — возможно, впрочем, что именно такого итогового недоумения Осминкин и добивается. Антон Очиров. Палестина (Поэма) Изданная (как и вся серия) на крафтовой (обёрточной) бумаге мелким шрифтом поэма Антона Очирова, писавшаяся в течение большей части 2009 года, снабжена подробным авторским комментарием упоминаемых нюансов истории арабо-израильского конфликта и актуального искусства. Текст поэмы включает в себя много пространных цитат — будь то рабочие записи художника Виктора Попкова, интервью Егора Летова или старое стихотворение самого Очирова. Целостное смысловое наполнение высказывания возникает примерно таким же образом, как у Ники Скандиаки, — от того, что один пласт фактов — эстетических, или исторических, или фактов восприятия реальности — соприкасается с контекстом в самых странных точках. В приложении приведено определение художественной практики «энджеинг», данное Олегом Киреевым, когда на дискотеке микшируются не музыкальные треки, а новости, информация о происходящих событиях. Вторая книга Очирова в очередной раз показывает интерес автора к альтернативным дискурсам. В рамках одного текста сосуществуют эпиграф из Яна Сатуновского, экспресс-описание карьеры Марата Гельмана, отрывок из интервью Егора Летова газете «Лимонка», прямое высказывание и достаточно эзотеричный отрывок, наследующий поэтике Ники Скандиаки (ее перевод поэмы Рэндольфа Хили «Arbor vitae» является одним из пратекстов «Палестины»). Кажется, еще ни в одном поэтическом тексте Очирова вопросы идеологического и лирического не были поставлены столь остро и бескомпромиссно. Как и его коллега по серии Kraft Роман Осминкин, Очиров использует алогичный внутренний монолог, убедительно показывая, что травестия медиа-вирусов ведет к их «монументализации», но никак не разрушению. Посвященные: Мышь-ление Этот сборник стихов призван показать определенный срез локальной саратовской поэзии. Открывается он цитатой из Виктора Шкловского: «...один человек не пишет, пишет время, пишет школа-коллектив». И именно такая вот школа-коллектив, судя по всему, по замыслу и должна была быть представлена в этой книге. Однако, на мой взгляд, искомого единства не получилось, вернее, получилось показать именно спектр существующих поэтик и поэтических техник. Интересно, что авторы стихотворений указаны в конце книги, а стихи в ней идут только под номерами. Такую же относительную анонимность практиковали издатели первых двух выпусков петербургского альманаха «Транслит», затем отказавшиеся от такой занимательной практики. Александр Ревич. Позднее прощание: Лирика, поэмы, записки В томе представлены избранные стихотворения и поэмы Александра Михайловича Ревича, поэта-фронтовика и выдающегося переводчика. В своем поэтическом языке Ревич наследует нескольким поэтическим линиям, сложно синтезируя их. В привычную схему «(пост)акмеизм — (пост)футуризм» его стихи не вписываются, хотя бы потому, что вполне соотносимы и с той, и с иной системой, но ими никак не ограничиваются. Тонкая работа с ритмическими моделями и звукописью выдает не в поэте Ревиче — переводчика, но именно в переводчике — поэта прежде всего. Стихи Ревича необыкновенно насыщенны, густы, не теряя при этом семантической полноты. В книге не только стихотворения и поэмы Александра Ревича, но и его очерки, преимущественно мемуарные: о Сельвинском, Шенгели, Антокольском, Штейнберге, Тарковском, Пастернаке. Сева Рожнятовский. Батискафные глаза барокко В книге (второй из больших — и пятой вообще; три книги Рожнятовского выходили в коллекционных изданиях художника Николая Дронникова в Париже) представлены стихи 1980-90-х годов «согласно авторскому замыслу и изначальному составу циклов, или микро-книг», которых в это издание вошло 4: «Батискафные глаза барокко», «26 апреля», «Тихая жизнь», «Кончерто гроссо». Поэтика Рожнятовского — лирическое высказывание с тонким привкусом иронии и с визуальной фактурностью изображаемого — такой специфической оптикой, какая бывает лишь на картинах