Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2009, №3-4 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Русская поэтическая регионалистика
Молодые поэты Санкт-Петербурга
Пётр Разумов, Андрей Сидоркин, Евгений Арабкин, Тарас Ткаченко, Тимофей Усиков, Никита Сафонов, Антон Равик, Никита Миронов, Алексей Афонин

Пётр Разумов

* * *

Ему наследую
Дервишу русскому с камушком вместо хлеба
Борода его колет младенческий лоб
Вот фотография — я слева

Разделяют года, таблицы и списки
Ненависть, злоба и боль
Где плеть и ошейник, там сладость —
Эти понятия бли́зки

Глаза его — мутные стёкла со слезой карамельной
Он смотрит как лупа сквозь дерево — прошлое метит

Содрал бы с живого кожу, и кости бы в раке жемчужной сварил
Подумаешь: как недостойно, как просто его любил


* * *

С классом поехали в Новгород
Днём прогулки, вечером — пьянки
Ронял сигарету раз пять
Всё в сплошном беспорядке
Попросил в ларьке продавщицу:
Дайте «Тройку»
Продавщица суёт алюминиевую банку —
Водка с кониками
К девчонкам с утра захожу:
— Уходи, уходи
А другая подбадривает:
— Заходи, заходи
Смеюсь и не знаю как поступить
Тут открывается дверь
И Олежка начинает в неё курить
Дует, глаза шарами
Все за животики —
То ли молиться Раме
То ли крестом осенить это дымное тело
Слышу, за окнами
Птица дневная на ветку села


* * *

Я знаю всё, спроси о чём угодно
Ответ — загадка из загадок
Поэзия что слон холодный
Его на пудре отпечаток

Всех леденцов не съесть
И вера — злая мука
Когда поёт скворец и ирис нежен
В отеле дорогом разлука

Здесь вроде не был
Никогда — большое слово
Я знаю всё, спроси
Ответ — в шикарном бутике обнова

Не верь словам, не верь своим сомненьям
Все мысли — в запертой воде
Они похожи на растенья
И слово страшное — нигде


Андрей Сидоркин

* * *

стук беспредметных касаний
шарики сплюснутый шар
кукол бегом побросали
следом родитель бежал
самый чужой колоссальный
скрылись толпой в кабинет
тусклая цепь угасаний
там его меньше чем нет
берег слоёного теста
выставил шаткую гниль
принадлежащее быстро гниёт
полный рот гусениц
чтобы ползти
чемоданчики наши пристроить
в резервации мягкости
много играть
будем много играть
на ослепших поверхностях
связки бессонных кроватей
чуть задевают торшер
много играть
мысленный люфт водосвятий
много играть ваше множество
и гаражей


ЭР2

когда из сумерек распустится глазами
электромеханический волчок
мы будем требовать потом пытаться сами
вложить билет в сигнальный кулачок
с платформой чокнувшись мучительно и хлёстко
на берцах клацнул ангельский зажим
в тайгу завёрнуты как гамбургские клёцки
в похлёбку герцога мы плачем и бежим
к восторгам тамбура где запонкой холеры
друг к другу пристегнёмся ложный след
застрял в пантографе как веточка омелы
в прокомпостированном божестве

ложбинка в бархате сиреневый диспетчер
неосторожный выронил портфель
давайте в карты пятипалый глетчер
сползает в хель


ожидание

сочленённые танцем
увязшие один в другом
не прекращающие исчезать
умирают друг другу вслед
полночь заряжена клюквой
горечь полынных вод
проступает отчётливей
в смазке шарниров
как если бы только здесь
и никак не избавиться
столько всего

маскарадная почва мерцание серных пластов

она уже в бухте


Евгений Арабкин

* * *

Ночь которая ночь которая сразу за вечером
По таким картам никуда не добраться
Насчитал три полости
Получается остаюсь
Насчитал остаюсь
Глаза блестят хуже снега под фонарём
Насчитался
Утром от такой тишины болят уши
Все три заполнил одним и тем же
Пока идёшь молодеешь на ощупь
Чернеешь вниз

Вечером между сугробов
              тебе говорят
                   здравствуй
Повторяют
     здравствуй посох
Повторяют
     где твой странник


* * *

за воздухом сладким сиреневым вынырнул
когда моря текут вдоха надолго хватает
чайка с тобой говорит дельфин елозит на месте
здесь остановка сердец здесь можно срезать
набраться наглости тяжести нутряной
флягой натянутой на коньяк в колокол ударить
ноги здесь сами идут руки ничего не забыли


