Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2010, №1 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Хроника поэтического книгоиздания
Хроника поэтического книгоиздания в аннотациях и цитатах
Октябрь 2009 — февраль 2010

        Юрий Аврех. Там, где сходятся все времена
        Екатеринбург: Старт, 2009. — 128 с.

        Новая книга екатеринбургского поэта. Лучшие стихи Юрия Авреха представляют собой интересный образец примитивизма, ориентированного не на деформацию литературной нормы, но на извлечение из неё некоторых первичных смыслов.
        Я выхожу, когда приходит снег. / Не докурив, в снег бросив сигарету. / Я знаю много всяческих примет, / Писал Вийон, а я плюю на это...

Д.Д.

        Геннадий Айги. Собрание сочинений
        / Составитель Г.Б. Айги. — Чебоксары: Чувашское книжное изд-во, 2009. — 607 с.

        Двухтомник включает наиболее полное собрание произведений Геннадия Айги на русском и чувашском языках. В ряде аспектов оно более приближено к чаемому полному академическому собранию, чем недавнее издание «Гилеи», включающее физически меньшее количество текстов и лишённое критического аппарата. В настоящем издании, правда, критический аппарат также сведён к минимуму, хотя аккуратно указаны первые публикации всех текстов. В том включены и ранние стихи Айги конца 1950-х, которые являются своеобразным «прологом» к его зрелым текстам, обнаруживая большое сходство с лучшими представителями советской поэзии тех лет. К сожалению, при всех достоинствах издание остаётся доступным по большей части только на территории Чувашии, что сильно сужает круг его возможных читателей.

Кирилл Корчагин

        АКТуальная поэзия на Пушкинской-10: Антология
        / Сост. Т. Буковская, В. Мишин, В. Земских. — Киев: Птах, 2009. — 276 с.

        Большая авторская антология по материалам петербургского самиздатского журнала «АКТ», издаваемого Тамарой Буковской и Валерием Мишиным. Весьма ценное издание для исследователей и ценителей русской неофициальной поэзии и её традиций. В книге представлены подборки около 130 поэтов, не только (но преимущественно) петербургских. Помимо стихов, в том включены статья Бориса Иванова, проза Вячеслава Долинина, Бориса Дышленко, Евгения Звягина и ещё нескольких авторов. В отдельный раздел вынесены подборки ушедших классиков андеграунда: Михаила Генделева, Олега Григорьева, Виктора Кривулина, Бориса Кудрякова, Александра Морева, Всеволода Некрасова, Олега Охапкина, Бориса Тайгина, Кари Унксовой, Владимира Уфлянда, Алексея Хвостенко и др.; в основном разделе демократично, в алфавитном порядке, представлены авторы разных поколений, объединённые, пожалуй, лишь большей или меньшей степенью ориентации на авангардную традицию: Наталия Азарова, Полина Андрукович, Анри Волохонский, Александр Горнон, Аркадий Драгомощенко, Сергей Завьялов, Валерий Земских, Света Литвак, Валерий Нугатов, Александр Очеретянский, Сергей Сигей, Дарья Суховей, Владимир Эрль и многие другие.
        о птица-тройка // о Пригов Пригов (Иван Ахметьев)
        Шёл богатый человек / с раскладушкою подмышкой. / Шёл он гордо, шёл он твёрдо, / папиросочку сося... / Вот и песенка уся. (Владлен Гаврильчик)
        Осень 2007 (у неё свои-особые черты) / застигает в Лондоне // протягиваешь руку / и вот: / дождь (Татьяна Данильянц)
        Согласно ослам координат / катет бревна / как бы / вздрогнул (Ры Никонова)

        Владимир Алейников. Вызванное из боли: Избранные стихи
        М.: Вест-Консалтинг, 2009. — 278 с.

        Том избранного одной из центральных фигур и организаторов легендарной группы СМОГ (Самое Молодое Общество Гениев). Автор большого количества поэтических и мемуарно-эссеистических книг, Алейников остаётся неизданным в сколь-нибудь полном объёме (корпус его текстов очень велик); более того, настоящее издание — первое избранное поэта. Стихи в книге выстроены в хронологическом порядке (за отдельными исключениями), позволяя проследить эволюцию поэта: от ранних медитаций, представляющих нечто вроде фрагментов бесконечной внутренней речи (в этом смысле стихи из «Путешествия памяти Рембо» и «Возвращения» являют собой целостное лирическое полотно), к более поздним и совсем новым, более классичным и завершённым, но также основанным на глубокой медитативности.
        ... Играя с истиною в жмурки, / Срезая вянущие шкурки, / Гася то спички, то окурки, / Перебирая всякий хлам, / Найдёшь нежданные подарки — / Свечные жёлтые огарки, / Проштемпелёванные марки, / Тетрадей брошенных бедлам...

        Маргарита Аль, Константин Кедров. Утверждение отрицания: Стихи
        М.: Изд-во Р. Элинина, 2009. — 152 с.

        Совместные сборники «на двоих» основателя и лидера группы ДООС Константина Кедрова с младшими поэтами появляются не впервые (вспоминаются издания Кедрова и Алины Витухновской под одной обложкой). На сей раз Кедров выступает совместно с молодой московской поэтессой и художницей Маргаритой Аль, чьи визионерские опыты построены на совмещении стиха и прозы, слова и изображения. Стихи Кедрова (среди которые столь известные, как «Компьютер любви») также сопровождаются графикой М. Аль.
        ... Длина луча / заложена / как ген / и если степь / то степь за степью / пью степью степь / пью степь за степью / пью день за днём / века / тысячелетья... (М. Аль)

        Виталий Амурский. Земными путями: Стихи разных лет
        CПб.: Алетейя, 2010. — 296 с. — (Серия «Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы»).

        Том избранных стихотворений поэта, живущего с 1973 г. во Франции. Для поэзии Виталия Амурского характерно сочетание укоренённого в опыте лиризма со стремлением к концентрации речи; в этом смысле многие его стихи восходят к лучшим образцам поэзии первой-второй эмиграций, ориентированным на преодоление пафоса (Георгий Иванова, Юрий Иваск, Игорь Чиннов, Юрий Одарченко).
        Времени диктант: / Тихое тик-так. // Ухо прислони / К ракушке земли. // Мать ты моя, ма! / Тёма. Жучка. Тьма.

        Юлия Андреева. Лунный ливень
        СПб.: Реноме, 2009. — 312 с., ил. — (Серия «Петраэдр», вып. 15).

        Неоромантические тексты петербургской поэтессы выигрывают в тех ситуациях, когда Андреева неожиданно соединяет элементы мифотворчества (часто фэнтезийного толка) с прямым лирическим высказыванием. Формальный стиховой диапазон Андреевой простирается от верлибра до сонета.
        Зима. Токушима в снегу. / В парке у храма Будда примерил шубу. / Понравилось... / Снег теперь на века. / Драконы, хранящие источники, делают вид, что закалены, / но когда туристы отворачиваются, / пыхают пламенем / в надежде согреться...

        Андрей Анпилов. Игольное ушко
        СПб.: Вита Нова, 2009. — 96 с.

        Сборник московского поэта открывается предисловием Елены Шварц, пишущей о противостоянии поэзии Андрея Анпилова хаосу. Если отбросить метафизические обобщения, то можно говорить о стремлении Анпилова преодолевать болезненные темы гармонизацией и лёгкостью самого стиха, заданной, впрочем, принадлежностью поэта к бардовскому кругу: не случайна в этом смысле близость анпиловских стихов и наименее радикальных текстов Дмитрия Строцева.
        ... Вот что было там, в начале, — / Все гармонии, стихи / Проросли и зазвучали / Из дворовой чепухи. // Гаражей благоуханье, / Летний вечер... Сквозь года, / Затаив навек дыханье, / Я лечу Бог весть куда.

        Антология современной русской прозы и поэзии в 2-х тт. — ПЛАМЕНЬ, т. 2: Поэзия
        / Сост. Л. Абаева, В. Коробов, Ю. Кублановский. — М.: Союз российских писателей, 2009. — 463 с.

        Поэтический том двухтомной антологии — взгляд на современную отечественную поэзию с позиций Союза российских писателей. Занятным образом нерепрезентативность и концептуальная невнятность объединяет «либеральный» и «почвенный» союзписательский подходы (см. ниже об антологии Г.Красникова). Среди авторов тома — многие значительные (или хотя бы интересные) авторы разных поколений (Евгений Блажеевский, Александр Ерёменко, Иван Жданов, Владимир Захаров, Светлана Кекова, Бахыт Кенжеев, Анатолий Кобенков, Константин Кравцов, Юрий Кублановский, Игорь Меламед, Евгений Рейн, Роман Солнцев, Илья Фаликов, Анастасия Харитонова, Олег Чухонцев), однако весьма немало и фигур проходных или вовсе бессмысленных. Главная беда такого рода подборок, однако, не столько в неравноценности представленных авторов, сколько в размывании и мистификации контекста (впрочем, как своего рода «авторская», субъективная выборка подобная антология, конечно, имеет право на существование).
        ... бензином весна и дорожкою скатерть / чин-чином прохладной виной / любой именинник пустой соискатель / любовница вербы ночной // лиловые тучки беззвёздные ночки / хворал до сих пор не окреп / печальная женщина в белой сорочке / пекущая греческий хлеб (Б. Кенжеев)

Д.Д.

        Анастасия Афанасьева. Белые стены
        / Предисл. А.Левкина. — М.: Новое литературное обозрение, 2010. — 144 с. + CD. — (Новая поэзия).

        Собрание новых стихотворений харьковского поэта, лауреата «ЛитератуРРентгена» и Русской премии (2007). Поэтика Афанасьевой всё больше стремится в сторону «ясности» и «прозрачности», вовсе не понимаемой как синоним легковесности. Эта лирика высвечивает беззащитность человека перед большим миром, но в то же время его стойкое желание сопротивляться экзистенциальной обречённости — неотъемлемой части бытия. Можно видеть, как в новых стихах Афанасьевой сочетается наследование С. Львовскому в метрически организованных текстах и оживление традиций «риторического» верлибра.
        Это и есть свобода, / прекрасная свобода пробивающейся апрельской зелени, / сильной, ароматной и водянистой, / свобода весеннего дождя, / сильного, ароматного и водянистого, / при соприкосновении которых / рождается жизнь.

Кирилл Корчагин

        Четвёртая книга Афанасьевой включает стихи за два года. Тексты обнаруживают влияние украинских поэтов, входящих в сферу переводческих интересов автора, — в особенности Сергия Жадана и Олега Коцарева. Новые стихи Афанасьевой предельно погружены в социальную действительность, но, в отличие от творческой практики большинства украинских авторов, ей важен момент перехода к разного рода обобщениям. Значительный сегмент книги посвящён проблеме жеста, призванного разрешить старинную оппозицию «поэт и толпа» в максимально демократическом варианте. С подобным же блестящим демократизмом разрешается в книге ситуация «маленького человека», иногда напоминающего Бенджи из романа Уильяма Фолкнера «Шум и ярость». Кроме того, в книге присутствует образцы натурфилософской лирики. Поэт ищет новые формы ангажированности, не затронутые концептуализмом восьмидесятых-девяностых и цинизмом двухтысячных.
        Собирал бессмысленные предметы. / Гвозди, обёртки из-под конфет. / Оставался на ночь, где ни попадя. / Редко оказывался в нужном месте. / Проклинал государственный строй, / Старение и военную технику. / Скучал на рабочем месте. / Мечтал о Дрездене или Ван Гоге. / Вышел из дома и не вернулся. / Синяя куртка, красный шерстяной шарф. / Бесперспективный, никому не известный. / Любимый, единственный.

Денис Ларионов

        Анастасия Афанасьева. Солдат белый, солдат чёрный
        Харьков: Фолио, 2010. — 251 с. — (Харьковская проза)

        Новая книга известного харьковского поэта Анастасии Афанасьевой включает прозаическое произведение «Говорить» — композицию из крупной и малой прозы, неопубликованной и публиковавшейся в периодике в 2007-2009 гг., — и стихотворения из трёх поэтических книг, а также стихотворения весны-осени 2009 г., известные только по сетевым изданиям и блогу sgt_pepper. Соединение прозы и стихотворений в одной книге создаёт особый эффект объёмности, подлинности и непротиворечивости мира,- реалистически объективного, не «создаваемого» текстом, а, благодаря авторским ясности мысли и бескорыстию, входящего в текст. В повести «Говорить о детстве» приведены «песенки» А. А. начала 1990-х:
        Мы поехали оттуда, / чтоб спросить: откуда? // Есть там Колумба привиденье, / у него плохое поведенье. / Он носит бутылки виски, / едой заполненные миски. / Он пугает маленьких детей / словами: «Воробья убей».

Василий Бородин

        Виктор Бадиков. Есть беспокойство...
        Алматы, 2009. — 114 с.

        Вышедшая посмертно первая книга избранных стихотворений поэта, писателя критика и литературоведа (1939-2008), специалиста по русской прозе 1920-х годов и современной русской литературе Казахстана. Критические работы Бадикова и его усилия по консолидации литературной ситуации в Казахстане оказали большое влияние на становление новейшей литературной ситуации в Алма-Ате в 1990-2000-е годы. В книгу вошли стихи 1961-2007 годов.
        Найдутся слова и откроются руки, / Коль тянутся вверх словно стебли, тревоги, / Коль старые травы и травы зелёные — / Сомненья рождаются и не уходят, / И вдруг наступает большая распутица, / И злые ручьи изменяют маршруты, / Которыми ходим, которыми ездим / как будто обычно, / как будто всегда! / Найдутся слова и откроются руки!.. (1961)

        Наталья Банникова. Неизменно срочное: Стихи
        Алматы, 2009. — 62 с.

        Первая книга стихов молодой алма-атинской русской поэтессы. Банникова работает в технике верлибра, чем-то напоминающей верлибры петербуржца Валерия Земских. Стихотворение заостряет внимание на неопределённых деталях, на моментах пропадания, на авторской невыявленности себя в мире окружающих предметов и (и)дей[ствий?].
        Голова не болит с утра, / Просто / Хочется скрыться от снега. / В сутолоке фаст-фуда / Или в рюмочной, / Только рано — / До трёх дня ни-ни. / Ветер из уха в ухо. / Мозг как ценный клад. / В коробочке из-под монпансье / На сорокаградусном морозе.

Дарья Суховей

        В стихах Банниковой присутствует не только стоические мотивы (идущие как от очевидно близких ей классиков русского верлибра, так и от стихов Марии Петровых, Инны Лиснянской, Татьяны Бек), но также парадоксальная joie de vivre, свойственная современному лирическому субъекту. Перед нами нечастый сегодня образец городской лирики классического образца.
        Лезвия, / оставленные прежним / открытки, / дверь — / с ключом / в руке... / в аптеке / скидки.