старых мастеров. Русские стихи 1950-2000 годов. Антология (первое приближение) Даже беглое рассмотрение этой антологии требует гораздо больше места, нежели предусматривает наш формат. По сути дела, перед нами первый опыт взвешенной антологии новой русской поэзии, составленной с позиции неподцензурной словесности, но ею не ограниченный, а охватывающий весь континуум отечественного поэтического слова второй половины минувшего века. Этапами в подготовке такого проекта были «Антология У Голубой Лагуны» Кузьминского и Ковалева, «Самиздат века» Сапгира, Кривулина, Кулакова и Ахметьева, «Поэзия второй половины ХХ века» Ахметьева и Шейнкера. Нынешнее собрание уникально не столько непредвзятостью, сколько именно предвзятостью — хотя в выходных данных и обозначены четыре составителя, и в предисловии сказано: «... каждый из составителей не согласен с некоторыми решениями составительского коллектива». В двух полновесных томах представлено 576 авторов; важно и то, что по возможности составители предоставили о каждом краткие биобиблиографические данные. Временные рамки антологии — именно вторая половина ХХ века, причем это касается не дат жизни авторов, но дат создания текстов (насколько, впрочем, это возможно в ряде случаев установить точно, следует говорить отдельно). Безусловно, самая важная претензия к составителям — не отсутствие кого-то, хотя здесь можно найти множество вызывающих недоумение пробелов: нет, к примеру, — в разных поколениях, — и Георгия Недгара, и Сергея Бирюкова, и Андрея Сен-Сенькова, много нет кого, но это понятно. Это в значительной степени компенсируется уникальным спектром представленных авторов — от Алексея Прасолова до Яны «Янки» Дягилевой... Интереснее другая, в сущности, начётническая по своему характеру претензия, связанная с объемом представленных подборок. К примеру, Ольга Седакова представлена тремя стихотворениями, а Юрий Смирнов — двадцатью. В историко-литературной иерархии это не значит ровным счетом ничего, но именно это здесь и важно: перед нами перекодирующий проект, снимающий традиционные иерархии, пусть отчасти и эпатажно (отметим, что, вполне закономерно, позиция составителей имеет заметный крен в сторону примитивизма и минимализма). Несмотря на эти занятные особенности антологии, ее следует рекомендовать — и рядовому любителю поэзии, и специалисту — как наиболее полное и адекватное собрание отечественной поэзии второй половины минувшего века. Поэты «Спектра» Том подчеркнуто издан в похожем на «Библиотеку поэта» третьего издания оформлении. Таким образом подчеркивается канонизаторский, вводящий в архив поэтической культуры характер книги. Среди важнейших институций поэзии советского периода была система разнообразных литобъединений и литературных студий, без изучения которых невозможно понимание весьма неоднородной структуры литпроцесса 1950-80-х гг. Одним из таких объединений как раз был «Спектр», возникший в 1963-м при Московском институте химического машиностроения; затем базировался при Управлении культуры Бауманского района, потом — при клубе Второго авторемонтного завода. Бессменным руководителем объединения был Ефим Друц. В 1971-м «Спектр» был официально закрыт (но остался для многих участников незримо существующим). Перед нами ситуация, важная в первую очередь с точки зрения социальной истории культуры. Думается, это осознают и участники проекта: ведь подборка документов и материалов о «Спектре» занимает добрую треть тома. Большая часть авторов «Спектра» остались на периферии литературной истории, однако из объединения вышли Евгений Витковский, Вячеслав Куприянов, Ольга Чугай, покойные Анна Альчук (представленная в томе под настоящей фамилией — Михальчук) и Александр Щуплов (не принадлежавшие, впрочем, — кроме Витковского — к ядру объединения). Мария Степанова. Лирика, голос Новая книга Степановой возвращается к лирическим опытам, казалось бы, несколько заслонённым активно развиваемой поэтом в последние годы «новой балладой», апофеозом