|
|
Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали
|
|
|
|
|
 предыдущий материал . к содержанию номера . следующий материал  |
|
Объяснение в любви
|
|
Олегу Юрьеву
|
Если не говорить о первом потрясении от стихов Олега Юрьева... Можно немного рассказать и о первом потрясении, случившемся пять или шесть лет назад: на меня поглядели стихи, ни на что известное мне тогда не похожие (хотя, благодаря "Вавилону", знал ленинградские стихи 1970-80-х годов хорошо), — стихи особой природы, особой подлинности: музыка или вечное путешествие, часто стремительно-неподвижное, — слова для которых мог найти только особенный человек. Не "представитель поколения", потерянно принимающий "соглашения", — которые у каждого поколения свои, всегда чуть абсурдные, чем-нибудь да унизительные. Не "аутсайдер", чья потерянность тотальна, а обретения из-за этого пронзительны и вызывают простую любовь — не ту, что бывает к непознанно-сильному и высокому. Не отстранённый зритель стоящей за всем гармонии, отшучивающийся от частностей вроде собственной боли и готовый в любую секунду показать смерти, врагам, друзьям, вечности — честно пустые руки. Стихи Олега Юрьева приведены в мир человеком прежде всего убеждённым. Обладающим невероятным даром слышать и различать, быть верным своей корневой системе / мелодии / траектории облака — как единственной правде и высоте.
(О муза, надевай же бранное убранство! —
Чужие голоса на кладбище твоём.
Нам нужно, чтобы жить, такое постоянство,
Как никому ещё, чтоб просто жить вдвоём)
Это верность героя и воина; то есть вот что меня потрясло, с чего всё началось: стихи выглядели великанами; было трудно читать больше трёх стихотворений в день, потому что стихи сами делались днями — вроде бы и моими, но как никогда огромными, стягивающими к себе всю жизнь с её прошлым и будущим, тревогами и покоем.
Всех... всех ка́тящих бездонную ладью
Всей... всей тьмою на неимоверных вёслах...
И бронзовые горны улю-лю
Кричат из облаков молниеносных.
Книга Олега Юрьева "Стихи и хоры" стала моими глазами — после того, как "увидела" меня и протянула руку. Почти всё, что я сам писал в конце 2000-х, — расшалившиеся отголоски разных стихов: стихов О. Ю. — безусловно и, может быть, в первую очередь.
Есть (на свете) стихи-пешеходы — счастливо, глядя на листья под ногами, идущие по земле; стихи-птички летят высоко, но играя — или "по своим делам", не до конца понятным. Те и другие дарят всё, что имеют, и, не замечая того, пробуждают слепую любовь. Их страшно ранить. И они не зовут работать. А стихи-великаны идут по земле головой в облаках, и облака делаются видны с земли: вдруг делается очевидно, что само небо поэзии не падает, держится — вот сегодня — благодаря им. "Небо поэзии делает видимым просто-небо: поэзия необходима; я не могу уклониться", — молчит великан. И зовёт за собой:
Над светлым зрачком пешехода,
Над сором калошных замочков,
Над зябнущим сердцем завода,
Над хором древесных сыночков,
Чьё время, что пело громоздко,
Толпою туда полетело,
Откуда, с льдяного подмостка,
Спешит голубиное тело,
Спешит голубиное тело.
Спешит голубиное тело.
...если не о первом потрясении, а о теперешнем моём неблагодарном взгляде на стихи, которым всем обязан, получится уже сказанное. Невесомая лёгкость, сияние звука поддерживается гулом словесных шагов; иногда кажется, что "простор" задаётся "нажимом", отчасти давящим и на читателя, — но густота аллитераций всегда означает сверх-скорость и сверх-охват; в случае стихов Олега Юрьева густота есть прозрачность: это вернейший признак живого.
Луны кусок в её пятне
Стоит над чащей неосиянной,
И верхний ветер в стороне
Навис звучащий, но безуханный.
Переполненность этими стихами, усталость от них — возможна и похожа больше всего на усталость от человека, за мыслями которого не поспеваешь, на интонации которого обижаешься как на правду о собственной не-верности главному. Такая обида, если вдруг возникает, — спасительна. Я пишу стихи — зная, что есть Олег Юрьев. Ищу чуда, похожего на падающий с неба луч, по которому вдруг вьётся вьюнок с земли: луч сдвигается; вьюнок падает; небо держится на плечах великана, стоящего на земле: у вьюнка есть надежда на луч и на руку огромного друга.
Я ль не летел в солёной колыбельке
От бережка до бережка земли,
А голос, расширяющийся в Бельте,
Звукоубивство чествовал вдали —
И вот я здесь: камы́шевые дула
И мышцы волн воюют, и в бою
Нет звука всё. Одно зиянье гула
Пустой волной качает жизнь мою.