Денис Ларионов

        Михаил Бару. Цветы на обоях
        М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2010. — 191 с. — (Поэтическая библиотека)

        Сборник московского поэта, прозаика, эссеиста и журналиста, одного из ведущих авторов русских хайку, включает не только их, но и (в меньшей степени) иные миниатюры (в т.ч. отечественные дериваты танка). В миниатюрах Бару преимущественно продолжает себя та линия мирового движения сочинителей трехстиший, в которой отказ от строгого следования канону не ведёт к радикальному его преобразованию. «Приручение» жанра идёт через замену глубинной философии первоисточника свободным лирическим (с доброй долей иронии) излиянием.
        весенний денёк / стайка девчушек / щебечет, клюёт попкорн

Д. Д.

        Иван Бекетов. Цвет пшеничный
        Алматы, 2009. — 60 с.

        Дебютная книга молодого автора из Казахстана, работающего с крупной формой, понимаемой Бекетовым довольно широко: цикл стихов («Цвет пшеничный»), классическая (в модернистском изводе) поэма («Полифония в год Мыши»), алеаторическая композиция («То тёплый дом», «Не успокоение о себе»). В отличие от ровесников, чья творческая практика основана на похожей генерации текста, циклы Бекетова направлены на преодоление ситуации, афористично описанной в эпохальной книге Мишеля Фуко «Слова и вещи»(1966): «Человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке». Кроме того, в определённой степени пратекстом поэзии Бекетова является польская поэзия второй половины двадцатого века (недаром в тексте «Полифония в год Мыши» в эпиграф вынесены строки из Збигнева Херберта): литературу этого региона отличает интерес к предметному миру и выведению иронических максим (кроме уже названного Херберта, можно вспомнить имена Милоша, Александра Вата, Тадеуша Ружевича и др.). Стоит напомнить, что некоторые из этих авторов входят в сферу переводческих интересов Сергея Морейно, линию которого — осознанно или нет — продолжает Бекетов.
        в симптомах вглядывания о себе витража / назойливая каракатится / шествия согласования / склизкий зуд нескончаемости / плотность разделения надвое / высветляется так становится видно сердцевину / степного о себе пространства / блёклое говорение пелены / молчаливое о себе вспыхивание / кружение сторон / показатель данности без о себе / выделение чайного цвета / сахарная неустойчивость / остывание

Денис Ларионов

        Сергей Бирюков. POESIS ПОЭЗИС POESIS: Книга стихотворений
        М.: Центр современной литературы, 2009. — 188 с. — (Русский Гулливер)

        Толстая книга поэта-неоавангардиста и авангардоведа (р. 1950), вышедшая в Москве, — первая подробная после многих рассеянных по микроиздательствам Европы небольших малотиражных раритетов. В многообразии возможностей авангарда и поставангарда — от симультанности и телесности до зауми и будто бы излишней лингвистичности стихотворений, языковой заострённости каждого знака / звука — прослеживается главное. И это главное вот в чём: стихо-творение (акт творения, поэзис) реализуется как физиологический жест, как действительное действие. Будь то бытие живого существа, в произносительных подробностях звука, или маленькая смерть, ранение — в визуально-трепанационных изломах слов и выходах структуры (остей восприятия) на поверхность.
        узнать как пятятся корни / деревьев / в сторону знака / в сторону корня из минус единицы / понять обратный ход / это собственно вот / постижение / на уровне меты и мета / и движение / от к до / и обратное / обратное знака / (запомнить)

        Вероника Боде. Берега те и эти: Стихотворения и рассказы
        / Предисл. Е. Фанайловой. — М.: Новое литературное обозрение, 2009. — 232 с.

        В аннотации издание обозначено как «книга прозы известного журналиста». Однако Вероника Боде известна тем, что в начале 1990-х годов занималась собиранием современной литературы, сотрудничая в легендарной газете «Гуманитарный фонд», выпустила два небольших сборника стихов. Затем Боде некоторое время жила в США, и открывающий книгу небольшой поэтический раздел включает стихи, написанные в эмиграции — во второй половине 1990-х; главное в стихах — чувство пространства, одиночества, отрешённости.
        На перекрёстке десяти дорог / лежит судьбы разбитая посуда, / и правда не откроется, покуда / в той местности никто не одинок, / и тихо смотрит на меня оттуда / мой девочка мой мальчик мой зверёк.

Дарья Суховей

        В стихотворном разделе книги представлена эмигрантская лирика, созданная во время, когда «эмиграция / это уже не вопрос / уровня жизни социального строя / а только климата» (Ст. Львовский). Классический комплекс разрыва с Родиной разрешается вытеснением и попыткой найти твёрдые ценностные ориентиры в рамках предложенной вариантности. В этом стратегия Боде противоположна стратегии некоторых эмигрантских поэтов её поколения: например, у Александры Петровой картины московской и итальянской жизни приобретают катастрофические черты.
        Но почему так страшно далеко — / за тишиной, за мглой водораздела, / залитого железным молоком... / И длится жизнь — тайком, особняком... / А страсть всё мечется по клетке тела / отравленным, оставленным зверьком.

Денис Ларионов

        Екатерина Боярских. Женщина из Кимея
        М.: Время, 2009. — 128 с. — (Поэтическая библиотека).

        Вторая книга иркутского поэта ярко демонстрирует разные грани её неоромантической поэтики, проникнутой глубоким влиянием сибирского фольклора. Проводником этой традиции выступает, прежде всего, песенное наследие так называемого «сибирского панка» (в лице Яны Дягилевой и Егора Летова), с которым стихотворения этой книги демонстрируют определённое внутреннее родство. Видно это и в частом использовании «шаманской» интонации, нагнетающей напряжение за счёт своеобразного циклического развития лирического повествования. В отличие от многих других авторов со смежными ориентирами, Боярских не пренебрегает книжной культурой и активно прибегает к конвенциональным формам.
        Проезжаем Братск, темнота кругом. / Так легко бежать мимо чёрных гор / и шептать им, что смерти нет. / Так легко читать мимо мелких букв: / полночь близко, а смерти нет. / В синеву в снегу я бегу, бегу, / помощь близко, а смерти нет.

Кирилл Корчагин

        Подрифмованный, но не скованный в твёрдые структурные формы стих Боярских производит впечатление «текучего», «гибкого», это впечатление усиливается благодаря свободно-ассоциативным метафорам и сопряжениям далековатых понятий (что, собственно и является одним из определений таланта). Читатель таким образом вовлекается в активное сотрудничество — стоит свою систему ассоциаций, отталкиваясь от поэтических текстов Боярских. Много отсылок к детскому восприятию, вообще к детству, в символьном ряде присутствуют основные формообразующие элементы — воздух, вода, земля. Ещё один «работающий» образ — железной дороги, сшивающей разнородные и часто враждебные пространства.
        Из окна клевера клевета, маета коров уже не видна, / суматоха рыб, верб, рук, / всех быть, верящих проснуться навек, / спешащих упасть вверх, / до начала иных их, / до гари и чада иного дня. / Дети пепла, дети тепла, это не вы сейчас, / это в ночи исказилась иная ночь, / ночью уходят вагоны-прочь, вагоны-сквозь, / это в ночи отразилась иная ночь, / там Амарита танцует, не ходит, не говорит, / постель её сгнила от ползучих роз, / пятнистую кожу гложет жаркая пустота...

Мария Галина

        Хтонические стихи с напевной и одновременно захлёбывающейся мелодикой языческого заговора. Но в центре этого фольклорного мира — современный человек, живущий в привычной, вполне урбанистической реальности, точнее — на стыке Города и Природы. Оттого название и отсылает к Урсуле Ле Гуин, к её особому, экологическому, феминизму. Город человеку враждебен, а природа вроде бы дружественна, но сама бессильна, при всём своём могуществе она — жертва. Человек же равно отчуждён и от того и от другого начала, одинок, замкнут в самом себе, беспомощен и беспощаден одновременно.
        Река Каторжанка впадает в реку Больницу. / Вода водой отражаясь, не могут соединиться / сразу — идут бог о бог, бегут, бегут без одежды / в холодные гардеробы, будто за руку / держит / кто-то кого-то страшный, / и холодно каждой дважды. / Стены — голые скалы, в скалах — белые тропки / случайных улок, диких, чужих, безродных, / будто по ним всходит кто-то куда-то точный, / а река Каторжанка больше не знает брода, / молча / тонет в эфирном дыме, в омуте кислорода.

Евгения Риц

        Некоторые книги напоминают сборники заметок, в которых каждое стихотворение существует по отдельности. «Женщина из Кимея» Екатерины Боярских — полная противоположность: этот универсум, созданный автором, удивит читателя своей цельностью. Эту книгу можно прочитать как собрание мифов — о сёстрах Магдалены, о маленьком мамонте, о деревянном домовёныше, о стеклянной медведихе и т. д. В то же время можно найти в этой книге отражение нашего мира, вместо мифа — философскую притчу, вместо фэнтезийной картины — знакомый пейзаж, но увиденный под особым углом зрения. Перечисления, повторы, игра созвучиями, иногда тонический стих — всё это заставляет вспомнить фольклор, народные лирические песни и заговоры. Поэтика заклинаний, казалось бы, не нова в русской поэзии, но Екатерина Боярских обращается со словами особенно осторожно, без резкостей, почти без императивных форм.
        Ангелы стали вещи, в дождь им не будет жарко, / в дождь им не страшно лодку ласково раскачать. / Вот ветряная арка, вот дождевая арка. / Мы утонули в лете, можно и промолчать.

Елена Горшкова

        Большая книга очень разных стихотворений представляется весьма целостной композиционно и акустически (да, я в курсе, что пишу про книгу без авторского чтения). Многие критики говорят о родстве поэтики Боярских с поэтикой песен русского рока, мне видится более глубинный субстрат сказки, питающий и рок-песню и другие формы эстетического претворения мира; название отсылает к Урсуле Ле Гуин. Только в отличие от обычной сказки, которую рассказывают, читают или слушают, в случае со стихами Боярских — в сказке живут, осторожно переступая с одних архетипических брёвнышек на другие, след в след.
        Большая медведиха шла о реку / сама с собой о руку, / тут пахнет пламенем, тут плаваньем, / вот уж земля под ногами мокрая. Обе дороги равные. / Мимо глаз, по корням волос, по краям болот / шла большая медведиха, / шла по горам по донышку, шла на плоту по радужке. / У неё на губах промоины, на шее царапины, / у неё на щеках проталины, на кусту облепиха дикая, / злая-кислая-виноватая, от неё озноб берёт.

Дарья Суховей

        Вилли Брайнин-Пассек. К нежной варварской речи: Стихотворения
        / Предисл. Ю. Арабова. — CПб.: Алетейя, 2009. — 94 с. — (Серия «Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы»).

        Книга поэта и исследователя музыки, родившегося в Нижнем Тагиле, ныне живущего между Москвой и Ганновером. Сборник составлен в обратном хронологическом порядке, так что начинается изощрёнными поэтическими нарративами, полными языковой и структурной игры, философской иронии и т.п., а завершается тонкой, но не лишённой избыточного пафоса лирикой, по-видимому ориентированной на традицию Арсения Тарковского. В сборнике также представлены переводы из Г. Гессе, Дж. Китса, П. Б. Шелли.
        ... Прощай, прощай, могучий океан. / Прощай, прощай, пингвин и павиан, / и барышни прелестные туда же. / Отсюда, сверху, на далёком пляже / не видно ни души. Застыв, стоит, / изображая волны, малахит, / которого здесь столько, что неловко / его дарить — получится дешёвка.

        Михаил Бузник. Закладки для неба
        Париж: YMCA-Press; М.: Русский путь, 2009. — 136 с.

        Есть особый феномен — яркие поэты, существующие в пространстве иноязычного перевода, как своего рода послы русского стихосложения в иных культурах, — но малоизвестные собственно в России. Таков был покойный недооценённый поэт Александр Карвовский, таков и Михаил Бузник; функция медиатора, сообщателя культур специфичен, но, быть может, в ней есть некий собственный, особый разворот зрения и слуха. Стихи Бузника — пример христианской поэзии, но того толка, что создаётся в ситуации «после Освенцима», когда произнесение возможно лишь на уровне констатации голого чувства и голой мысли.
        Быстролётное различие / красоты — / вечности причина. // Многоточия небесные / изогнуты глаголами / Галилейскими. // Огнями залита / смерть. // Над недвижной точкой / бытия — / Лик нерукотворный.

Д.Д.

        Евгений Бунимович. Линия отрыва
        М.: Новая газета, 2009. — 136 с.

        Бывает, что по прочтении сборника стихов чувствуешь, что натолкнулся на некоторый предел. Бунимович по-разному, но всякий раз со смелостью и обречённостью вырывает поэзию из языкового клише, которое остаточным наслоением остаётся на ней, извлечённой, только тем и позволяя нам оценить языковое чутьё автора: штамп как консервант живого и обычно горького смысла. В книге собраны самые известные стихотворения Бунимовича, и, перелистывая её, удивляешься, как много его находок, оказывается, укоренено в твоём сознании, наслышано и начитано туда в разные годы. Также в «Линию отрыва» вошли новые стихи. Обращает на себя внимание и оформление книги, где каждая страница автонимно иллюстрирует название — то есть снабжена перфорацией: так читателю, в полном соответствии с иронической позицией поэтики Бунимовича, предлагается сделать из книги множество календарных листов, оставленных на столе записок, наблюдений, замет.
        — Кто последний в жертву богу Ра? / Надо было занимать с утра! // — Кто последний выплатить оброк? / — Стенька был последним, да убёг... // — Кто последний в полковой бордель? / — Здесь по записи. Не меньше двух недель. // — Кто последний на контакт с внеземной / цивилизацией? / — Вы за мной.

Лев Оборин

        Евгений Бунимович. Избранное
        / Вст. ст. Д.Бака. — М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2010. — 223 с. — (Поэтическая библиотека).

        Книга открывает читателю целую историю освоения поэзией новых городских пространств, новых сторон современной обыденной жизни: однотипных панельных домов, «параллелепипедов»; Бунимович делает эстетически интересным то, что долго считалось в поэзии неинтересным. Он присматривается к быту, к мелким деталям, которые знает любой, но почему-то не вглядывается, не интересуется, а потом оказывается, что через эти крупицы и проглядывает идеология, политика, бардак или порядок. Это поэзия гражданина, семьянина, учителя, а потом и депутата.
        Прости меня, в коляске спящий сын, / что в этом доме выпало родиться, / но, может, сила вся родных осин / в том, что они родные, и защиплет / в глазах, когда придёшь сюда один / и свой увидишь параллелепипед.