* * *

Он ему говорит
Из книг будут делать деревья
Попомни

А он ему отвечает
Каждой книги беру по два экземпляра
Потому что
С первого раза
Понять ничего невозможно

Он ему говорит
Все ветви заселят живыми
Так дальше от мёртвых

А он ему отвечает
Каждую смерть про себя повторяю иначе
Потому что
Очень боюсь совпадений
И деревенею всегда
На последней странице


Тарас Ткаченко

Дубовая роза

Дубовая роза на белом снегу
на полукруглой сцене сквера
скверного сквера
где урны с сигаретным прахом рядами
Клаксоны шарахают на бегу
прочь от моей руки
и брысь от бриза на котором ввысь планируют
как залпы скатов плиты соли
балконы и трубы го́рода
глазировать горькой слюдой
Эсминец с глазами особиста
и локтем на парапете курит
изрытую тень отлива
Здесь утром пекинесы
барахтались на резиновом взводе 
хватали иней треугольником губы
в два бедных сантиметра наста
ныряли как после бани
наст изнутри взорвав
бодали щиколотки фонарей
и влекли обручённых хозяев
мимо меня и далее
к дубам поджавшим ногу
Процентщица-зима за летние деньки
обобрала их донага
в грошовой коре стоймя схоронила
зелень выгодно вложила
в подкаблучный перегной
Не наскребётся на венок
чтоб помянуть как тут ещё недавно
Какое небо на гастролях в августе
как на закате ветер с солнцем спорил
уступая и проникаясь
солнечной точкой зрения
и как топили по-звёздному маяк
у звучных сходней бородатого мола
Да алые паруса казались мне тогда вопросом
времени
Избыточного чтоб просто жить но в недостаче
для пере- или до-
или чтобы теперь смягчились три листа
три шестерни три орденские фразы на конце
суставчатого жезлика который
я подобрал под разорённым корнем
разобранного парка и назвал
уже потом в бездельном свете чая
Дубовой розой.


* * *

Дело к вечеру, солнце настежь.
Недоумленный народ
по золотой фольге белой тростью ведёт
отрицает, скользит, бычится
с достоинством падает
Мороз схватил меня за кончики пальцев
за ногти в тонких перчатках
и выламывает
Лазурь пытают медленные иглы
Драконы рады в реактивной вышине
где немой гром и можно на лету ловить птиц
просто открытой пастью
Они улетают в сторону Комарова
на недельку
Я остаюсь и крепко вглядываюсь
в соболиные хвосты на шапке девушки
с подкованными ножками
и без мыслей в голове
Хорошо без мыслей в голове
(По-настоящему-то разболятся дома, в тепле)
Горячая вода, чистая агония
«Византийские диалоги» на углу раковины
в тёмных брызгах, но не утираются
и смирно ждут
четвёртый день ждут
немного ласки вдоль корешка
Упорные. Для них немыслимо
без мыслей в голове.


Она ужасно боялась насилия

Она ужасно боялась насилия
Не того о котором вы подумали о нет
Между ног у неё располагался салон
куда были вхожи интересные личности
высшее общество как в старые добрые деньки либертинажа
хотя сама-то она считала себя девушкой Серебряного века
не Золотого то есть надеялась на содержание
не рассчитывая на него
Иногда она пускала в себя погреться
разных прочих так из жалости или чтобы расширить
узковатый да и скуповатый круг в котором вращалась
теряя обороты как увядающий волчок
волчонок
Один зоркий фотограф назвал её блядью
и ей пришлось жить с этим неловким определением
как с небольшим печальным домовым
С фотографом она переспала тогда же
Видимо он тоже был интересной личностью
Один я знал что всё это неправда
и не вытирал о неё ног за что и был в конце концов
отлучён от единственной истинной церкви
Магдалены смущённой и необращённой
Она хотела быть смешливой тянулась каждым хрящиком в объятиях
и ужасно боялась насилия
двойного зверя там глубоко на улицах вовне и у себя
в раздёрганной точке темени иногда довольно ощутимой
Это было в руках это было в плечах
в колодезном спокойствии квартиры
где иголки и лезвия прятались с глаз долой
под спуд неприкасаемых амулетов
Один я знал что всё это...
но нож для обороны от того же страха
тугую и хищную финку
оставлял дома чтобы наверное проснуться в гостях
У меня такое доброе и белое горло видите ли
говорят я улыбаюсь во сне и вы можете себе представить
что если резать свиней всех свиней
то надо начинать с невиновных


Тимофей Усиков

* * *

нет никого расслабленнее рядом поэтому
послушай как в саду стучит груша
воспевая вакханалии старые по-новому
где особняк и «откуда столько мусора?»