Кроме роста, у всяких стихов есть походка, кроме походки — строй, громкость, окрашенность тишины, преображённой последним гаснущим словом: всё это делает стихотворение или сумму стихотворений чем-то «спасительным», или «захватывающим», строящимся или падающим на глазах, «парадоксально единым» etc. еtc. Моя собственная, всегда граничившая с маловерием, интуиция видит «честными» и «современными» стихи, которые как танец на расползающихся облаках-льдинах: максимально возможное достоинство, максимально искренняя улыбка при полной неизвестности впереди — и, в финале стихотворения, незаслуженные, чудесные спасение и покой. Это явный предел моих средств и стремлений: поймать частно-«правильное» событие в явно «неправильные» стихи, — а у Олега Юрьева стихи «правильные». В самом высоком, предельном, смысле. Время не властно над ними, потому что они изначально стоят на своём, их походка — не танец, а ход с миром на плечах — обгоняющий время (или, точнее, видящий время со стороны):
В рай впускают только тех
И лишь тех, кто не мы,
Лишь светящихся в воде и над ней.
Только тех, кто обещал
Без начал и канвы
Лечь за светлою иглою
Окончанья дней.
Не спасаемое танцует среди меняющегося и неизбежно отчасти гибнущего, а — незыблемое идёт в спасаемом и спасённом, в конечном счёте. Вера, сила; сила явно врождённой веры.
Я выйду поздно
Сквозь море красное в сад. —
Легко и грозно
Колёса его колесят.
Следы глотая,
В шаре сомкнётся клеть.
Всё остаётся; не облетая,
Не облететь.
Олег Юрьев пишет стихи больше тридцати лет, и сердцевина, природа его стихов неизменна. Стихотворения в его книгах, строфы в стихотворениях, слова в строчках составляют единство особого рода, неповторимое и живое за счёт микроконфликтов, в которые вступают слои интонации, ритма, «памяти» самих слов. «На чьей стороне» в этих микроконфликтах автор и его правда — всегда изначально ясно. Это — свойство высокой поэзии, «не ищущей своего» и неотделимой от правды. Поэзии, не фиксирующей становление, а работающей с данным — видимым поэту, наделённому даром поэта видеть незримую, расставляющую всё по местам красоту. Если в словах — досада и отвращение, то только обращённые к чему-то, что красоте угрожает, — и красота звучит благодарно и широко в самом ходе слов.
И глазницами, полными глума,
Он за солнцем следит стороной,
Слыша никнущий шёпот из трюма,
Слыша медленный скрежет цепной.
Крикнет птица: уходим, уходим...
Ветер мачтой чуть скрипнет златой...
...Что ж искорчился кормчий Господен
Под раздвоенной мёртвой пятой?
Среди стихов Олега Юрьева, начиная с самых ранних, есть поражающие «лёгкостью среди лёгкости» — летучей и безмятежной, при этом зоркой и, кажется, рождённой из преодоления большего, чем обычно, отчаяния. В них больший, чем всегда, свет виден сквозь большее, чем всегда, всё, и очевидно, что чудо (чудо из чудес, потому что и остальные стихи — чудо) в них не связано с авторским подвигом, являет себя целиком само, и на месте масштаба и мощи в стихах — безразмерный, всепобеждающий свет.
Я не вечен и не ранен,
И не чувствовать могу
Сна огня, стеченья пламен
В недоношенном снегу.
Я жемчужно-ветхим утром
Выхожу на Божий свет...
Здравствуй, жизнь в солнце утлом,
Здравствуй, солнце чёрных лет.
Во всех новых стихах Олега Юрьева видны это воцарение света, нераздельность незримой и зримой красоты; в них гораздо больше, чем раньше, игры, ликующих рифм.
пробуждаются бойцы
чешут клювами о бурки
воронёные щипцы
извлекают из кобурки
В этих стихах — новая, лёгкая свежесть, какое-то встающее перед глазами при словах «Олег Юрьев» живописное «золото», пришедшее на смену прежнему «серебру», — и свобода уже окончательная, как обретённое счастье.
|
|
|
 |
 |
Читайте также
Номера журнала
 |
|
 |
|
2021, №42 2021, №41 2020, №40 2019, №39 2019, №38 2018, №37 2018, №36 2017, №2-3 2017, №1 2016, №3-4 2016, №2 2016, №1 2015, №3-4 2015, №1-2 2014, №4 2014, №2-3 2014, №1 2013, №3-4 2013, №1-2 2012, №3-4 2012, №1-2 2011, №4 2011, №2-3 2011, №1 2010, №4 2010, №3 2010, №2 2010, №1 2009, №3-4 2009, №1-2 2008, №4 2008, №3 2008, №2 2008, №1 2007, №4 2007, №3 2007, №2 2007, №1 2006, №4 2006, №3 2006, №2 2006, №1
|
|
 |
|
 |
Герои публикации:
Персоналии:
Продавцы Воздуха
МоскваФаланстер Малый Гнездниковский пер., д.12/27 Порядок слов Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский» Санкт-ПетербургПорядок слов набережная реки Фонтанки, д.15 Свои книги 1-я линия В.О., д.42 Борей Литейный пр., д.58 Россияwww.vavilon.ru/orderЗаграницаwww.esterum.cominterbok.se
|
|