которой можно назвать «Прозу Ивана Сидорова». Здесь же предметом описания становится московский пейзаж во всей его полноте — от архитектуры до голосов, звучащих на улицах, подчиненный изменчивой и прихотливой метрикой, вызывающей мысли о родстве поэта с классикой русского модернизма, хотя, безусловно, переосмысленного через призму сложившихся культурных и социальных условий. В новой книге, написанной после «Прозы Ивана Сидорова» и «Второй прозы», Степанова аналогичным образом стремится к консенсусу между негармоничными смыслами и классической формой. Но если более ранние тексты Степановой полны рефлексии над текстами предшественников из самых разных эпох, в новой книге речь идет о поэзии первой половины двадцатого века, в особенности той, что позднее назовут гендерной. Используя цветаевский «романтический код», Степанова, так сказать, насыщает его неромантическим содержанием: в частности, рефлексией над местом в жизни современного человека т.н. фундаментальных ценностей. Александр Стесин. Часы приёма Стесин, живущий в США, публиковавший стихи на английском и французском языках, поддерживавший отношения с покойным Робертом Крили, для своих русскоязычных стихов выбирает в качестве ориентира постакмеизм «Московского времени» (в предисловии автора благословляют такие «монстры», как Гандлевский и Кенжеев). Кажется, что поэту интересно описание американской действительности именно этими средствами, прочно ассоциированными с упадком советской государственности семидесятых-восьмидесятых. «Экстрапоэтическим» следствием из этого, видимо, надо считать утверждение тождественности быта как по ту, так и по эту сторону океана. Александр Страхов. В созвездии Кота: Книга стихов В новой книге Александр Страхов попытался продемонстрировать определенную «идею текстовой последовательности», которая имеет свойства метасюжета (не столько связанного с движением лирического субъекта в пространстве книги, сколько с развертыванием мотивного ряда). Излюбленной формой Страхова остается восьмистишье в понимании его как (псевдо)твердой формы: тезис + антитезис (=синтез как целостность текста). Ната Сучкова. Лирический герой Если, прочитав название книги, вы подумали, что это будет нечто вроде «романа в стихах», поэмы или большого цикла с одним-единственным героем, который объединяет различные тексты в единое целое, вы ошиблись. Книга интересна совсем другим: героев много, а тексты удивляют многообразием (хотя большая часть написана силлабо-тоникой). Многие стихотворения сюжетны, другие медитативные и описательные. В последних мир кажется гармоничным: время течет по заданному кругу, «дачник мой август» сменяется октябрем, который «стоит, как дошколёнок», природа связана с культурой: пчелы, мед напоминают о Мандельштаме, земляника — о Гертруде Стайн... Но есть другие стихотворения, в которых нагнетается внутреннее напряжение; появляется драматический сюжет, трагический герой, а если героев двое (например, сестрица Аленушка и братец Иванушка), возникает диалог. Игорь Фёдоров. Правый ботинок: Книга стихов Вторая книга московского поэта. В стихах Федорова принципиальна стихия речи, частного, необязательного вроде бы высказывания, пропущенного сквозь механизмы поэтической традиции, сугубо литературных приемов: таким образом остраняются обе составляющие, создавая вполне осознанный эффект «легкого говорения», близкий к примитивизму, но более приспособленный к канонизированным культурным моделям. Александр Фролов. Час совы: Сборник стихов 2003-2008 В сборнике петербургского поэта преобладают опыты переосмысления культурного пространства, оказавшегося фоном для риторически организованного лирического высказывания. Поэтическая линия Фролова прослеживается от традиции «ахматовских сирот» при некотором приведении ее в соответствии с более каноническими просодическими моделями. Оля Хохлова. Эйяфьятлайокудль Основная тема книги Ольги Хохловой «Эйяфьятлайокудль» — любовь-мука, любовь-боль, любовь-рана. Вспоминается