действительно откуда столько мусора?
в саду упавшего буша с велосипеда как
нам приятно на травку на зелёный газон
моя героиня сидя на камне на фоне

в стойле хранит полуразрушенную лошадь
так вот смеяться и я её обнимаю за талию
за шею за грудь и за поэзию и нет никого
расслабленнее... рядом, поэтому — послушай


* * *

вы когда-нибудь думали об эскалаторе?
как мы спасаемся твёрдостью под ногами?
как разрушенные представления
— здравствуй папа —
— здравствуй мама —
собираются твёрдостью вещества
веществованием нашим
как в круглом глобусе шариком
в круглом отзвуке шагов несообразности нашей вашей океана
собирается неопределённость
а шарик-то тёплый-тёплый комочек лохматый запляшет
заварит кашу
и будет она вкусной-вкусной

ворожея медленного спуска


petra lindholm

я могла бы купить книжку с чёрно-белыми картинками, заполнить ими весь дом,
жечь камин уютно, пока вокруг всё вверх дном...
моё женское одиночество, моя женская обесточенность.
прохладный стокгольм

и распылённое сетью сознанье.
книг у меня нет, только видео из 2000-х и небольшая квартира,
где я, как скарлетт йохансон, как цветок перед окном, в трусиках, в майке,
могу слушать построк, смотреть, как ложатся тени.


Никита Сафонов

* * *

действие, происходящее в доме: темнота
становится похожей на резкий откос, с которого валятся
в призрачный дёготь тонкие нити слов, не сказанных никем
из пяти человек текста (становясь определённой преградой на пути)
каждые несколько минут вдалеке от дороги слышится гул
(который, в свою очередь, трансформируется в так называемый "хор")
это заканчивается смена каких-то рабочих, и они покидают церковь

.

ярослав дышит
лёжа на полу, я подбираю чай
календари смехотворно пустеют, и кажется
нет продолжения — только это истинное
сжатие воздуха, когда выпускается тёплый пар
из древнего сна, воспаряющего к свече
над которой никто не сидит — видимо, так и должно быть

ярослав дышит
за окном говорят: завтра туман

..

сложные преобразования свободы
длинные дороги

однажды

.

небесное, задняя часть цирка, там
постоянно слышно
куда же сворачивает, колесо цепляется

живые, наконец-то живые
да заполонённые древесной сыростью

вот номера телефонов, которые не вызвонить
да и просто
да и непросто найти

а есть зачем

..

куда-то уходят
все

и видимо, давно

эти деревья

.

вода из которой крыш
проливная вязь обустроенная меж бёдер

или мысли куда скорее
чем в этот дождь, мокнуть, падая

мог бы сказать сначала, а так
получается словно время молчком
подворачивает ступню, остановка
вот она — выходит

а кто, а кто именно
не ответить

стоя без обуви на террасе
как раньше
свет такой тонкий


* * *

теперь здесь
сколько уже, или

жили
догорали костры

 


молодой лейтенант кашляет
[проходите]

словно какой-то выступ
широкие мазки
наращивание, цветы растут за окном


теперь полетели

 

здесь

где же где же
такое лето


теперь дымом
пахнет


и рожью


Антон Равик

* * *

была
слобода-отара
светили
фары

корь
на краю деревни
у черни

пепел
пошёл
как вал
от залива

вылился
и пропал
всем
на диво


* * *

Лепнины
грозовой рубец
как клёцки
с падали червивой
прибрали
твари
наконец
души
его
мерцающей
оливы
напялив
на гортань
чепец
белёсый
потрох
пустоты
ревнивой


* * *

под
отчёт
кубатура
тел
по
сидению
автомобиля
голой
пяткой
пройтись
хотел
киль
обочин
терновник
пыли

на гамак
ранец
плед
весны,
купол —
в камень
в состав
небесный —
выволакивал
из
кормы
отраженья
места

кран
подъёмный
заныв
в глазу
в небо
вынес
лист
из-за
бочек
выволакивая
бирюзу
переваривающей
тело
ночи

склад
литот
так осенний
день
смерть
полюбившаяся
изъяну
пятый карл
мраморный пот
пол
ватикана