Сергей Пронин

        Светлана Бунина. Удел цветка
        М.: Воймега, 2009. — 64 с. — (Серия «Приближение»).

        Первая книга стихов московского (прежде — харьковского) поэта и филолога. В поэзии Буниной сталкиваются лирическое говорение и богатый интертекстуальный и мифологический слои (ср., к примеру, одно из центральных стихотворений книги «Из Выготского» или цикл «Фрагменты греческих философов»); при этом собственно лирическое начало преимущественно представлено через косвенное говорение. Особенно надо отметить богатый фонический инструментарий Буниной (не в последнюю очередь связанный с проступанием сквозь русскую речь «памяти» украинской речи).
        — Лейся-лейся, зелёная вода во мне. / На тебе стоящая кровохлёбка / Распрямляется в свете-воздухе-тишине, / Тишине провещая логос и телу лепку...

        Кирилл Бурлуцкий. Fumage
        СПб.: Петрополис, 2009. — 84 с.

        Первая книга молодого поэта родом из Новоуральска, последние несколько лет живущего в Санкт-Петербурге. Название книги отсылает к сюрреалистическому приёму (фр. копчение, окуривание), подразумевающему использование в качестве инструмента для получения изображения копоть свечи, керосиновой лампы и пр. Бурлуцкий выдвигает этот метод как метафору противостояния различным «практикам «концептуализмов»«, к которым он относит «постконцептуализм», «новую искренность» и даже «актуальную поэзию» (!), понятую, видимо, как некое самодостаточное направление. В качестве образцов, на который он ориентируется, Бурлуцкий называет футуризм и имажинизм. Вне авторской манифестации опыты Бурлуцкого представляют собой местами занятный пример канонизации (пост)авангардных приёмов (от зауми до произвольной графики).
        Мне нет ни сна, и ночь — не мгла, / ни дела, / и так долгое — не лето.

        Светлана Василенко. Проза в столбик: Книга стихов
        М.: Союз российских писателей, 2010. — 112 с.

        Обращение известного прозаика Светланы Василенко к поэзии было встречено некоторыми из окружающих литераторов насторожённо. Несколько кокетливое (либо же просто использованное в целях самозащиты) определение, вынесенное в заголовок сборника, — «Проза в столбик», — не должно обманывать. Перед нами именно стихи, яркий образец лирического, рефлективного, медиативного, притчевого верлибра (хотя сама Василенко, кажется, сознательно избегает данного термина); если же искать собственно структурный смысл в заголовке, то он, вероятно, связан с нарративностью многих поэтических текстов Василенко. Впрочем, в книге можно встретить и несколько примеров регулярного стиха, отнюдь не выпадающего из общей канвы сборника. Человеческий опыт, многообразие памяти и переживание прошедшего как настоящего пронизывают поэтические тексты этой книги.
        ...Мы встречаем знакомых / И просто людей, / Что хорошими вроде бы были, / Но так сильно любили, / Так сильно горели, / Что попали сюда / Догорать / Угольками. / Уголками / Губ улыбаясь, / Я с ними / Здороваюсь. / Здрасьте! Я ваша тётя. / Я приехала / Ненадолго, / Но может быть, скоро / Буду здесь у вас жить...

Д.Д.

        Дмитрий Веденяпин. Между шкафом и небом: Проза. Стихи
        М.: Текст, 2009. — 112 с.

        Главной задачей поэзии как искусства является сражение со смертью. «Смерть можно будет победить усильем воскресенья» — эти слова Пастернака относят решение проблемы к будущему времени. Собственно, это сражение со временем и эта победа над смертью и совершается на глазах у читателя стихов и прозы Дмитрия Веденяпина. Волей автора читатель утешительно убеждается в ложной окончательности слов «нет» и «никогда». Из локальной картины пунктирно воссозданного детского рая «между папой и мамой» каким-то чудом — индуктивно — возникает не просто твёрдая вера, но и знание: «Есть только то, чего как будто нет», «Все умерли... Никто не умер». Время как линейная категория, как путь «от и к» отменяется: «Тот, кто думает, что всё уже было, / Держит удочку не той стороною». Человек, глядящий на мир через «очки Савонаролы» — очки смерти, довольно скоро обнаруживает, что их функция сводится к постановке взгляда — и эти очки сами собой исчезают. Воспроизводя — и в стихах, и в прозе — свои детские состояния до того момента, когда эти очки были надеты, глазами человека, который эти очки уже снял, Дмитрий Веденяпин создаёт мир, где смерть была и была побеждена.
        Лучи, иголки, дачное лото / Сошлись в пролёте, недоступном глазу, / На глубине, где даже Ив Кусто, / Пока был жив, не побывал ни разу.

Татьяна Нешумова

        Анастасия Векшина. Море рядом: Первая книга стихов и прозы
        М.: ООО «НИПКЦ Восход-А», 2009. — 64 с.

        Небольшая книга Анастасии Векшиной включает стихи и прозу, написанные за последние несколько лет. Стихи — в основном верлибры, конструкции из сверхпрочного и очень лёгкого материала. Эти стихи заставляют говорить о «женской поэзии» в самом безоценочном, констатирующем значении: тут есть какая-то тайна, мужчине недоступная, и поэтому мужчина бы так не написал. Кажется, будто текст всей размеренной нежностью и точностью зрения чему-то противостоит и это побеждает. Прозаические опыты Насти Векшиной нельзя резко отграничить от её лирики — в основе этих текстов, как и в случае многих стихотворений, лежат детализованные воспоминания, выбирающие из времени безусловно лиричный момент, и есть интригующая вероятность, что это — сам момент наблюдения.
        Мне снится иногда, что всё ещё брожу / в лесах многоэтажек, / ищу метро в районе незнакомом, / автобус жду, и пыль отечества клубится на ударной стройке. / ...строка же убежит из сна под горку / по коже мостовой и мимо кирхи, / и холодно пищат какие-то чижи, / и вороны огромные в штанах / каштанами в футбол играют.

Лев Оборин

        Владимир Воронцов. Начало третьего: Стихи
        Алматы, 2009. — 62 с.

        Первая книга поэта из Алма-Аты. Из всех поэтов-ровесников своего региона (среди которых уже заявившие о себе Павел Погода и Иван Бекетов), для которых тем или иным образом важен опыт битников, Воронцов наиболее полно воспринял практики классиков этого движения (см. «Веру и техники современной прозы» Джека Керуака). Тексты максимально искренни (речь не о «новой искренности»), «обнажены» и требует незамедлительной реакции читателя, — всё это не отменяет преобладающей установки на оптимистическую альтернативу. Маркеры «юродства», которыми изобилует книга, сочетаются с европейскими техниками письма и, как писали в предисловиях советского времени, «знанием народной жизни»
        и я погнул колесо велосипеда / налетев на камень неудачно / идея гнать неизвестно куда / вдоль аллей витрин заборов / потеряла смысл / первая мысль бросить велосипед / и идти была слишком глупа / велосипед не дешёвая игрушка / чтобы можно было его бросать / вторая мысль надо радоваться тому / что я не разбился / и ничего себе не поцарапал / сменилась третьей горькой мыслью / о сплошном невезении и неудаче / о фатальной безысходности и отсутствии смысла / я шёл волоча испорченный велосипед / не имея сил изменить ситуацию / не имея сил даже повлиять на ход собственных мыслей

Денис Ларионов

        Александр Габов. Самая Вторая Звезда
        Новосибирск: Новосибирское кн. изд-во, 2009. — 96 с.

        Сборник молодого новосибирского поэта. Александр Габов, соединяя слэмовский напор, неврастеническую социопатию сибирского панка, левацкую риторику и поставангардные приёмы, в лучших текстах, которые лишены непреднамеренного инфантилизма, достигает весьма сильного эффекта.
        ... Такой сухой анализ обманов и сплетен, / Такие сполохи на песке, / Мир бесконечно дискретен, / Будь всегда налегке.

        Гранат / Анор: Современная поэзия в Узбекистане
        / Сост. и ред. С.Янышев. — М.: Изд-во Р. Элинина; Изд. центр «Новая Юность», 2009. — 216 с.

        Первая в новейшее время антология современной узбекской поэзии продолжает линию альманаха «Малый Шёлковый Путь». В томе представлены поэты, пишущие и по-узбекски, и по-русски, однако принципиальным для составителя явилось то, чтобы автор в настоящее время жил в Узбекистане (этим может объясняться отсутствие многих представителей «ферганской школы» — однако отсутствует и Шамшад Абдуллаев). Среди наиболее известных авторов антологии — Сухбат Афлатуни и Александр Файнберг.
        так переполнила душу весна / слёзы из глаз // на улицу выскочил // ветер гудит и люди идут / отворачиваются от ветра и нет тебя среди них // домой воротился и сел в темноте / у Бога просить прощенья (Сабит Мадалиев)

Д.Д.

        Андрей Грицман. Вариации на тему: Избранные стихотворения и поэмы
        М.: Время, 2009. — 224 с. — (Поэтическая библиотека).

        Интонационный выбор Андрея Грицмана — отказ от музыкальности, довлеющего над русской просодией «абсолютного слуха» («голос мой загрубел, «сел» и «сломался»«, — признаёт он в предисловии). Тем выразительнее музыкальный подтекст в заглавии сборника. Ибо отказ от музыки — шифр для поэтов русского зарубежья исконный, знаковый. Под этим знаком происходит прощание с классической культурой; вот и ностальгическая цитация Грицмана отсылает по большей части к Пушкину, Лермонтову, Уитмену — веку позапрошлому, и лишь затем к двум последующим. Исключительно удачное избранное русско-американского поэта и издателя с прилагающимся авторским чтением на CD.
        Хорошо также приезжать в Лефортово / и сидеть на своём единственном клочке / на мёртвой пасеке у улья с пеплом. / И тянет не гранулирующаяся рана, / а тепловая точка, / которая всё более крепнет.

Светлана Бунина

        День открытых окон 3: Стихи участников II Московского фестиваля университетской поэзии
        М., 2010. — 160 с.

        Новая книга из серии, начатой в 2007 году первым «Днём открытых окон», представляет стихи участников второго Фестиваля университетской поэзии, прошедшего осенью на базе РГГУ стараниями Юрия и Анны Орлицких, Александры Бабушкиной и других участников студии «Литпроект». Помимо собственно корпуса текстов, являющего собой срез поэтик, в которых работают молодые русские авторы, книга ценна рефлексией по поводу места поэзии в университете: в конце приводятся высказывания участников дискуссии по этому вопросу. Парадоксально, но почти все они начинают с того, что никакой особой «университетской поэзии» не существует, но при этом есть некое не определённое ещё явление, ниша, работа в которой должна принести важные результаты — хотя бы организация встреч молодых поэтов, которых формально можно назвать «университетскими», публикация их в одном пространстве, дающем возможность для осознания контекста. В новом сборнике география стала ещё более представительной: присутствуют авторы не только из Москвы, Санкт-Петербурга и ставших в последние годы поэтическими центрами Нижнего Новгорода, Калининграда и Челябинска, но также поэты из других российских городов и стран зарубежья (Украина, Беларусь, Турция, Франция).
        Раскалённый август, запах пшеничных тел. / Полусонные карлицы шагают по спелой воде, / Но им никогда не пройти эту реку вброд, / И мелькают за ними тени топоров да бород. (Галина Рымбу)
        Вода расходится и шепчет; / вода, сворачиваясь в жемчуг / и женщину, почти проходит (?) — / вода не ходит. (Дмитрий Машарыгин)
        холодильник глубокой весной // с поверхности / всё утро счищали птиц // медленно садились красивые насекомые // около того // посмертная запись / через цветение: / кроме как космос // и ещё // лампы дневного света / продолжают работу (Андрей Черкасов)

Лев Оборин

        Сборник включает как стихи малоизвестных поэтов, так и той части поэтической молодёжи, что уже относительно известна в литературных кругах (А. Маниченко, Д. Ларионова, Л. Оборина, А. Черкасова, Д. Машарыгина, Э. Лукоянова и других). В отличие от предыдущих двух сборников в данном томе сделана попытка расширить круг авторов за счёт привлечения авторов из ближайшего зарубежья и Турции (в переводах Ю. Орлицкого). Среди данной выборки можно отметить интерес к нарративному акцентному стиху в духе Андрея Родионова (М. Маркевич, К. Кюне), к лирике, развивающей достижения младшего поколения постконцепутализма (А. Маниченко, А. Филатов) и более герметичных поэтик 90-х (А. Черкасов, Д. Ларионов), метафизически-почвенной поэзии (М. Кирдань) и русскому авангарду 20-х (Э. Лукоянов, Д. Машарыгин), а также к сложной интерференции всех этих ориентиров (Т. Барботина, А. Циферблат).
        Но капля тихая заглушит звон, / и не вернётся в жидкий дом песок, просеян через слух. / Так и сворачивается кровь разлучённая с собой. (Э. Лукоянов)
        Теперь здесь агрессивная среда, где // а) осколки роз, подрезанные взрывом климата; // б) опыт тока. // Оптика немеет. // Трое на берегу травмы. (Д. Ларионов)

Кирилл Корчагин

        Ксения Дьяконова. Флорианополь
        СПб: Геликон Плюс, 2010. — 104 с.

        Новая книга Ксении Дьяконовой — молодого автора петербургского происхождения, живущей в Барселоне. Книга названа экзотизмом — именем бразильского города, о котором речь только в одном стихотворении и про который — и только про который — повествует аннотация (ничего об авторе, датировках, никаких приветствий и разъяснений). Все стихи книги — неназванные, писанные в рифму традиционными размерами, за исключением одного короткого верлибра. Впрочем, интуитивно кажется, что Ксения Дьяконова именно этой книгой расправляет крылья, ровно в тех пределах, которые для неё органичны.
        Бог в приёмной врача ждёт очереди кого-то, / кому плохо; но не за тем, чтобы излечить, / а чтоб просто быть рядом. В этом его забота, / и, увы, ему с нами не о чем говорить. / Временами он моет стёкла автомобилей, / превратившись в мальчишку с улицы. А порой / он внезапно бросает тех, кого мы любили, / и за тех, кого ненавидим, стоит горой.

Дарья Суховей

        Алексей Дьячков. Райцентр
        М.: Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2010. — 159 с. — (Поэтическая библиотека)

        Сборник тульского поэта. Стихи Алексея Дьячкова представляют собой своего рода идиллии, наполненные сентиментально-ироничным восприятием окружающей действительности. Мир Дьячкова статичен, но это не статуарная недвижность, а вполне насыщенное живыми деталями пространство, полное мелких движений, принципиально, однако, не меняющих общего спокойствия. Интересна работа поэта с инверсиями, неточными рифмами и т.п.
        Колхозной рощи окоём / порвал небес края, / и льёт. И льёт кисель ручьём / в морковные поля. / И если облака принять / за отраженье нас, / то я в траве — ни дать ни взять — / в сраженья гуще князь...