поэтика романса, «надрыв», недаром автор в одном стихотворении упоминает Вертинского и обыгрывает рифму «слезы-розы-прозы». Некоторые стихотворения Ольги Хохловой — диалог с возлюбленным, который представляется неким всесильным существом, полностью завладевшим волей лирической героини. В других возникает образ девочки — плачущей; смеющейся перед тем, как разобьется ее сердце; танцующей «в ожидании удара». Завершается книга стихотворением о похоронах лирической героини. Айдар Хусаинов. Солнце НЛО: Книга стихотворений Фактически избранное уфимского поэта. В поэзии Хусаинова сталкиваются иронико-лирические модели, породившие на грани 1980-90-х ряд поэтических языков (от Александра Еременко до Виталия Пуханова), ставящих гораздо более глубокие цели, нежели матрица. Хусаинов в этих рамках выступает мягче иных, не отрицая средств традиционного лиризма, привычных концепций «я», однако во многих его стихотворениях можно обнаружить четкую и интонационно верную фиксацию переходной эпохи, понимаемой как вечно длящаяся. В сборнике также представлены пьеса в стихах «Саломея» и избранные переводы из башкирских поэтов. Кети Чухров. Просто люди Книга драматических поэм Кети Чухров, философа, идеолога левого движения, сконцентрирована на обнажении социального абсурда при помощи техники абсурдизма литературного: автор помещает своих героев, всегда представляющих обобщенные, доведенные до голой схемы типажи, в кипящую внутренними противоречиями, но в то же время статичную среду, заставляет их речь обсессивно кружить вокруг тех или иных общественных язв, нарочито поднимать «запретные» темы. Это «маленькие трагедии» постхармсовской эпохи, помещенные в мир гастарбайтеров и спивающихся безработных провинциалов. Книга известного философа-публициста включает драматические фрагменты на актуальном материале: в ситуации кризиса крупной прозы данный жанр призван выполнять одну из ее задач, а именно диагностики общественных настроений и перипетий. Как и в современной европейской драматургии («Смерть и девушка» Э. Елинек, «Психоз 4.49» С. Кейн и др.), субъект распыляется на множество голосов, принадлежащих персонажам, напоминающим т.н. «лишних людей» из классической русской литературы. Впрочем, Чухров не останавливается на бесстрастной ротации реплик, но и привносит в тексты идеалистический компонент, в данном случае не представляющийся анахронизмом. Дмитрий Шноль. Савельич и ласточка: Книга стихов Первая книга стихов подмосковного автора, включающая стихотворения 1989-2009 гг. Для стихотворений Шноля характерна поэтизация обыденности, быта, во всех ее нормативно-стертых проявлениях. Санджар Янышев. Стихотворения Пятая книга Санджара Янышева, поэта ташкентской школы, по замыслу автора, дает представление о пройденном им на данный момент творческом пути: сюда включены стихотворения и циклы «московского» периода (1995-2010), в их числе и не вошедшие в предыдущие сборники. Книга построена «от настоящего к прошлому», от стихов этого года к ранним, и оставляет ощущение единого целого, созданного как бы на пересечении двух миров — внутреннего, личного и внешнего, «общего». Яркие емкие детали второго умело вплетены автором в спокойно-лирическое размышление о самом себе — непринужденно и свободно в языковом отношении. Придающая стихам дополнительный объем восточная специфика сохраняется и в новых стихах поэта, существенно отличающихся от ранних и действительно свидетельствующих о новом этапе его творчества. Михаил Яснов. Амбидекстр: Стихи и переводы «Амбидекстр» — потому что стихи и переводы, сперва открыла книгу посередине, читаю стихи про бельгийцев, настолько неполиткорректные, что если б это написал Яснов, был бы международный скандал, и автора судили бы за экстремизм и разжигание, но нет, это Бодлер, ему — вернее, тогда — было можно. Но и Яснову можно, раз это вышло под его именем на обложке. Он, вообще говоря, такой сегодняшний Маршак: прекрасный переводчик и детский поэт, и не детский тоже. |
|||
|
|||
|