Никита Миронов

* * *

переливается через край, и за ограду, как колобок
в улыбке клубок ниток, поди раскатай
вот и раскатал, вот и понадеялся
что день продлится дольше, чем неделя
раскатал губу раскатал нервы это первые сто тысяч километров,
пройденные пешком

брат свернулся кольцом
вокруг мизинца
враг свернулся папиным молоком


* * *

добавить в резюме:

купалась в финансовом заливе
заливалась не смехом по дурости а нефтью
взвалила на себя телефонные звонки
звонкие купюры

проводят интернет широкополый как шляпа
школа, значит, их либе
пошла, значит, за хлебом, купила аляповатый
купальник, чтобы в следующий раз купаться в финляндском
ингерманландском сиамском уфимском


* * *

и комендантский час
и рассвет после стоунволлских бунтов
ты снимаешь столетние бинты
ты
нить, связующая комендантский час
и рассвет после
стоунволлских бунтов


Алексей Афонин

* * *

Время холода. В утро проходишь молча,
в светлый пустой кабинет.
Ветер синий, и счастье дурное, волчье
зажигает над Финским огни,

обрывая чернику туч.
И дюралевым соком холодным
наливаются вен гудящие шланги
и свистят на ветру, на мосту.

Керосинный лес и пронзительной влажности корни.
Откровение — точка полёта — отрыв —
в прошлое. Под хвою́, под пивные крышки, искания —
в глубь глаз, в эмбриональное сердце земли.

О картонных рыцарях правда и небылицы
в просветлённо масляной тьме луж
отражаются. Будешь, как жужелица,
трещать в лесу доспехами панцирей, смешной жук.

Успокойся и нюхай. Оно окажется
кислое, голубовато-белый прожектор
вектором в пустоту, и жжётся
вольфрамовой нитью времён: молот и Тор, мотор.

А за обрывом стена из стекла горбом
тёмным литым шипит, не дремлет никак.
Корабли и пространство как рупор, раковина, гудок, озноб.
Горизонт впечатывается в песок.

Чувство моста — приподнятое и продетое
насквозь ветром, как суровой ниткой игла.
Камертоны детства:
сосны, котельная, космическая звезда.


(себе)

Да нет, не ненависть, какое презрение, что ты,
просто зависть.

Но будь проще. Видишь, колеблется черёмухи локтевая завязь,
локтевой сгиб.

Да ветер накрапывает, в бездонные чашки форточек завернувшись.

Будешь ещё пустым, будто песок,
и нет вокруг никого, только банка жестяная, целое озеро.

И будешь и лёгок и чист,
как каменный леденец.

И по мальтийской компьютерной клавиатуре пройдёшь, не притронувшись.

(Типографские острые шпили,
и ветер шуршит пакетом.)

И где слова замёрзшим пасмурным молоком
крошатся в электронном дыхании,

поблёскивают

между сном и растушёвкой, пятое измерение.

Вот там, в растянутом свитере, в вороха бумаг.

Где ты — скорее пристальная тонкость
от дождевого неподвижного сиянья,

незнакомый.

(Пойманный момент
в выключенном теле монитора.)

И будешь ещё чуть солоноватую музыку
кумранских свитков древних 80-х годов
проходить

по вечеру,

как голубь, фотография, ничей.

(Ветер шуршит пакетом.)

Отложив на край стола
глухо звякнувшие стихи, тяжёлые, как плоскогубцы.


(дежа вю)

созерцая кузнечика у ручья,
прихожу к неутешительному, в общем-то, выводу:

кажется, всё это уже было.

так что совершенно непонятно, с кем сражаться,
с чего париться, на что глазеть:
выпалывайте ростки дихотомий, похожих на розы,
мироздание — одна большая ничья.

но ведь вкусное! перебирать

всё, что есть у меня: нефритовые лягушки
сухие стебли травы, лисьи хвосты
папоротник и осокорь
мускулы росомахи
запахи соли, японских водорослей
сталь травлёная — всплеск хамона
птичий профиль
валашские брови
серебряные фейерверки, бродячая собака
круассанов французские крошки, очень
много дыма, табачные разные невыносимости —

как камешки разные в круглой коробке.

пуговицы слов под языками,
облатки на языке, а на них — леденцы
тысячелетий.

и много, много сухого марсианского льда

в зрачках, и улыбаться неотвратимо, почти что — необратимо:
у меня в карманах — весь голый свет и полынная чёрная вода,
мне не надобно вашего лирического мэйнстрима.


  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service