Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2010, №1 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Статьи
Одинокая судьба велосипедов
Цикл Андрея Сен-Сенькова «Сломанные фотографии Джона Глэсси»

Анна Голубкова
Андрей Сен-Сеньков в основном пишет стихи циклами. Совсем отдельные стихотворения, по его собственному признанию, получаются у него довольно редко. Похоже, будто тема захватывает его и не отпускает до тех пор, пока о ней не будет сказано всё. Темы эти могут быть самыми разными - футбольные мячи, фильмы Хичкока, мишени, фотографии Родченко, чужие города, средневековые гравюры, контуры созвездий и многое-многое другое. Фактически стихотворение Сен-Сенькова является чем-то вроде эмоционального комментария к пережитому эстетическому впечатлению. Именно поэтому таким важным для поэта становится внешний повод написания стихотворения - фильмы, мелодии, картинки, фотографии... Андрей Сен-Сеньков умеет переводить в слова совершенно неуловимые оттенки восприятия - то, что, казалось бы, никак не поддаётся произнесению и вообще какой-либо формализации. И самое удивительное при этом, что повод написания, то, от чего поэт отталкивается, никуда не исчезает - и предмет, и связанные с ним эмоции продолжают жить в стихотворении и достаточно легко оттуда вычитываются.
        Одним из самых интересных циклов с этой точки зрения являются для меня «Сломанные фотографии Джона Глэсси». Только по названию и не догадаешься, что в цикле пойдёт речь о поломанных велосипедах, вернее, об их фотографиях, сделанных фотографом Джоном Глэсси. Словосочетание «сломанные фотографии» сразу же порождает визуальный образ разбитого стекла и разорванного изображения в чуть-чуть надломленной рамке. Такая фотография обычно становится знаком произошедшей житейской катастрофы - кто-то вдруг стал противен настолько, что его разбитый портрет отправляется на помойку, или же умер одинокий человек, и его личные вещи оказались никому не нужными - да это и неудивительно, ведь мало кому есть дело до изображений совершенно чужих людей. Впрочем, сразу же из самого цикла становится понятно, что речь идёт не о самих фотографиях, а об изображённых на них старых велосипедах. Название образовано по принципу метонимии, возможно, именно благодаря этому оно вбирает в себя все возможные смыслы, сразу же оставляя у читателя лёгкий привкус грусти и безнадёжности.
        Прямо из названия становится понятно, что в стихах пойдёт речь о смерти. И печальная судьба велосипедов становится, таким образом, у Сен-Сенькова метафорой хрупкого человеческого бытия. Мне кажется, что и для фотографа, и для поэта выбор именно велосипедов в качестве художественного объекта далеко не случаен. Велосипед - верный друг человека, за время эксплуатации перенимающий многие черты своего хозяина. У велосипедов есть какая-то индивидуальность, и умирают они тоже каждый по-своему, необыкновенно трогательно в своей стоической верности судьбе и бывшему хозяину. Этих несчастных и прекрасных инвалидов - почти таких же, как на фотографиях Джона Глэсси, - можно почти на каждом шагу встретить во Флоренции, и если подобная встреча происходит уже после прочтения цикла Андрея Сен-Сенькова, то невольно начинаешь видеть в них особые почти одушевлённые существа. Поэтические игры с одушевлением предмета, переносом на него собственных человеческих качеств - очень давняя традиция, восходит она, скорее всего, к фетишизму первобытных верований. Этой архаики довольно много в стихах Есенина и особенно Клюева, сравнивать которые со стихами Сен-Сенькова не приходится - разве что, пожалуй, кое-какие из его стихотворений достигают иногда поистине есенинской пронзительности.