        Елена Елагина. В поле зрения: Книга стихов
        СПб.: Журнал «Звезда», 2009. — 80 с. — (Urbi: Литературный альманах. Вып. 52: серия «Новый Орфей» (29))

        Шестая книга петербургского поэта и арт-критика. Высококультурная, просодически выверенная, психологически заострённая поэзия.
        Либо череп, обтянутый кожей, / Либо рыхлое рыло свиньи — / выбирай свою старость, пригожий, / Не по письмам мадам Совиньи, / А по атласам анатомички, / По готовым к прощанью гробам, / Вьются в небе беспечные птички, / Обеспечен приют муравьям...

Д.Д.

        Ирина Ермакова. В ожидании праздника: Стихотворения 1989-2007
        Владивосток: Альманах «Рубеж», 2009. — 132 с. — (Серия «Линия прилива»).

        Избранное московского поэта, заметного представителя постакмеизма, лауреата премии «Московский счёт» (2007). Стих Ермаковой гибок и насыщен, несколько выступая при этом за рамки традиционной просодии; ритм не боится следовать за изгибами темы, которая, в свою очередь, эволюционирует от пейзажной, насыщенной культурными параллелями лирики ранних книг к одухотворённому бытописательству поздних. Тем не менее, весь сборник пронизывает ощущение присутствия античности (вернее, её «аполлонической» стороны) в поздней советской и ранней постсоветской реальности, что можно назвать отличительной чертой оптики поэта.
        жаркие соки поют на юру / в жилах ствола налитого / кожура лоснится и к ноябрю / всё наконец готово // огненное деревце гранатомёт / за казармой треснуло в корень / красным колесом рассыпая взвод / ничего не помнящих зёрен

Кирилл Корчагин

        Избранные стихи одной из самых ярких представителей «поколения временного провала». Тех, чьё творческое становление пришлось на распад Советского Союза (первая книга Ермаковой вышла в 1991 году) и кто активно участвует сейчас в формировании поэтической картины, можно пересчитать по пальцам обеих рук. Ирина Ермакова — поэт, скорее наследующий традиции (очевидно акмеистической), чем взламывающий её. Тем не менее, она занимает свою — и, пожалуй, уникальную — нишу в современной поэзии:
        На границе традиций и авангарда / из затоптанной почвы взошла роза / лепества дыбом винтом рожа / семь шипов веером сквозь ограду // Распустилась красно торчит гордо / тянет корни наглые в обе зоны / в глуховом бурьяне в репьях по горло / а кругом кустятся ещё бутоны
        Можно считать это поэтической декларацией, — а также, благодаря очень узнаваемой, «ермаковской» интонации, неким фирменным знаком. Однако поэтика Ермаковой тем и интересна, что вмещает в себя больше: сборник не столько «заточен» под Владивостокский проект, сколько естественно встраивается в него — здесь много стихов о море и открытых пространствах, обживаемых в том числе и в контексте «тоски по мировой культуре».

Мария Галина

        За бутылочкой Клейна
        / Сост. Ю.Андреева. — СПб., 2009. — 408 с., ил. — (Серия «Петраэдр», вып. 14).

        Странный петербургский сборник стихов и прозы объединяет тексты, так или иначе, с точки зрения составителей, имеющие отношение к абсурду. Понятие абсурда в эстетике имеет весьма неопределённый объём: от нонсенса чудаков Лира и Кэрролла до постулированного Бретоном чёрного юмора, от обэриутской сиротливой квазиметафизики до пронзительно холодной беккетовской невозможности осмысленного бытия. Авторы сборника «За бутылочкой Клейна» пошли каждый своим путём, обыкновенно не особенно далеко углубляясь. Стоит отметить трагические стихи Ганны Шевченко (обыкновенно более заметной как прозаик), миниатюры Арсена Мирзаева, неожиданные хайку Нины Горлановой.
        Даже комары / пользуются лифтом / в приличных домах (Н. Горланова)

        Светлана Захарова. Одночитафам лесызинец
        М.: Издательство Икар, 2008. — 104 с.

        Сборник поэтессы, ныне живущей в Бельгии. Поставангардная поэтика Светланы Захаровой построена на противоречии между максимальным обнажением собственной субъектности и максимальным же устранением из текста любых его специфических черт (т.е. «прямое высказывание» высказывается «нулевым», абстрактным субъектом, что не отменяет глубинной убедительности такого говорения). В книге также представлены переводы Захаровой с нидерландского и с африкаанс.
        Рука об руку говорю что люблю / но в окнах снов закованы взгляды / бредём вдоль озёр // близоруко // запястья ли пальцы захвачены / белым ли жёлтым золотом / осень или зима // давай это будет сон в руку / вот моя вена вот моя кровь пей / до дна

Д.Д.

        Сергей Зхус. TECHNO Муха TECHNO Цокотуха
        М.: ИД delirium sanctorum, 2009. — 64 с.

        Московский поэт (р. 1971) характеризует свой творческий метод как «кибер-техно-хармс-треш». Технократические и мифологические образы облачены чаще всего в рифмованные формы, соединение элементов, на первый взгляд, наследует алогичности ОБЭРИУ, однако при дальнейшем чтении в образной насыщенности обнаруживается некая альтернативная мироупорядоченность.
        Младенец льва, как чёрный треугольник / В квадрате джунглей медленно растёт. / Спиралевидный лев терзает небо / В глазах енотовидной стрекозы. / И синие чулки у пистолета, / Как мясо неба, вышедшего вдруг, / На мраморном пределе скоростей / Стреляют из окружности природы.

Дарья Суховей

        Владимир Иванов. Мальчик для бытия: Стихотворения
        М.: Журнал поэзии «Арион», 2009. — 72 с.

        Первая книга костромского поэта, до того публиковавшегося в толстых журналах. Повествовательное лироэпическое начало стремится у Владимира Иванова преобразоваться в своего рода поэтический сказ. Особняком в книге стоят трагииронические миниатюры.
        Вскрываем тут недавно чувака, / Ну скальпель там, трепан... хи-хи, ха-ха. / Разрезали... Хуяк! А там река — / Луна, камыш, рыбак у костерка... / Он нам: «Привет», а мы ему: «Пока», / Ну и зашили на х... от греха.

Д.Д.

        Анджей Иконников-Галицкий. Дорога в Монгун-Тайгу
        СПб.: Балтийские сезоны, 2009. — 104 с.

        Третья книга стихотворений петербургского поэта. Большую часть составляют стихотворения последнего десятилетия и более ранние избранные стихи, а в конце дана собственно «Дорога в Монгун-Тайгу», цикл стихотворений, практически поэма о путешествии в отдалённый горный район Тувы. Эмоциональное состояние — очищения от страстей (про каковые экспедиционные страсти — влюблённости и распития — много в начале и середине книги) при восхождении на перевал — сопровождается внутренним очищением слога, освобождением образности и стиха.
        Воздух заледенел. / Солнце выпил монгол. / Отсвет на его дне / свернулся как молоко. / Горы шли на восток / в пёстрых робах из шкур. / Двигатель охнул: «Стоп!» — / на низеньком бережку. / Звёзды вышли звенеть — / Соль на второй черте. / Мы прилегли к земле. / Лучик — чечек черде.

Дарья Суховей

        Нина Искренко. Нулевая Твердь: Стихи 1989 года
        / Ред. тома Д. Кузьмин. — М.: АРГО-РИСК, Книжное обозрение, 2009. — 88 с.

        Книга представляет собой четырнадцатый том из собрания сочинений Нины Искренко (1951-1995), составленного ею самой. Стихотворения, написанные в разгар Перестройки (1988), по вполне очевидным причинам носят острополитический характер, приёмы полистилистики, инструментарий концептуализма и соц-арта используются здесь как инструменты сатирической рефлексии (впоследствии над ними будет достроен ещё один, сугубо философский уровень). Пример тому — знаменитые «Новости дня», «Когда поёт БРИГАДА С», «Особые тройки» и, в первую очередь «Проект конституции», помещённые в книге. Здесь же, однако, — не менее знаменитый «Метацикл» (построенный на расщеплении субъекта говорения) и, вероятно, центральный в томе «Фиванский цикл», в котором злободневный гротеск накладывается на прочную мифологическую основу и подключает ряд дополнительных интертекстов. Издание текстологически выверено, снабжено комментариями, в которых приводятся варианты текстов.
        ... Деточка  А может ты стукачка / Шустрая лаврушкина  подружка / Биогормональная ловушка / и гребёшь своё  по безналичке / Или ты никак с иглы не спрыгнешь / Или что не сходится по Фрейду / У тебя в башке какой-то клавиш / западает / Хочешь сигаретку? / Ну подумай   На кого ты тянешь...

        Евгений Касимов. Нескучный сад: Стихотворения
        Екатеринбург: Творч. объед. «Уральский меридиан», 2009. — 24 с.
        Новый сборник известного екатеринбургского поэта и общественного деятеля состоит из единого цикла. Суггестивность, высказывание, объединяющее максимальную исповедальность и абсурдизм, смягчаются у Касимова несколько большим (благодаря самоиронии), чем у многих уральских поэтов, приятием действительности, что не отменяет общего трагизма этих стихотворений.
        ... Грандиозный, как русская проза, / этот сад, гениальный почти, / словно доктор Чезаре Ломброзо, / наблюдает меня сквозь очки...

        Владимир Кравченко. Мясо помидора
        М.: Э.РА, 2010. — 112 с.

        Первая поэтическая книга Владимира Кравченко говорит о нём как об интересном и ярком авторе. Кравченко — криминальный журналист (между прочим, основатель рубрики «Хроника происшествий» в «МК»), но стихи его отнюдь не репортажны и не публицистичны: перед нами гротескно-сюрреалистические верлибры и деликатные миниатюры.
        белые гуси утки блистают в траве / как множество маленьких солнц

        Михаил Красиков. Неотправимые письма: Note-book
        Харьков: ТО «Эксклюзив», 2009. — 76 с.

        Новая книга харьковского поэта носит отчасти бук-артистский характер —подзаголовок «note-book» в данном случае не метафора: рукописные заметки Красикова, в том числе стихотворные, воспроизведены факсимиле. Издание работает на сочетании эффектов «необязательности» и «подлинности».
        Так спокойно / рука твоя / опирается о мою руку, / будто нам век прожить / рука об руку, / а не дойти / до ближайшего поворота.

        Юрий Кублановский. Перекличка: Стихотворения
        / Послесл. П. Крючкова. — М.: Время, 2010. — 112 с.

        Книга известного поэта включает стихотворения 2003-2009 гг. Юрий Кублановский соединил присущую большинству авторов СМОГа установку на тотальное поэтическое говорение, речевой поток с гораздо большей, нежели Леонид Губанов или Владимир Алейников, вычлененностью отдельных стихотворений из корпуса порождаемой поэзии. В новых стихах Кублановского меньше барочности, детализации, лексической избыточности; в некоторых текстах максимально сближаются лирическое «я» и историко-биографический образ автора.
        ... За рык «пидарасы!» / зарвавшегося Хруща / ища поквитаться, / мы жили на ощупь, ища / и видя мерцанье / забрезжившей было строки — / всё на расстоянье / лишь вытянутой руки. / Но нет — не даётся. / И ненаречённое впрок / впредь не наречётся. / Лишь нежности тяжкий оброк // в груди остаётся / от так и не найденных строк...

        Леонид Латынин. Праздный дневник
        М.: Время, 2010. — 640 с. — (Поэтическая библиотека)

        Том избранных стихотворений московского поэта. Поэзия Леонида Латынина отличается суровой чёткостью, максимальной внятностью экзистенциального высказывания. Особенно стоит выделить поздние стихи Латынина, предстающие жёсткой лирической фиксацией трагического опыта.
        Я заглянул удачно в ад / И быстро вышел вон. / Какой там нынче аккурат, / И как он оснащён. // Котла с компьютером тандем, / И пульт компактный впрок. / Лишь там, где выход был в Эдем, / Висит дверной замок. // Там сера булькает, её / Приятен аромат, / Но остальное бытиё, / Как тыщи лет назад...

        Слава Лён. Столбы за болотцем с колючей проволокой
        М.: Б-ка журнала «Футурум АРТ», 2009. — 204 с.

        Сборник представляет собой первую хронологически (1955-1959) книгу известного деятеля неофициальной литературы, пропагандиста концепции «бронзового века» Славы Лёна. Книга, в заголовке которой обыгрывается называние известного сборника Николая Заболоцкого, открывается манифестом «квалитизма» — так Лён свой метод, предполагающий синтаксический взлом внутри более или менее традиционной просодии. Провокативные тексты Лёна, в т.ч. собственно поэтические, предлагают своего рода мифологизирующую русский авангард и андеграунд программу.
        ... своей рукой учёный / не в меру иерат / Малевич пишет ЧЁРНЫЙ / поэтому КВАДРАТ // и задвигает в угол Коперника / прямой / лишая цвета — уголь / шагая — по прямой...

        Егор Летов. Автографы. Черновые и беловые рукописи. — Т.1: 2002-2007
        Новосибирск: Культурное наследие, 2009. — 192 с.

        Уникальное издание представляет собой первый том собрания черновых и беловых автографов центральной фигуры сибирского панка Егора Летова (1964-2008). Летов, безусловно, занимает уникальное положение в отечественном рок-движении: не только мощнейшим литературным бэкграундом, осознанной установкой на продолжение линии отечественного и мирового авангарда, но и собственно осознанием многих собственных текстов именно как стихотворений, а не песен (отсюда, к примеру, чтение Летовым своих, да и не только своих стихов на многих альбомах). Именно потому настоящий том не есть лишь продукт деятельности фанатов безвременно ушедшей культовой фигуры, но и уникальное собрание материалов, позволяющих понять механику летовского поэтического творчества. Интересно, что подобного рода аутентичного издания рукописей не удостоился, кажется, более никто из крупнейших фигур новой и новейшей неофициальной культуры (исключение составляет лишь том рисунков Даниила Хармса). Ценно и то, что издание начато с рукописей последнего периода летовского творчества, менее всего понятого и осмысленного.
        Видишь в небе звёздочка / Видишь в небе зоренька / Видишь в небе светлая / Увидишь в небе славная / Это Белка и Стрелка / На вечной орбите / Постигают какая земная / Родная Земля

Д.Д.

        Лев Лосев. Говорящий попугай: Седьмая книга стихотворений
        СПб.: Пушкинский фонд, 2009. — 40 с.