        Стихотворение Сен-Сенькова состоит как бы из двух частей: первая - это фотография велосипеда, вторая - поэтический комментарий к фотографии. Общее единство подчёркивается заменяющими заголовок тремя звёздочками, которые задают жёсткие границы отдельного текста. В некотором роде фотография Джона Глэсси в данном контексте - это визуальная цитата или же нечто вроде эпиграфа к стихотворению. Всего в цикле их восемь штук. Самое первое отсылает читателя к книге Александра Волкова «Волшебник Изумрудного города», которая, кстати, является своеобразной интерпретацией книги американского писателя Л. Ф. Баума «Удивительный волшебник из Страны Оз». Джон Глэсси тоже, между прочим, американец. В оригинале этот цикл фотографий называется Bicycles Locked to Poles, то есть фотограф делает акцент на прикованности, а не на поломке. С первых же строчек возникает интересная параллель между переводом с английского на русский и с визуального на поэтический. У велосипеда на первой фотографии деформировано переднее колесо, кроме того, он пристёгнут к столбу специальной цепью, поэтому первые три строчки расшифровываются достаточно легко: «изумрудный велосипед феи убивающего домика / уже больше никуда не поедет / останется в зелёном городе». Для понимания трёх следующих надо внимательно посмотреть на фотографию: «будет притворяться / разбитым растением очков / с двумя близорукими листьями», - и тогда окажется, что велосипед отчасти напоминает круглые очки, а два близоруких листа - это, конечно же, два неуверенно моргающих глаза, внезапно оставшихся без своей стеклянной защиты.
        Второе стихотворение, судя по всему, навеяно мощной цепью, пристёгивающей к решётке раму без седла и вывернутое, почти плоское колесо: «велосипед до неузнаваемости: / смягчают режим заключения / он становится совсем мягким / спортивным / до потери сознания в соревновании между ног». В последней строчке, пожалуй, можно увидеть определённый эротический подтекст. И тут же мы вспоминаем все те фильмы, в которых женщины садятся на велосипеды. Например, «Амаркорд» Феллини, где эта тема вообще вынесена в отдельный визуальный лейтмотив. На третьей фотографии от велосипеда остались только рама и заднее колесо, вот почему, наверное, всё стихотворение как бы настроено на громкие пустые хлопки: «обездвиженный цепью: / пристёгнутый звук / выгодно подлых / звеньев холостых патронов». Звук оказывается пристёгнутым, холостые патроны соотносятся с поломанным и разобранным велосипедом, в котором, собственно, довольно-таки сложно узнать то, на чём привык ездить человек. Четвёртое стихотворение, наименее, пожалуй, тесно связанное с фотографией, в очередной раз отсылает читателя к его собственному опыту: «наши детства заканчиваются / когда у трёхколёсных щенков / купируют хвосты / превращая / в дорогих породистых инвалидов». На фотографии - редкий случай - изображён целый велосипед, у которого сохранились и седло, и даже педали, но зато жестоко вывернуты и перекручены колёса. Примерно так же, подсказывает Сен-Сеньков, ломает маленького человека его взрослая жизнь...
        На следующем стихотворении очень хорошо видна неразрывная связь визуального и словесного рядов - фотография не просто является полноценной частью стихотворения, а находится в диалоге с его текстовой частью, между ними идёт постоянный обмен смыслами. В этом стихотворении можно выделить три сегмента - зачин («на небе / до появления тут»), смысловой центр («хотел быть серебряным самолётиком / летать туда-сюда / чуть-чуть бомбить плохих человеков») и концовка («несправедливо неторопливо умирает / велосипедом»). Точкой, в которой стихотворение оживает, становится строка «хотел быть серебряным самолётиком». Именно эта строчка наиболее тесно связана с фотографией, ведь рама велосипеда действительно напоминает серебряный самолётик. Три части описывают весь цикл человеческой жизни - детство как своего рода до-бытие, юность/зрелость с их планами и надеждами, старость и утрата иллюзий. В стихотворении нет ни одного случайного слова, всё взаимосвязано. И эта гармоничность конструкции, её тонкость и воздушность помогают преодолеть общую минорность, намекая, что мир, несмотря ни на что, всё-таки прекрасен.
        У велосипеда со следующей фотографии отсутствует заднее колесо. И странным образом эта картинка рифмуется с первыми четырьмя строчками: «в фильме про титаник / дым идёт из всех четырёх труб / у настоящего корабля / четвёртая труба была декоративной». Возможно, по обратному принципу, потому что у корабля есть одна «ненужная» труба, а у велосипеда отсутствует одно «нужное» колесо. Эта интерпретация отчасти подтверждается тем, что следующие три строчки точно так же переворачивают привычный опыт: «как кожаные могилки ссадин / для / бога всех падающих с велосипеда». Здесь ссадина - не ущерб, не повреждение, а некая отдельная сущность, которая находит свой конец - то есть заживает и зарастает - в «кожаной могилке», - сквозной для Сен-Сенькова мотив, в связи с другим «фотографическим» стихотворением - «Царапина около Ромео. Zoom 1:12» - подробно разобранный Михаилом Ямпольским.
        Седьмое стихотворение описывает бесчеловечность спортивных соревнований, считающихся, по странному парадоксу, ещё со времён античности одним из наивысших достижений человеческого духа. И снова велосипед почти прямо соотносится с человеком: «не хочу / и тебе не надо сынок: / попасть в вену чемпионской гонки». Третья строчка намекает на некое антигуманное очарование спорта: «попасть в вену» - это и подсесть на физические нагрузки, и намёк на употребление допинга, да и просто - образ увиденной сверху спортивной (особенно велосипедной) трассы, которая действительно чем-то напоминает вену. Завершение стихотворения: «условно выжившим / после стометровки спортивной скотобойни / почувствовав / антисанитарное счастье», - показывает, как человеческое, гуманное проявляется в противостоянии принятым нормам и социальным стереотипам. Именно поэтому, вероятно, скотобойня у Сен-Сенькова «спортивная», а счастье «антисанитарное». Завершающее стихотворение, как мне кажется, всё-таки призвано развести мир людей и мир велосипедов - вроде бы поэт совершенно уже убедил читателя, что велосипеды - это почти люди, но всё-таки в конечном итоге оказывается, что мир людей гораздо страшнее и бесчеловечнее, чем мир велосипедов: «minimal techno: / как выглядело бы / в мире велосипедов / убийство кеннеди? - / - дрессировано музыкальным маслом нескольких промахнувшихся пистолетиков».
        С первого взгляда или с одного прочтения довольно сложно определить, где именно в поэтике Сен-Сенькова находится автор. За редчайшими исключениями в его стихах нет «я», они написаны как бы от лица некой абсолютной силы, созерцающей вещи и явления. О внешних обстоятельствах жизни автора мы из этих текстов не можем узнать ничего, зато они очень подробно и с удивительной откровенностью описывают его внутреннюю жизнь. Мы знаем, какие книги читает поэт Андрей Сен-Сеньков, какую музыку слушает, какие фильмы смотрит. Но самый поразительный момент обнажённости присутствует в том, что поэт демонстрирует самое тайное: механизм преобразования в слово других - визуальных, звуковых - впечатлений. Несмотря на то, что автор находится на определённом расстоянии от своего стихотворения, опыт, к которому оно отсылает, является исключительно индивидуальным.
        Михаил Ямпольский, разбирая стихотворение Сен-Сенькова, много говорит о боли и насилии, в том числе и о фотографии, которая «всегда уже - насилие над реальностью, всегда уже искажение». Если применить это определение к циклу «Сломанные фотографии Джона Глэсси», то получится двойное или даже тройное насилие - над ни в чём не повинным предметом, над реальностью, включающей в себя этот предмет, и над фотографическим изображением этой реальности - ведь словесная интерпретация изображения есть своевольное приписывание ему единственного смысла из множества возможных. Мне бы, однако, хотелось предложить немного другую версию происходящего в стихах Андрея Сен-Сенькова. В конце концов, что такое реальность/бытие как не насилие над чистым и прекрасным небытием? И разве не об изначальной боли существования, которая передаётся даже предметам, пишет поэт в каждом своём стихотворении? Возможно, именно поэтому в кожаной могилке умирает ссадина - то есть пустота снова становится плотью, небытие возвращается к страданиям бытия. Но это, конечно, всего лишь одно из возможных объяснений...
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Герои публикации:

Персоналии:

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service