        Слова аннотации «это последняя книга стихотворений Льва Лосева, составленная им самим», относятся, собственно, только к первой части книги «Говорящий попугай», куда вошли 24 текста, а второй раздел её составили пять стихотворений, «написанные автором незадолго до смерти» и не попавшие в корпус «Говорящего попугая». Почти все стихи ранее появлялись в периодике, и, будучи включены в книгу, претерпели лишь незначительные изменения, усилившие интимный оттенок адресации: из названия «Памяти Володи Уфлянда» была удалена фамилия друга, а посвящение Евгению Рейну, ранее обозначавшееся «Е.Р.» теперь выглядит по-домашнему — «Жене».
        Новая нота, ясно зазвучавшая в последней книге Лосева, обрадует не всякого любителя его стихов: перед смертью живой классик, чьё обаяние всегда отчасти и заключалось в исключительной сдержанности оценок собственной персоны и совершённого в литературе, вдруг позволил себе публичный подсчёт наличествующих подлинных поэтических голосов и включил в этот ряд себя самого: «Нас в русском языке от силы десять». Хотя и эти подсчёты в русской поэзии давно уже стали традиционны: «нас мало, нас, может быть трое»...
        Предпоследние стихи Лосева — сказанные «с последней прямотой» — звучат для читателя, привыкшего к его ироничной мрачности, скорее привычно, а вот последние — удивляют «лёгкостью» приятия смертельной вести и загадочной последней «улыбкой» «бывшего» мальчика.
        Ребёнку жалко собственного тела, / слезинок, глазок, пальчиков, ногтей. / Он чувствует природу беспредела / природы, зачищающей людей. // Проходят годы. В полном камуфляже / приходит Август кончить старика, / но бывший мальчик не дрожит и даже / чему-то улыбается слегка.

Татьяна Нешумова

        Лотос в воздухе. Индия в стихах русских поэтов
        / Сост. М. И. Синельников. — М.: ИД «Ключ-С», 2009. — 288 с.

        Михаил Синельников, помимо прочего, известен как составитель антологии, показывающей взаимосвязь отечественной поэзии с исламским миром. В новом томе предлагается иной срез, демонстрирующий рецепцию русскими поэтами индийской культуры (а скорее, мифа об Индии). Том составлен не хронологически, а тематически; в трёх разделах предлагаются, условно говоря, поэтические прозрения об общих истоках, собственно образы Индии и — фантазии на данную тему. Представленная в немалом количестве отечественная классика (от Ломоносова до поэтов русского модернизма) не затмевает весьма представительной подборки современных поэтов. Здесь и ушедшие — Александр Межиров, Семён Липкин, и живущие — Михаил Гронас, Евгения Изварина, Алексей Цветков, Евгений Чигрин.
        ... С той поры прошло три года. / Стал святым колхозный пруд. / К нему ходят пилигримы, / А в нём лотосы цветут. / В поле бродят Вишну с Кришной. / Климат мягок, воздух чист, / И с тех пор у нас в деревне / Каждый третий — индуист. (Борис Гребенщиков)

Д.Д.

        Ольга Мартынова. О Введенском. О Чвирике и Чвирке. Исследования в стихах
        М.: Центр современной литературы, 2010. — 76 с. — (Русский Гулливер)

        В новой книге живущая во Франкфурте-на-Майне Ольга Мартынова демонстрирует радикальное обновление и расширение собственных художественных средств. Книга состоит из двух произведений, отдельных и находящихся при этом в напряжённом, похожем на радостный спор, диалоге. Исследование в стихах «О Введенском» — своего рода подвиг проникновения в бесконечно важную, любимую и отчасти недопонимаемую, воспринятую как болезнь или систему сбоев, чужую поэтику. Один из важнейших слоёв «исследования» — попытка «вывести друга из тупика», пусть гениально воплощённого, — оказавшись как бы в одном с Введенским поле (в действительности — травестийно-полемически сконструированном Мартыновой) мнимого творческого всемогущества. Для автора самоочевидны выходы из этой поэтики-мировоззрения в естественность прямого взгляда на мир, в утверждение жизни: в этом смысле «Введенский» — высокий образец женской поэзии, апофеоз хранящей и спасительной (спасающей и поэзию, и человеческую целостность) «нормы». «О Чвирике и Чвирке», следующий за «Введенским» цикл стихов, — «реванш» или, скорее, развёрнутый благодарный ответ «преображённого» Введенского: в стихах действуют Время, Смерть, философские категории, абсолютно «логично» превращающиеся в трогательных персонажей с неповторимыми чертами. Стихотворения, в основном силлабо-тонические, структурно сложные и по отдельности «статичные», как бы задающие пространства с не меняющимся освещением и нелинейным временем, выстроены (помимо сюжета) по признаку нарастания лёгкости: при чтении цикла подряд возникает ощущение невесомости и чуда, в котором возможно не только «присутствовать», но и «участвовать».
        о джаз река моей печали / пинчона птица посредине / ту-ту, биб-биб. // о лодочка вьетнамских шапок / в прозрачном небе стрекозином / ту-ту, биб-биб.

Василий Бородин

        Поэма «О Введенском» — своеобразный гибрид научного исследования и длинного лирического стихотворения с явным уклоном в сторону последнего. Мартынова частично реконструирует просодию Введенского (конечно, не утрачивая собственного голоса), а повествование движется через узловые точки, подсказанные его произведениями («Потец», «Кругом, возможно, бог» и др.). Это «исследование в стихах», по сути, является автокомментарием и к поэтике самой Мартыновой, развёрнутой в цикле «О Чвирике и Чвирке» — диалоге двух эфемерных персонажей (кажется, из рода пернатых). Все эти тексты демонстрируют рафинированный и интеллектуализированный извод постобэриутской традиции, как бы пропущенной через призму классической петербургской стиховой культуры.
        Тот, кто живёт у моря, каждый день наблюдает время, / Оно показывает себя с ленцой, с пижонским размахом, / Взрослые женщины в страшных светящихся платьях / Ходят вдоль моря, им шатко на каблуках и валко, / Их поддерживают седые мужчины, / Чьи усы пахнут вином и страхом.

Кирилл Корчагин

        В отличие от большинства авторов, нерефлективно наследующих Введенскому, Мартынова стремится не просто воссоздать картину экзистенциального бедствия имеющимися подручными средствами (социальные и психологические фрустрации и мн. др.), а, учитывая их, проводит культурологическое исследование, представляющее в сложившейся ситуации огромный интерес. Хочется сопоставить стратегию Мартыновой с установкой другого поэта — Александры Петровой: их объединяет чрезвычайно важная ситуация выхода из «усталого» (А. Гольдштейн) петербургского канона в витальный мировой контекст — у Мартыновой это традиция, условно говоря, «высокого абсурдизма», у Петровой — опыт итальянского герметизма (Монтале, Сальваторе Квазимодо и пр.).
        Два белых тома тоже не всегда / Уходят из сетей ума, / И если нет, тогда / металл бессмыслицы сдаётся, / резвится, как щенок, / клубится, как вода, / которая слизывает себя сама: / ((А воздух море подметал, / как будто море есть металл) — / Это очень обычное, / очень простое, / очень правдоподобное описание моря под пасмурным небом в ветреную погоду. / Но оно и стоит в скобках)

Денис Ларионов

        Минская школа. Альманах поэзии
        / Отв. ред. Д. Строцев. — Вып. 1. — Минск: Новые мехи, 2009. — 194 с.

        Новый альманах, редактируемый известным минским русскоязычным поэтом Дмитрием Строцевым. В двуязычных пространствах, к каковым принадлежит Белоруссия, особенно остро стоит вопрос взаимодействия между языками и литературами на этих языках; в последнее время такие связи налаживаются на Украине, в меньшей степени — в Белоруссии (где национальный язык является по факту знаком оппозиционности). Нынешний альманах в основе своей посвящён русской поэзии Белоруссии (среди авторов — Елена Казанцева, Ярослава Ананко, сам Строцев, Вифсла и Тофсла — т.е. Роман Бернштейн и Виталий Суриков; филолог Ирина Скоропанова), но здесь и переводы с белорусского и польского (также важного в данном пространстве), а также — с грузинского (из Шоты Иаташвили); в качестве гостя — представитель «коньковской школы» Михаил Кукин. Особенно стоит обратить внимание на фигуру умершего в отрочестве (в 14 лет!) Игоря Поглазова (1966- 1980), оставившего очень яркие стихи.
        я нарекаю имена / всей этой твари / которой нет конца / это просто ад / пойми / я мечтаю / о своём творчестве / я хочу называть / свои изделия (Д. Строцев)

Д.Д.

        Александр Миронов. Без огня
        М.: Новое издательство, 2009. — 120 с. — (Новая серия)

        Этот сборник стихов, написанных с 1965 по 2008-й, представляет наиболее полную картину творческого пути Миронова. Почему сборник так называется, могут ответить строчки: «Ты есть? О, я знаю, Ты есть. / Однако, холодно всё же». В этой поэзии всё время слышится потустороннее. Здесь знаки и символы этого мира указывают на что-то в другом мире, на что-то едва уловимое, что можно только нащупать образом, но не мыслью. В стихах до 90-го года проглядывает мистический мир, который неподвластен советской реальности, но потом Миронов реальный мир превращает в фантасмагорию.
        Душе моя, проснись, и заодно / Из века в век, качаясь и звеня, / Мы упадём в разумное окно / Из комнаты, где не было меня.

Сергей Пронин

        Книга разделена на две примерно равные половины — стихи 1970-х, по существу избранное поэта, и новые стихи, написанные в последнее десятилетие. Это порождает своеобразный диалог между двумя частями наследия: «ранний» Миронов, орфически сочетающий просодию и образность Мандельштама с абсурдистской оптикой обэриутов, соотнесён с «поздним», агрессивно деконструирующим свою прежнюю поэтику, принципиально доходя в этом до общей невнятности высказывания, подчёркивающей опустошённость окружающего культурного и бытового пространства.
        Он прошептал ей: «Вот дела... / Да, deja vu, всё это было...» / Она с креста его сняла / и тело чёрное обмыла. // Порхая в праздничном дыму, / в краю игольчатой науки / узнала Мери, почему / так страшно умирают звуки. (1978)
        Вправо, влево: мох и память — / Как её замять? — / Вспрыгнуть вверх собором каинств / И нырнуть опять // В авелево бездорожье, / В розопёрый мох? / Где твоё, Господь, подножье? / Лучше бы я сдох. (2000)

Кирилл Корчагин

        Олеся Николаева. 500 стихотворений и поэм
        / Предисл. Д.Бака. — М.: Арт Хаус медиа, 2009. — 752 с.

        Собрание стихотворений известного московского поэта, построенное по хронологическому принципу. Эта композиция позволяет увидеть творчество Николаевой как достаточно цельное, уже в ранних текстах включающее работу с длинной строкой, однородными элементами текста и т.д. Книга завершается эссе Николаевой, в котором предлагается понимание поэзии как чистой энергии.
        Боюсь, я уже ничего не смогу тебе объяснить, / кроме как шумом деревьев, голосами сов, / которых ты прогоняешь палками, начинаешь звонить / в тревожные колокола, запираешься на засов...

        Алексей Парщиков. Выбранное
        М.: ОГИ, 2010. — 176 с.

        Новое — посмертное — издание избранных стихотворений Алексея Парщикова (1954-2009) отчасти повторяет авторский том «Выбранного» (1996). Кроме того, в нынешнем сборнике публикуются стихи из цикла последних лет «Дирижабли», занимающие лишь малую его часть, но ценные как свидетельство максимальной углублённости поэта до конца жизни в работу с многомерными и многоуровневыми словесно-визуальными образами.
        ... В моём вымытом доме на гравюрах шары зазевавшиеся в очагах и зияниях, / аэронавты летят на причальную мачту, но она постоянно у них за спиной. / Настоящая буря. И куча растений, которым я не знаю названия... / Хитрые пожиратели Солнца — змей воздушный и водяной...

Д.Д.

        Павел Погода. И: Стихи
        Алматы, 2009. — 58 с.

        Первая книга алма-атинского поэта, одного из лидеров нынешней литературной жизни Казахстана. Стихотворения, усложнённые ассоциативными рядами, пресыщенные интертекстом к, скорее, американской, чем российской поэтической традиции. Хотя, может быть, это уже общегеографические тенденции — от борхесовского словарного расширения и палимпсестирования рукописей до гугл-разысканий о свойствах (нужного поэту) мира.
        искал сайт газеты казахстанская правда / сервер адресов ответил: name error: the domain name does not exist / и выдал длинный неточный перевод этой фразы / где теперь правду искать? ума не приложу.

Дарья Суховей

        Ностальгический мотив — один из основных в книге (важным для данной установки является текст «Карусели», наследующий методу группы «Орбита» и конкретно Сергею Тимофееву), но, в отличие от принятых образцов жанра, в поэзии Погоды напрочь отсутствует сентиментальность и истеричность. Взвешенность позиции сочетается с техникой коллажа, позволяющей автору поставить вопрос о личности в ситуации постисторизма:
        1999 / арка / молодой кореец читает Евангелие / второй пишет / «Бог есть любовь» // 2003 / в арке «Бог есть Любовь» балкон и ползунки / лето в ЦПКиО новые карусели и / старое колесо обозрения / почти на дороге фотографии с удавом / солнце отражается в умытой дороге в змеиной коже / я пью «Жигулёвское» горчит / считаю мелочь люблю удавов
        Отдельно стоит отметить полуиронический цикл «Говорит гугл», использующий маркеры комбинаторики и сетевой поэзии для отражения ситуации перенасыщенности информацией в современном мире. Протестным по отношению к обозначенной тенденции является текст «У», являющийся демократической версией опытов немецких и чешских конкретистов.

Денис Ларионов

        Татьяна Полетаева. Наши дни и наши имена: Стихотворения
        М., 2009. — 80 с.

        Сборник написанных за тридцать с лишним лет стихотворений московского поэта. Полетаева — участница легендарной группы «Московское время», вдова её неофициального лидера Александра Сопровского. Стихотворения Полетаевой кажутся безыскусными, однако в них явственна тонкая стилистическая задача: к примеру, связанная с вхождением в лирическое пространство народной песни — не архаической, а «новой», обыкновенно отождествляемой с городским романсом, но более тематически широкой. В отличие от крайне распространённых утрированных стилизаций этого фольклорного жанра, Полетаева лишь использует отдельные его мотивные и интонационные ряды в рамках «личного» лирического высказывания («Малина», «Страдания»). Подобным же образом Полетаева входит и в мир европейской баллады. Это не отменяет присутствия в этой книги и «просто» лирики, близкой к постакмеистической установке раннего «Московского времени» (впоследствии некоторыми её бывшими участниками — Алексеем Цветковым, отчасти Бахытом Кенжеевым — пересмотренной) на чёткость, выверенность, прозрачность.
        От пригородной электрички / С платформы по ступеням вниз, / И ослепляет с непривычки / Жемчужно-голубая высь, / И, постоянный обитатель / Дворов и каменных углов, / Стоит их суетный создатель / Средь громыхающих снегов...

        Вера Полозкова. Непоэмание
        / Предисл. Б. Кенжеева. — М.: Livebook, 2009. — 240 с.

        Переиздание книги известной молодой поэтессы (первое издание — СПб.: Геликон Плюс, 2008). Феномен Веры Полозковой, вызывающий диаметрально противоположные оценки, обыкновенно уводится из собственно поэтического поля в область социального, что оправдано лишь отчасти (формирование литературных репутаций — отнюдь не линейный процесс). Стоит подумать о собственно том запросе, на который отвечает Полозкова: феномен «сетевого поэтического мэйнстрима» во всех его проявлениях, от самых низовых до высоких (как стихи нескольких значимых авторов т.н. поколения «Дебют»), обладает некоторыми стилевыми и конструктивными особенностями, которые ждут ещё своего подробного описания (от специфического словообразования, пример которого обнаруживается в заглавии книги Полозковой и на многих его страницах, — до специфики поэтического субъекта и лирического сюжета). По всей вероятности, стихи Полозковой представляют собой инвариант подобного типа поэтического письма, что никак не связано с собственно оценкой этих текстов, но позволяет взглянуть на них без нездоровой эмоциональности.
        ... А то ведь ушла бы первой, а я б не выдержал, если так. / Уж лучше ты будешь светлый образ, а я мудак. / Таких же ведь нету, твой механизм мне непостижим. / А пока, говорит, ещё по одной покурим / И так тихонечко полежим.

Д.Д.

        Игорь Померанцев. КГБ и другие стихи
        М.: Новое литературное обозрение, 2010. — 128 с.

        Новая книга Игоря Померанцева делится на три самоценных раздела: первый и третий — эксперименты в жанре поэтической антиутопии (говоря условно, советского и западного склада), второй, символически озаглавленный «Укладка газопровода по дну моря», — некий метризованный опыт метафизики творчества. В «укладке газопровода по дну моря» прочитывается метафора андеграунда (у Померанцева — в его киевском изводе), но и программа освоения внутреннего материка, сознания, принимаемого автором за исходную точку. Пожалуй, никогда ещё драматический быт — и испытуемая этим бытом психология — русских семидесятников не были представлены в поэзии столь беспощадно-подробно. Всмотреться в этот мир гротескного реализма нелишне как новому поколению, так и зрелым читателям, имеющим привычку забывать своё прошлое.
        Мне нечего сказать о городе Львове. / В молодости я жил в казарме, / Которая называлась Львов.

Светлана Бунина

        Наталья Романова. Индюк
        СПб.: Группировка «Протез», 2009. — 112 с.

        Новую книгу петербургской поэтессы (р. 1958), последние годы работающей на грани дозволенного языка и за гранью дозволенной культуры, однако при этом с завидной регулярностью выигрывающей слэмы в Питере, отличают притчевость (реализованная и в предыдущей книге «ZAEBLO») и постоянная апелляция к искажённому языку социальных низов. Центральная тема книги — приставление чужой головы к телу — индюшачьему, свиному, собачьему, человеческому. Основным приёмом становится не столько изысканное своей нарочитостью обсценное словообразование, сколько остранение простейших слов за счёт искусственного переноса ударения и прочих словоискажений (вплоть до фразеологии — частое в книге сочетание «в жало», к примеру, обозначает одиночество в любом из действий — а не только во внутреннем потреблении разных веществ). Стихи написаны от лица человека вне возраста, вроде как вечного подростка, со злым и агрессивным антиромантическим взглядом на мир, в котором все моральные и культурные авторитеты и стереотипы переворачиваются с ног на голову.
        Главным продуктом питания Новгородцевой было сало. / Она уважала свИней из всего домашнего скОта. / Сало хавала шмАтами, водку бухая в жало. / А бухала она всё время, т.к. нигде не работала. / При этом жыла она не в деревне, а на Гражданке — / В грязном сером районе депрессивных хрущоб / В жало жила, практикуя одинокие пьянки / В однокомнатной хате, похожей на тесный гроб.

Дарья Суховей

        Русская поэзия. XXI век. Антология
        / Под ред. Г.Н. Красникова. — М.: Вече, 2010. — 464 с.

        Крайне идеологически ангажированная антология, чего составитель, Геннадий Красников, и не скрывает: «Это своего рода РУССКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ поэзии, а какими уж дорогами оно пойдёт, нам не дано предугадать, многое будет зависеть от личностей, от исторического места России в мире, и от того, какую судьбу выберет себе народ». Том является продолжением антологии «Русская поэзия. ХХ век» (сост. В.Костров, Г.Красников; М., 1999, 2001). Паноптикум советской (вне зависимости от времени написания текстов) поэзии не спасают от такового статуса, разумеется, значительные и достойные авторы, попавшие на эти страницы: от Владимира Бурича и Ольги Седаковой до Дениса Новикова, Виталия Пуханова, Андрея Родионова, Анны Русс и Анастасии Афанасьевой (присутствие последней, очевидно, объясняется полученной ею Русской премией), — список можно продолжить, но не принципиально. Парадоксальным образом, однако, том этот может быть ценен исследователю современной отечественной словесности как весьма удобный срез специфической субкультуры.
        ... И досада, и жалость, и зависть / Натирает на каждом шагу. / Оборачиваюсь. Огрызаюсь. / И забыть ничего не могу. (А.Русс)

Д.Д.

        Света Сдвиг. Много раз проснуться: Первая книга стихов
        М.: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2009. — 56 с. — (Серия «Поколение», вып. 29).

        Для субъекта Светы Сдвиг мир не ограничен границами государств: в книге много стихов о перемещениях — по Европе, «от Медведкова до Октябрьского поля» или же по социальным сетям — это, в принципе, не важно, так как само движение становится здесь синонимом жизни. Это стремительно обживаемый мир — поэтому и новые технологии, часто встречающиеся в этих стихах, и бренды разной степени известности непрерывно проходят проверку на способность быть свидетелями лирического переживания. Так и культурная среда, окружающая субъекта, молода и полна сил: русский рок, The Beatles — уже седая старина, а настоящая история только началась и творится буквально на глазах.
        я думаю вконтакте это новый комсомол / молодость мира не готовый к смерти / как гаутама не знающий болезни и не видевший старости / через соцсети мои друзья-спамеры продолжают приглашать / умерших одноклассников убитых приятелей / погибших подружек на концерты / отмечать их на фотографиях / и воздавать им прочие внутригрупповые похвалы

Кирилл Корчагин

        Есть разные приёмы, способы, фокусы, которые роднят поэзию с фотографией. Так как есть много общего — щелчок со вспышкой, высвечивающий мгновенное впечатление от увиденного (кажется, хайку-момент); пристальное разглядывание с перечислением изображённых объектов (кажется, новая искренность); документ (кажется, новый журнализм); искусство (всё, что не природа); химическая реакция (имеющая свою внутреннюю последовательность и структуру), наконец. То есть я не об образном (такого много), а о типологическом родстве. От этой мысли не отделаться при чтении книги стихов Светы Сдвиг, так как и в названии ход времени спаян в некоторое мгновение, и сами стихи гранятся на впечатления от мгновенной фиксации и пристального разглядывания, а также от ломографически-случайной информации и поляроидно-выцветшей истории. Плюс фото часто упоминается. От «цветной неправды» и нарисованной карандашами принцессы, с которой сравнивается изображение, — до возникающей новой — кажется, да, принципиально новой для поэзии — рамки между реальным и ирреальным. Например, приблизить-отодвинуть, там много чего ещё — столь же не вполне языкового/литературного, но оптического. Больше похоже на философему, чем на разговор о структуре поэзии, но попробуйте мне поверить, завершаю я свою мысль.
        угощать и делиться для этого плитка / разбита на шоколадные кварталы, а мы / на женские и мужские / тела в разных городах / как недописанное слово / видит тебя / целиком или как предложение.

Дарья Суховей

        Долгожданная для младшего поэтического поколения книга молодого поэта, недавно перебравшегося в Москву из Самары. Наследуя объективистской традиции, Сдвиг не останавливается на внеоценочном, безэмоциональном фиксировании реальности, а смешивает различные её пласты. Распространённая в молодой поэзии установка на демократичность не выливается в фиксирование расхожих ситуаций и разработке тривиальных сюжетов, а позволяет говорить от лица определённой общности. Избегая пафоса и опасных экспериментов над собой, герои Сдвиг (а некоторые тексты книги построены как минипьесы) стремятся к эксклюзивности собственных жизненных сценариев.
        таня немного старше нас и смерть к ней ближе / как кинозвезда она носит морщинки под гримом / волга разливается и заполняет лес / 320 Gb блендеры 500 Gb жёлтые пылесосы karcher / 1 Tb косточки тонут отражаются в небе танины ресницы / оставляют след с каплей самолёта

Денис Ларионов

        Ольга Седакова. Всё, и сразу: Книга стихотворений
        СПб.: Пушкинский фонд, 2009. — 132 с.

        Новая книга Ольги Седаковой представляет собой собрание стихотворений, написанных в разные годы — от 60-х до 2000-х и включает в себя «программные» тексты поэта. Кроме того, в качестве приложения в книгу включён перевод одного из стихотворений на разные языки. Седакова — мастер философской лирики, говорит о тишине, в которой «задуманы вещи», о том, как (и какие) имена даются тем самым вещам, о бытии человека, базовыми свойствами которого являются совесть, способность к состраданию, милосердию, любви — в широком смысле этого слова. Мир «дрожит» на острие/игле (образ, часто встречающийся в текстах) — на грани небытия, и выхватывается словом из тишины своей молниеносной жизни.
        Поэт есть тот, кто хочет то, что все / хотят хотеть. Как белка в колесе, / он крутит свой вообразимый рок. / Но слог его, высокий, как порог, / выводит с освещённого крыльца / в каком-то заполярье без конца, / где всё стрекочет с острия копья / кузнечиком в траве небытия. / И если мы туда скосим глаза, / то самый звук случаен, как слеза.

Анастасия Афанасьева

        Андрей Сен-Сеньков. Бог, страдающий астрофилией
        / Предисл. А.Цветкова-мл. — М.: Новое литературное обозрение, 2010. — 152 с. + CD. — (Новая поэзия)

        Один из наиболее смелых новаторов в новейшей русской поэзии Андрей Сен-Сеньков выпустил свою девятую книгу в серии «Новая поэзия», к которой можно по праву применить определение «престижная». Стихи и прозу Сен-Сенькова сравнивают с акупунктурой и УЗИ — ими автор занимался и занимается профессионально; нам же хотелось бы сравнить его поэзию с серьёзной игрой-моделированием из деталей разных конструкторов — эти детали сращиваются силой притяжения смыслов, и собранное уже не может распасться. В результате получаются как отдельные объекты, так и панорамы: важная особенность поэтики Сен-Сенькова — тяготение к письму циклами, и книгу завершает цикл «Созвездия: Астрофилия неизлечима», где 88 созвездий Северного полушария становятся в очередь для оживления-перекомпоновки. Воображаемые линии, соединяющие звёзды в двухмерном пространстве, обретают перпендикуляры в пространствах трёх- и четырёхмерном, протягиваются от звёзд до того, что живёт в предметах и существах, намеченных и выбранных глазом и интуицией поэта.
        птичья женщина / та что живёт / в домике настенных часов / сломалась безостановочно хрипит / хочу деток хочу птенцов я их никому не отдам я хорошая я ненастоящая кукушка

Лев Оборин

        Алексей Цветков-младший в предисловии постоянно предостерегает: «К архетипам не сводится!» (Это хорошо, когда у книг есть пространные и очень личные, неслучайные в этом смысле предисловия, где хоть что-то становится понятней — потому что современное искусство всё-таки нуждается во внутренних интерпретациях, контекстах, даже нет, в инсайдерской информации об интимных переживаниях эстетических событий со стороны тех, кто волею судьбы оказался к этим событиям ближе остальных реципиентов искусства.) Нужен ещё один (почти?)волшебник, чтоб сказать, что волшебник — волшебник. Однако говорящий волшебник говорит, что к архетипам не сводится, а волшебник — само архетип; значит, так рассуждать нельзя. Хорошо, начнём с другого конца: есть общее (понятно всем), частное (понятно некоторым), ультраиндивидуальное (понятно одному, или понятно внутри одного контекста) и произвольно поименованное (непонятно никому). Архетип может быть вроде как первыми тремя из четырёх, в зависимости от масштаба архетипа (в скобочках я поупрощала; в предисловии это зовётся «побочные реакции сознания»). Поэтика Андрея Сен-Сенькова доводит разворачивание этих реакций до макросистемы, потому что предел в такой логике невозможен.
        Магнитик с семьёй кенгуру, / с пластмассовой животной сетью / сумчатых мини-маркетов, / из которых / внимательно увольняются / австралийские продавцы

Дарья Суховей

        В новой книге Сен-Сенькова усилены мотивы тревожности: практически каждый текст представляет собой реализацию фаталистического концепта, как правило связанного с «травмой рождения» и последующими возрастными и личностными кризисами. Используя принятое в постмодернистской теории и практике понятие поверхности («...поверхность — это местоположение смысла: знаки остаются бессмысленными до тех пор, пока они не входят в поверхностную организацию» — Делёз и Гваттари), Сен-Сеньков в сущности преследует иную цель: он стремится к разработке цельной картины мира, включающей в себя многочисленные феномены, связанные не только с более или менее конвенциональными практиками смыслообразования, но и с разного рода маргинальными явлениями. Как уже было отмечено критикой (М. Ямпольский, И. Кукулин), для творческой практики Сен-Сенькова исключительно важна ситуация травматичности, открывающей возможность текстопорождения. Данная тенденция обнаруживает неожиданное сближение с поэзией и (в особенности) прозой Николая Кононова: многолетняя история перекличек между этими двумя авторами заслуживает серьёзного исследования.
        staruha mha — / проект романа сидорова / сольная опухоль ужаса / раковый саундтрек к / новорождённой раз в месяц лужице крови / записав альбом / он убил себя на подмосковной даче / на небе / у него не было alibi / прежде чем впустить / его там жестоко унижали / это похоже на 70-ые / на то / как заставляли проходить / гинекологический осмотр в аэропорту / покидающих страну эмигранток / даже старух

Денис Ларионов

        Серая лошадь. — Альманах поэзии. — Вып. 6.
        М.: Книжное обозрение, 2009. — 312 с.

        Поэтический альманах (есть, впрочем, и проза), главным редактором которого выступила Татьяна Зима (в редколлегии Александр Белых, Вячеслав Крыжановский, Евгений Обжаров, Максим Туула, Кира Фрегер). Ядро альманаха — владивостокские поэты (в качестве составителя предыдущих выпусков выступал Алексей Денисов). Вообще, несмотря на то, что здесь присутствуют (в основном в качестве объектов перевода) и западные авторы, альманах отчётливо обращён лицом на Восток, в том числе и по наполнению текстов. Здесь вообще очень много географии, топонимов:
        «Сам себе казался во Владивостоке / я таким же, как теперь иногда кажусь. // Пьяные сторожа, да чужие жёны... / сам себе казался такой же сторож» — Вячеслав Крыжановский; «бодлера голова сказала: сегодня ночью на хоккайдо / расцвёл чеснок и дикий лук — бежим / там в каждой луже / по голубой луне» — Татьяна Зима; «...В окошко / пялится солнце Манчжурии...» — Александр Белых; «Чаек на городских помойках / Больше, чем ворон. / Владивосток» — Андрей Дерябин; «когда в Триморье / обычно холодно и солнце в клешах / смакуя горе / смычки упомнили своих хороших» — Кира Фрегер; «я не смогу забыть тебя трансвааль / и корабль тихо ляжет щекой на дно / ржавое железо битое стекло / чахоточные волынки / вместе взаправду и насовсем» — Алексей Сидоров.
        Показательно и лично для меня привлекательно такое — географическое, чуть ли не насильственное за счёт слома пространственно-временных рамок расширение мира, драматически схлопнувшегося на наших глазах благодаря единому информационному пространству. В этом смысле некоторая экзотичность ландшафтов и имён играет на руку замыслу составителей, способствуя «остранению», отчуждению контекста, а значит — ощущению «царапающей» свежести, новизны восприятия.

Мария Галина

        По словам главного редактора альманаха Татьяны Зимы, материал собирался в течение трёх лет: выпуск содержит стихи почти всех значимых владивостокских авторов, прозу безвременно ушедшего блюзового музыканта Александра Дёмина, а также переводы, среди которых особенно хотелось бы выделить Бернда Игеля (пер. Александра Вялых), Питера Гринуэя (пер. Макса Немцова) и Ханса Лодейзена (пер. Светланы Захаровой). В целом владивостокских авторов 1970-х годов рождения отличает тяга к прозаизации и концептуализации стиха: особо отметим работу с культурными мифологемами (в диапазоне от Васудевы до Сида Баррета) Вилитария Филатова, абсурдистский эпос Лидии Чередеевой, опыты постконцептуалистской «тихой лирики» у Вячеслава Крыжановского и отчасти у Киры Фрегер (тексты последнего времени, появляющиеся в Живом Журнале этого автора, говорят о радикальной смене поэтики), междужанровый текст Павла Шугурова «Поэма «Тотальный блокнот», 2006 год», заставляющий вспомнить не только классические тексты Павла Улитина и Евгения Харитонова, но и «Архивную практику» Яны Токаревой. Из хорошо известных авторов совершенно неожиданен по сравнению с прежними публикациями Алексей Денисов и его трагические панк-песенки.
        а что до истины то истина проста / пока четыре лапы у кота / бежит мой кот как северный олень / но короток его полярный день / и холод к сердцу подступает / и кот ложится и дремает / а завтра новый кот и день (Алексей Денисов)
        скажи а белый виноград как будто дождь / мы будем трын-трава и лётчик нам помашет / вот осень за углом мы не свернём за угол / мы станем яблочко-мишень мы станем смерть / от пуль черносмородиновых / в сердце тесно / мы станем сотрясение небес лилово-голубое / скажи что дыма тень густа как пустота мы станем / расстрелянное молоко мы станем изумрудный мех / кузнечика и скоро зимовать (Татьяна Зима)

Денис Ларионов

        Серая лошадь. — Литературный альманах. — #7.
        Владивосток, 2009. — 246 с.

        В отличие от #6 «Серой лошади», представляющего «московский взгляд» на приморскую поэзию, #7 предлагает «взгляд из Владивостока». Эти номера были бы взаимодополнительны при определённой симметрии, однако если #6 предлагает взгляд на поэзию диаспоры, призывает искать общее в множестве различий, то составители #7 практически (за некоторыми тем более странными исключениями) отказались от публикации уехавших из Приморья авторов (среди которых — большинство лидеров местной поэзии, таких, как Алексей Денисов, Татьяна Зима, Вячеслав Крыжановский, Павел Шугуров). В результате сборник не может претендовать на антологичность (каковая, несмотря на альманашный статус, была присуща предыдущим выпускам «Серой лошади»). В выпуске также прозаический раздел и поэтические подборки гостей: Анны Глазовой, Николая Караева, Бориса Херсонского.
        Два воина с обеих сторон границы / Залюбовались цветущим кустом азалии. // Корейский пограничник спросил прикурить. / От запаха дыма, что увлёк ветерок, // В летних травах скрылся пятнистый олень. / Шорох похож на всплеск одинокий весла (Александр Белых)

Д.Д.

        Александр Скидан. Расторжение
        М.: Центр современной литературы, 2010. — 222 с. — (Академический проект «Русского Гулливера»).

        Компактное и наиболее полное на данный момент собрание стихотворений Скидана включает также и критические работы последних лет, что в сумме позволяет проследить эволюцию его поэтики и теоретических взглядов, начиная с книги «Delirium» и заканчивая циклом «Русский иврит» (до сего момента опубликованным только в периодике). Творчество Скидана, несмотря на стилистическую и тематическую замкнутость отдельных книг, отличается удивительной целостностью и единством метода. Стихотворение как бы монтируется из окружающего «культурного шума», куда на равных правах вплавляется индивидуальный опыт, подчас нераспознаваемый в общей полифонии, но придающий тексту значительную суггестивную силу. От ранних стихов к поздним меняется круг используемых источников (от Николева и Г. Иванова через Барта и Лакана до Беньямина и официальных документов новейшего времени), а форма эволюционирует в сторону большей свободы — от метрических опытов 80-х до центонной безрифменной гетерометрии нулевых.
        о если б знали дети вы / холод и мрак отца своего / порядковый номер на рукаве / матери не // а теперь библиотеку возьми / книги все и любовь / всё будет так как ты хотел / никто не вернётся назад

Кирилл Корчагин

        Александр Смир. Шуризмы и нехайкушки, а также глупышки из кубышки
        СПб.: Реноме, 2009. — 480 с., ил.

        Толстый том малых форм — в основном двустиший парадоксального и иронично-афористического содержания, более 2000 текстов. Читать подряд практически невозможно, ввиду самодостаточности каждого — контекст похожей темы рядом мешает; открывание в разных местах приносит вот что:
        Я думал о глубинной сути, / А в небе летели и крякали ути
        Холит меланхолию / Богемный бегемот
        Без баксов всуе / Буксую

        Возможно, на такой тип чтения книга и рассчитана.

Дарья Суховей

        Сергей Соколкин. Я жду вас потом: Книга стихотворений
        / Предисл. К. Анкудинова. — М.: Центр современной литературы, 2009. — 128 с. — (Русский Гулливер)
        Сергей Соколкин. Соколиная книга: Стихи, тексты песен, статьи о поэтах
        М.: Время, 2009. — 496 с. — (Поэтическая библиотека).
        Сергей Соколкин. Русские борзости, или И сказал мне дядя Ваня: Книга стихов последних месяцев
        М.: Новый ключ, 2009. — 80 с.

        Три практически одновременно вышедшие книги поэта-песенника, дипломанта премии ФСБ РФ. Наследуя представителям крайне правого крыла советской поэзии, Соколкин воссоздаёт катастрофическую картину фантазмов постсоветского «люмпена», чьи аксиологические ожидания не были реализованы в связи с цепью событий начала девяностых годов. В отличие от Василия Ломакина, для которого, как мне представляется, в какой-то мере актуальна внутренняя ситуация, близкая к вышеописанной, Соколкин вовсе не стремится с помощью трансгрессии выразить травмирующее влияние на сознание человека переломных эпох. Не близка ему и позиция Виталия Пуханова: там, где у Пуханова анализ культурных и политических явлений (в диапазоне от ленинградской Блокады и рецепции творчества Мандельштама до влияния сервиса You Tube на идентичность современного человека), у Соколкина — искренняя обида, гнев и резонёрство — т.е. то, что проходит по ведомству «человеческого документа».
        Страну украли. И потерян след. / До послезавтра доживём едва ли. / Гуляет доллар, как хмельной сосед. / При Сталине бы расстреляли. / Куда летим мы, позабыв азы / (всё нам «хип-хоп», / и всё нам «трали-вали») / забыв, что мы народ, / забыв язык?! / При Сталине бы расстреляли. / Кричу я, — Люди, мы ж не хуже всех! / Но тишина. И я опять в печали. / В печали я! / Унынье — это грех. / При Сталине бы расстреляли...

Денис Ларионов

        Сергей Соловьёв. В стороне: Избранные стихотворения
        / Предисл. А. Иличевского. — М.: Новое литературное обозрение, 2010. — 144 с. — (Поэзия русской диаспоры)

        Работая в своём излюбленном жанре большого стихотворения, текста, Сергей Соловьёв обживает новые и новые обороты/вращения языка, сплетения образа и оголённого смысла. В этой затягивающей реальности мифологизируются предмет и история, деревенская изба и библейский исход... Ждёте приключения от «Венеции»? Но образ «сестра» в одноимённом стихотворении заведёт не ближе, а у глагольных форм («Ждут») тоже обнаружатся свои окрестности. И если эта книга нуждается в метафизике чтения (выражение автора в одном из включённых в сборник эссе), то потому, что сама есть отрыв от плоскостного мышления, столь привычного сегодня, но — если находится, с чем сравнить, — всё-таки неимоверно убогого.
        Они бродят среди своих сновидений, / они едят свои сны. / Сны, где они перевёрнуты, как растенья: / маленькая босая голова — в земле, из которой шея / растёт, как дым, расходясь ногами / в небе. Они их щиплют, и сны вкусны...

Светлана Бунина

        Сергей Стратановский. Оживление бубна
        М.: Новое издательство, 2009. — 66 с. — (Новая серия)

        В новую книгу петербургского поэта (р. 1944) вошли поэтические переложения мифов народов России — разных этнических и языковых групп (кроме русского народа, хотя о нём — много, взаимодействие с ним — существенная часть жизни всех российских народов). Мифы и пересказы мифов упорядочены по географическому принципу — от карел к палеоазиатам. Поэт хочет «дать своё видение «континент-океана», называемого Россией». В центре книги — рассказ «Гора Сары-Тау» (по мотивам татарского эпоса «Идигей»), в нём описан конфликт между желанием искупить убийство и необходимостью убивать. Остальные тексты — поэтические; интересно в них то, что на сюжетном уровне главный персонаж, изначально герой не обязательно оказывается героем, он может быть и побеждён, и наказан, и обделён, и слаб. Он имеет право на негероические поступки, и никто его за это не накажет. Потому что, оказывается, сдаться или не принять вызов, но остаться внутренне честным, не замаравшим себя кровью или наваждением — ценнее, чем быть самым сильным. Приведём конец открывающего книгу стихотворения «Вяйнемёйнен и русский князь», где князь зовёт финского кудесника Вяйнемёйнена чарами наслать мор на враждебных русским татар:
        И ответил ему Вяйнемёйнен старый: / «Слово лечит, а не губит, / слово строит, а не рушит. / Словом я ковал железо, / словом я ладью построил, / Но убить не смеет слово / никого на целом свете / Я пойду к тебе на службу, русский князь, / Только воином обычным в твоё войско / Ибо сила моя тяжела мне стала / И хочу сойти я к смерти / к Туонелы водам чёрным». // «Жаль», — ответил ему русский князь.

Дарья Суховей

        Сергей Стратановский продолжает выяснять отношения с мифом («Кто Он там, мифом миф вышибающий...»). Новая книга варьирует сказания о богах и героях, бытующие в недрах национальных мифологий. Выбор малых народов России лишает поэзоисторию от Стратановского ложного пафоса, зато делает книгу замечательным внелитературным жестом — собиранием культуры во времени и пространстве. Что позволяет провести забавные параллели с фольклорными изысканиями романтиков: в обоих случаях весьма естественно вообразить Поэта в компании уходящих богов.
        Мы ладью снарядили / и по Идилю великому / Поплывём к морю тёплому... / Там, за морем и будем, / Словно рухлядь, влачить дни бессильные. / Всё на свете проходит, / И лишь мы остаёмся бессмертными / И завидуем смертным.

Светлана Бунина

        Стихотворения новой книги классика петербургской поэзии представляют собой своеобразный каталог мифологических сюжетов малых народов России (зырян, мордвы, чувашей, татар, якутов, нивхов и др.), подавленных восточнославянской культурной и властной гегемонией. Эта насильная ассимиляция представляется одной из самых значительных антропологических катастроф ушедшего тысячелетия — Стратановский пытается осмыслить её с позиции «побеждённых», выслушать, что «отменённые» боги и герои могут сказать о произошедшем. При этом оказывается, что малые народы России прочно вписаны в мировую культуру и историю, которая без них была бы значительно беднее. Ключом к этой тематике стала для поэта тема насилия, отразившаяся сначала в его гражданской лирике девяностых, а затем в сильно мифологизированном пространстве книги «Рядом с Чечнёй», которую можно расценивать как своеобразный пролог к настоящему сборнику.
        Дряхлый мордвин, дед без отчества, / говорящий о Боге, о том / Как, томясь в одиночестве, / Бог сотворил из слюны своей / Сатану, князя тьмы, / своего соработника в Творчестве. / А Христос уж потом / на земле появился с крестом, / Нищий, скорбный, / но это уже не исконная, / Не эрзянская вера.

Кирилл Корчагин

        «Оживление бубна» — это попытка прислушаться к забытой музыке предков, это своего рода вызов информационному обществу, которое оставило в пыльных сундуках своё тёмное прошлое, а прошлое вновь постучало странными и дикими песнями, загадками, легендами и героями. В использовании материала, взятого из фольклора, всегда есть опасность его окультурить, сгладить всё непонятное современному человеку, но заслуга Стратановского в том, что звук бубна не превратился в звук барабана или метронома.
        Там, за морем и будем / словно рухлядь влачит дни бессильные. / Всё на свете проходит, / и лишь мы остаёмся бессмертными / И завидуем смертным.

Сергей Пронин

        Ольга Сульчинская. Апрельский ангел: Стихи
        / Предисл. Б. Кенжеева. — М.: Арт Хаус медиа, 2010. — 112 с.

        Вторая книга московского поэта. Трагические интонации, очевидные в поэзии Ольги Сульчинской, сталкиваются с активным (авто)ироническим посылом, будто бы снимающим сам травматизм психологического материала, на деле же обнажающим его более глубокие слои. «Игровое», «несерьёзное» начало, столь важное для поэзии Сульчинской, — оборотная сторона самоощущения онтологической невозможности, катастрофичности самого пребывания в качестве субъекта; однако столь глубинная проблематика предъявляется в весьма «лёгких» (или сниженных), на первый взгляд, формах.
        Ни килька, ни масло, ни шпроты, / Ни сало, ни вялый салат. / Неважно ни кто ты, ни что ты / И был ли ты в чём виноват. // Но что-то толкает планету / Исправно скрипеть на оси / И мчаться в пространстве, хоть нету / Ни крыльев у ней, ни шасси...

Д.Д.

        Елена Сунцова. Голоса на воде
        / Предисл. А. Иличевского. — М.: Время, 2009. — 176 с. — (Поэтическая библиотека)

        Вторая книга стихов поэтессы (р. 1976), в истории поэтической поэтического проживания которой были и Урал (вначале Нижний Тагил, затем Екатеринбург), и Санкт-Петербург, и вот теперь Нью-Йорк. Я заостряюсь на географии переездов от того, что уральская литература дисциплинирует слог, петербургская что-то не то делает с дыханием, а Америка (или это тоже миф?) динамизирует бытие. Лиричность всё это время остаётся внутри, если она есть, то всё возможно, даже чудеса. В сплетении этого всего лучше получаются восьмистишия, которых в книге много, и они разные — есть свежие как впечатления, а есть — живые как цветы.
        Над беззащитными кошачьими ушами / не бояться одичать: / пирацетам, циннаризин, новопассит, / вдруг вспомнилось и пожаловалась: / — Книга: кость обложки, / мякоть сердца в ней, как в рёбрах, / кровь под кожей — / но отдельно от меня.

Дарья Суховей

        Новая книга некогда нижнетагильского, а теперь, видимо, нью-йоркского поэта разделена на две равные части по географическому признаку (США ~ Россия). Вместе с географией несколько меняется и поэтика: «американские» тексты стремятся к минимальности объёма и подчёркнутой классичности просодии. Конечно, эта тенденция была заметна и в «русских» стихах Сунцовой, но здесь она выступает в полную силу. Интересно, что Сунцовой вполне чужды традиционно связывамые с «уральской школой» брутальность, шероховатость, ориентация на тексты русского рока и т.п. В противовес поэт предлагает почти кристальную ясность письма, соотносимого, прежде всего, с постакмеизмом в его наиболее «лирическом» варианте.
        Упадёт за взглядом свет, / и река засеребрится, / не ищи, её там нет, / как луна, она боится // с ледяной горы бултых / в прорубь или мелководье, / омут там, где смотришь ты, / как вдоль берега уходит, // серой радугой гремя, / окунаясь в спящий воздух, / лодка, выронив меня, / как зерно, в тугую воду.

Кирилл Корчагин

        Поэзия Сунцовой тяготеет к минимализму: большая часть книги — чётко структурированные восьмистишия.
        Океан обнимет юг / лавой кружащихся рек — / ледяней гренландских рук / берег, слеп. // Одолень-волна цветёт / ото дна и пьёт траву, / то подталкивая плот, / то к нему.
        Игра отражений, слияние противоположностей, рефлекс образа в образе («По реке, как огромная рыба-кит, / баржа тенью ночной плывёт. / Ярко-белый огонь на носу горит. / Или тонет, наоборот»).

        Интересно, что практически все отрецензированные мной в этом номере «Воздуха» книги отличаются ярко выраженной агорафилией, острым ощущением пространства. Сунцова не исключение, в её текстах, как в «правильных» живописных полотнах, светотень и много воздуха. Завершает книгу сложная составная (я бы сказала — переливчатая) конструкция из семнадцати шестнадцатистрочных фрагментов под показательным названием «СТОРОНЫ СВЕТА, ТЕНЬ», сквозной образ дома здесь — как ось, вокруг которой вращается мир.

Мария Галина

        Книга состоит из двух частей «Где Америка» и «Где бег (Стихи, написанные в России)». «Американская» часть содержит, в основном, короткие стихи — это фиксация мгновенных впечатлений, промелькнувших эмоций. Сегодняшний, начала XXI века, импрессионизм. Взгляд пристален и безмятежен. Радость — не судорожная, не пронзительная, она — неотъемлемый атрибут лучащегося бытия.
        И волна ли или нам и / ветер врёт, напомни, / пели, верили, не знали, / плакали о ком ли. / По живому морем небу / догуляв счастливо, / так не берег ждёт ковчега, / голубя — олива.
        «Стихи, написанные в России» примерно о том же, но более драматичны, напряжены. Здесь важна не столько гармония между внутренним и внешним, сколько — поиск этой гармонии, обретение себя в мире и мира в себе.
        Какая может быть надежда — / на то, что так земля мала? / Мир продолжается, невежда, / за краем твоего стола. / Пусть голуби летят, и руки / бельё развешивают над / тобой, окутывают звуки / пускай, молчанию впопад.

Евгения Риц

        Мария Тиматкова. Настоящее имя
        М.: Воймега, 2009. — 76 с. — (Серия «Приближение»)

        На редкость органичная книга русско-американского поэта, в юности принадлежавшего к объединению «Алконост». Разделы — опространствленные времена года: Пало-Альто (зима), Москва (весна), Перемышль (лето), Калуга (осень). Первозданность переживаний, прямое лирическое высказывание вкупе с ритмикой текучести и взволнованной зыбкости. Вместо ностальгии — длящийся роман с юностью, вместо опыта разрушительных сопоставлений — собирание себя во времени.
        Держи меня, пока ещё держи, / На полусуществующем магните, / На штрих-пунктире в ноющем виске, / на волоске; / Осенний лист — на жёлтом черенке, / Воздушный шар — на тонкой нити.

Светлана Бунина

        Кари Унксова. Поэзия. Проза
        CПб.: Изд-во ДЕАН, 2009. — 528 с.

        Собрание сочинений одной из самых недооценённых фигур ленинградского андеграунда Кари Васильевны Унксовой (1941- 1983), участницы самиздатского и феминистского движения. По сути дела, это — первое доступное издание Унксовой (до этого была лишь книга: Избранное. Тель-Авив: Лира, 1985). Творчество Унксовой весьма разносторонне. Здесь и опыты в классическом роде (к примеру, венок сонетов «Рождение сонета»), абсурдистские сценки («Мистерия о Гамлете в одном акте»), опыты чистой поэтической медитации («луна луна луна луна луна лагуна о луна луна лагуна луна...») и т.д. Однако наиболее значимой частью её наследия представляются «словесные потоки», явственно наследующие хлебниковским поэмам (и параллельные некоторым текстам Леонида Аронзона), и тексты (в т.ч. очень яркие свободные стихи) на грани внутреннего монолога и философской лирической рефлексии. В книге также представлены прозаические опыты Унксовой. Том сопровождается большим и содержательным очерком её биографии и творчества, написанным Мариной Унксовой.
        Кличут чёрные вехи истыканы клювом дороги / Провели золотую черту неслиянные сны / Если ты / Начерпала войны и тревоги / Это значит / Горят за тобою мосты / Любо любо ах любо стоять на погосте / Что за стынь за покой за простор за ответ за беда / Возвращайся скорей, возвращайся-ка, милая осень / Золоти поскорей купола возвращайся сюда...

Д.Д.

        Алексей Цветков. Сказка на ночь
        М.: Новое издательство, 2009. — 196 с. — (Новая серия)

        Очередная книга живого классика отечественной словесности включает стихи позапрошлого года. Цветков остаётся верен себе, смешивая в равных пропорциях постапокалиптическое визионерство, напряжённую гражданственность и горькие воспоминания о советском прошлом, скреплённые благодаря удивительной плотности фактуры стиха. В новой книге заметно некоторое усиление «мемуарного» компонента, что иногда заставляет вспомнить Цветкова времён «Эдема» — поэт возвращается к теме советского быта, рассматривая её сквозь призму как социальных катастроф последних лет (грузинская кампания, Беслан), так и сюжетов эпической античности.
        но вот работник лома и метлы / отчаявшись терпеть и как бы в шутку / нам объявил сложив приборы в будку / что жизнь прошла что мы теперь мертвы // и стало жалко тратить пот и труд / и стало слышно в тихом плеске леты / как маленькие детские скелеты / в песочнице совочками скребут

Кирилл Корчагин

        Михаил Чевега. Лялин переулок
        М.: Вест-Консалтинг, 2009. — 37 с.

        Первый сборник Михаила Чевеги — имитация локального пространства, населённого персонажами, словно пришедшими с классических концептуальных полотен Кабакова. Незамысловатые раздумья современных уличных простаков (среди которых прогуливаются Чапаев и Верещагин вкупе со всепобеждающей Пэрис Хилтон) перемежаются пронзительными срывами в метафизику — слишком пронзительными, чтобы казаться правдой. Речь, скорее, о новом этапе в жизни приёма:
        перегоны, теплушки, оставленные места, / завязшая переправа, отощавшие кони... / жизнь прекрасна, как музыка Морриконе, / но быстра.

Светлана Бунина

        Антон Чёрный. Стихи
        М.: Изд-во «Э.РА», 2009. — 200 с.

        Первая (если не считать самиздатских сборников) книга вологодского поэта. В стихах Антона Чёрного можно обнаружить примеры различных лирических модусов; вероятно, самые значимые из них совмещают вполне подчёркнутую общекультурную стилизацию с глубинной метафизической иронией. В книге также представлены стихотворения в прозе и переводы с немецкого (из И. Х. Гюнтера, Г. Гейне, Г. Гейма, Г. Тракля, Г. Бенна, И. Голля), — внимание поэта к экспрессионистам, кажется, отчасти определяет его собственное письмо.
        Теперь я всю тебя познал: / Душа, я знаю, без греха твоя. / И цвет её — инея белизна. / Порхаю, похохатываю. // Теперь я овладел тобой: / Я воздуха ныне собственник. / Одно нам тело, сласть одна и боль. / Мы — что-то вроде родственников...

        Сергей Шелковый. Небесная механика: Книга стихотворений
        Киев: Радуга, 2009. — 158 с.

        Новая книга харьковского поэта включает стихи последних трёх лет. Столкновение культурно-мифологических и бытовых рядов порождает своеобразный барочный эклектизм, характерный для многих авторов Украины: вспоминается, к примеру, Александр Кабанов (чьи стихи, впрочем, существенно более концентрированы).
        ... Менделееву солнечный заяц, на темя / попадая, грозит обрушение квоты. / Пузырятся в таблице — лягушечье семя, / кислорода мальки и рыбёшки азота...

Д.Д.

        Наиля Ямакова. Держи в руках
        / Послесл. А.Кабанова. — СПб.: Геликон Плюс, 2009. — 144 с.

        Новый сборник стихов петербургской поэтессы (р. 1982) по составу циклов на 2/3 совпадает с выходившим в 2006 году сборником «Приручение»; разночтения, в основном, пунктуационные, у некоторых стихов поменялись названия, цикл «Приручение» представлен полнее, чем в предыдущем издании. Из нового здесь — небольшие циклы «Держи в руках» и «Женщины в хорошем настроении» (цикл верлибров), из незнакомого — завершающий книгу раздел «Стихи разных лет». Впрочем, незнакомое это — или не мыслящееся автором внутри какой-то более общей цельности, — ещё вопрос: так, из того же «Приручения» стихотворение «Белое всеми» выведено; оно попало в последний раздел под названием «Балтус». Таких композиционных загадок больше, чем ответов. Понятно лишь то, что единство стихов Наили Ямаковой — в постоянном самоопределении, самоидентификации человека с городом, возрастом, временем, людьми. Проблема эта решается — и стихи представляются гармоничными, когда личные, интимные переживания человека сплетаются с частной и индивидуальной в наше время гражданственностью (иная невозможна) и столь же личностным чувством истории.
        Мой бедный город над широкою рекой, / Блокадный, булочный, молочный, обувной, / мой лиговский, суворовский, литейный. / Тот диспансер в Песочной, парк в Удельной, / где нас нашли награда и беда. // Сенатская, покрытая позором, / Ты на Гороховую выйдешь под надзором, / Пойдёшь в Сибирь, ничейная жена — / И вот уже расстрелянный Исакий, / И вот уже железная руда.

Дарья Суховей

        Alma mater. Литературная студия Игоря Волгина «Луч». Поэты МГУ
        М.: Фонд Достоевского; Зебра Е, 2010. — 480 с.

        Том, посвящённый литературной студии МГУ «Луч», бессменно руководимой с 1968 г. по сей день Игорем Волгиным. Среди московских студий, в отличие от ленинградских, реально легендарными можно назвать немногие — волгинскую да ту, что вёл Кирилл Ковальджи. Успешность студии определяется не только и не столько её долгожительством (хотя и это выдающееся достижение), сколько тем рядом поэтов, которые происходят из неё. В этом смысле настоящая антология впечатляет. Среди старших авторов студии — Евгений Бунимович, Наталья Ванханен, Евгений Витковский, Сергей Гандлевский, Бахыт Кенжеев, Юрий Кублановский, Павел Нерлер, Татьяна Полетаева, Арсений Прохожий, Вадим Рабинович, Александр Сопровский, Алексей Цветков, Марк Шатуновский. В более младшем поколении — Дмитрий Быков, Владимир Вишневский, Елена Исаева, Инна Кабыш, Вера Павлова, Вадим Степанцов. В третьем (именно на три раздела — по поколениям — делится том) — Анна Аркатова, Мария Ватутина, Герман Власов, Леонид Каганов, Ольга Нечаева, Вера Полозкова, Алексей Рафиев, Ян Шенкман. Сложно это назвать плеядой, группой или спектром — это, скорее, важный для московский поэзии фактор влияния. Впрочем, одна знаменитая группа прочно связана со студией Волгина — это «Московское время» Сопровского, Полетаевой, Цветкова, Гандлевского, Кенжеева. Эта важнейшая для современной поэзии линия рождается именно в стенах волгинской студии; отсюда же проистекает и самиздатская продукция означенного круга. В сборник помещены не только стихотворные подборки, но и мемуарные фрагменты участников студии, не менее (а может, и более) значимые для истории новейшей литературы.
        ... Неряха, вундеркинд, гордец, / Исчадье книжной доблести и сплина, / Ты — сеятель причин и следствий жнец, / Но есть и на тебя причина. / Будь начеку, отчисленный студент. / Тебя, мой друг большеголовый, / Берёт на карандаш — я думал, мент, / А вышло — ангел участковый. (С. Гандлевский)

Д.Д.


  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service